- Думаю, можно начинать церемонию… пусть и не так, как мне хотелось бы. Пора заканчивать этот проклятый богами вечер...
Вместе с отцом, я поднялась на небольшую площадку, где обычно Тиер зачитывал речи для собравшихся, открывая празднество и оканчивая его, призывая собравшихся гостей расходится. Мать осталась стоять около ступеней, ведущих к нам на помост, собрав возле себя подруг, о чем-то общаясь с ними и порой переводя взгляд на меня, кажется, мой подвиг подверг их в смятение, но вот в глазах матери я видела исключительно гордость, что не могло не радовать меня, придав уверенности. Я старалась казаться как можно более спокойной и статной, не показывать эмоций, следуя правилам, которым Сессиль учила меня всю жизнь. Но на самом деле, я не видела смысла в таком поведении, ведь именно сейчас, был мой триумф, так почему я не могу открыто радоваться и восторгаться этому? Или наоборот, когда мне было страшно, неприятно или злостно, я тоже не имела права выразить недовольство, вынужденная терпеть то, что мне не нравилось. Видимо, здесь был какой-то секрет, который я не знала. Впрочем, подобное поведение всегда радовало мать, поэтому я не сильно противилась этому, приняв тот простой факт, что некоторые вещи просто нужно выполнять, не задумываясь для чего.
Рядом с нами стояли придворные музыканты, в чьем распоряжении находилась небольшая, но хорошо обставленная сцена, что располагалась на уровне с местами для гостей, чуть ниже, чем наше место. Многие из них тоже остались в живых, но играть не спешили, пытаясь отыскать свои инструменты, брошенные во время бегства. Это заняло какое-то время, в течение которого я, как раз, и говорила с Агат. Сейчас же, все было готовы, правда, у одного из трех скрипачей недоставало собственного инструмента, из-за чего тот попросту стоял рядом с остальными, музыкант, что должен играть за органом, к сожалению, был вынужден отойти от работы. Могучее творение оказалось повалено на бок, его трубы помялись а клавиши и вовсе разлетелись по залу, разумеется сломавшись. Как я поняла из его расстроенного и даже несколько злобного шепота, дворяне использовали его как баррикаду, что крайне не понравилось юному музыканту, что с грустью смотрел на инструмент, приговаривая, что лучше бы аристократы подохли, нежели так кощунственно отнеслись к его “другу” и возможности зарабатывать на жизнь. Флейтистка пыталась его успокоить, но тот лишь сильнее злился, указывая на то, что ее “дудочку” можно спокойно взять с собой, и что ей не понять насколько больно потерять столь искусный инструмент. Обиженная девушка отошла от него, возвращаясь на свое место и начиная играть вместе с, оставшимися при инструментах, скрипачами.
Музыка несмотря на все события и уставшие лица самих музыкантов, была прекрасна. Наполненная некой болью и грустью, она текла, словно кровь, отзываясь в сознании и будоража расслабленное, истощенное тело. Я редко когда действительно наслаждалась искусством, видя в нем лишь блеклую картинку настоящего. Картины, стихи, поэмы… мне нравилась лишь та редкая литература, которая имела прямую связь с реальностью, но в основном, писатели бежали от реальности, описывая нечто ложное, недостижимое. Мне не нравился этот подход, я его не понимала, стихи отвращали, лишь некоторые поэмы отзывались в душе, но их оказывалось преступно мало, по сравнению с возвышенными, но пустыми, произведениями. Музыка редко воодушевляла меня, обычно, просто будучи шумом, но сегодня, нежная бессловесная песнь словно сама тянулась ко мне, приятно обволакивая и смешиваясь с мыслями, не идя в разрезе с ними, и даже наоборот, поддерживая полет фантазии, уносящий меня далеко. Отвлеклась от него, я лишь тогда, когда на одной из скрипок лопнула струна, оставив флейтистку с последним скрипачом, которые попытавшись закончить свое произведение, лишились и последней скрипки, смычок которой сломался пополам, после чего, музыканты оказались вынуждены откланяться, с видом проигравших воинов покинув зал.
В зале наступила тишина, взоры дворян, что сейчас не оплакивали погибших друзей или родственников, оказались направлены на нас, испытывающе пронзая и ожидая объяснений, почему же праздник обернулся резней. Те, кто не смог смириться с утратой, предпочли удалиться, не дожидаясь речи отца или какого-либо возмещения потери. Обычно, покинуть празднество до финальной речи, являлось высшей степенью неуважения и даже, равнялось по своей грубости с открытым конфликтом. Разумеется, сегодня был особенный вечер, на котором правила могли быть легко изменены, но тем не менее, мне казалось, что подобные мелочи стоили того, чтобы их соблюдать, иначе, зачем они вообще были придуманы? Ощущая как постепенно страждущие, жадные и злые взгляды перемещались с отца на мое тщедушное тело, я неловко прижалась к отцу, ощущая, как по телу пробегают мурашки, но не от страха, а от холода их душ, что сейчас, казались мне тверже камня. Взгляды сотни аристократов, прикованных к нам, такие недовольные, гневные, разочарованные или счастливые от своего спасения, почти что были сравни острым клинкам, что вот-вот готовятся напасть на нас. Казалось, что сейчас, в зале царили абсолютно все эмоции, порой сталкивающиеся между собой, в виде яростных ссор или пьяных песнопений отдельных личностей, что пытались смягчить боль или попросту от счастья забылись в алкоголе. Таких даже не пытались привести в чувства, лишь отводя от остальных и глядя, чтобы те не учинили проблем. Караул Ревнителей стоял чуть дальше, но даже так я видела взгляды некоторых его воинов, направленных на меня, видимо, оценивая тщедушную девочку, что смогла убить взрослого юношу. Я не сомневалась, что Гвин рассказала о том, что было мною сделало, учитывая, что об этом уже знали по меньшей мере четверо Ревнителей, из где-то трех десятков, в данный момент ожидающих лишь того часа, когда смогут покинуть наше имение, двинувшись в путь. Даже они решили чтить традиции, оставшись вплоть до последнего слова хозяина, так что теперь, мне стало еще непонятнее, почему иные решили, что вправе уехать. Мне по-прежнему не было страшно от этого мероприятия, что на самом деле, должно было повергнуть меня в ужас, учитывая то напряжение, которое я ощущала каждый раз, когда присутствовала на праздниках. После того, что было сделано… мне было неважно, мнение и отношение собравшейся
