— Это, товарищ Головин, будет лучше чем вода. Это вино мне из Грузии прислали, — он наполнил стакан бордовой жидкостью и протянул мне. Офигеть! Сталин сам мне вино наливает, своими руками. Хотя…Дракон я или нет?…Правильно, Дракон. А нас, Драконов, надо из рук кормить, иначе мы озвереть можем. Такие вот мы забавные зверушки.
— Будем жить! — я отсалютовал стаканом с вином и с удовольствием выпил очень даже вкусный напиток. Я и в той жизни в плане выпивки был довольно привередливым. Нет, мог и водочки выпить и самогоночкой не брезговал, но только хорошо очищенной и хорошего качества. А уж хорошее вино почитал перед всеми другими алкогольными напитками.
— Правильный тост, товарищ Головин. Будем жить и бороться. Жить и с каждым прожитым днём делать нашу страну ещё более сильной и процветающей, — Сталин как-то по отечески улыбнулся.
— Собираемся. Едем на дачу, — добрый дядюшка вновь превратился в главу государства, — надо ещё решить, кого ставить наркомом вместо Ягоды.
— Один вопрос, товарищ Сталин. Ягода сказал, кто такой этот брат Клаус?
— Нет, — резко и раздражённо ответил Сталин, — не назвал. Каждый раз, когда ему задавали этот вопрос он впадал в ступор и не мог произнести ни слова. Поэтому я был против его смерти. Теперь мы окончательно потеряли единственную ниточку к этому Клаусу.
— Не потеряли. Брат Клаус это Хрущёв.
— Никита?! — с изумлением одновременно спросили Сталин с Кировым, резко обернувшись ко мне.
— Ви отдаёте себе отчёт, товарищ Головин, в том, чито ви сейчас говорите? — акцент в речи Сталина стал очень заметным, — Хрущёв скоморох. Какой из него агент какого-то там ордена?
— Этот, как вы говорите, скоморох, станет после Вас руководителем государства, обвинит Вас в культе личности на XX съезде партии в феврале 1956 года и во всех промахах и поражениях. По его приказу будет применено оружие против людей, вышедших на защиту Вашей памяти в Тбилиси в то же 56ом году, в Новочеркасске в 1962ом году будет расстреляна демонстрация рабочих, вышедших с требованием отмены повышения цен на продукты и возврата сниженных ранее расценок за труд. Именно им будет осуществлён переход к принципу несменяемости кадров, при котором в стране появится правящая элита, ставшая, впоследствии, правящим классом, практически неподсудным никаким законам. Органам прокуратуры, внутренних дел и гос безопасности было категорически запрещено проводить какие-либо оперативные мероприятия по отношению к представителям правящей элиты. Там, откуда я прибыл, многие считают, что именно с него начался процесс развала СССР. Были, конечно, и у него положительные деяния. При нём был запущен в космос первый искусственный спутник Земли, первый космонавт планеты тоже был советским, было начато массовое строительство жилья для граждан, был принят закон о всеобщем пенсионном обеспечении, распространённый и на колхозников, размер пенсии вырос, экономику значительно переориентировали в сторону интересов граждан.
— Чушь! — Сталин был очень раздражён, — Никита на такое не способен. Он исполнитель, но никак не тот, кто может быть первым руководителем.
— Коба, послушай, — вступил в разговор Киров, — тебе ведь не однократно говорили, что Хрущёв только изображает просточка рубаху-парня. Он троцкист, не забывай это, а троцкисты все лицедеи. Так что я, как уже говорил, Виктору верю. Поверь и ты.
— Всё, едем, — Сталин ткнул мне в грудь своей трубкой, — там вы, товарищ Головин, нам с товарищем Кировым всё самым подробнейшим образом расскажете, а мы уже примем нужное решение.
Ближняя дача Сталина встретила нас начинающейся метелью. За окнами завывал декабрьский ветер, а в гостиной, в которой мы сидели втроём, было жарко от царящего в ней напряжения. Сталин достал из коробки папиросу "Герцеговина флор". прикурил и, обращаясь ко мне, сказал;
— Рассказывайте, товарищ Головин, всё самым подробнейшим образом.
— Товарищ Сталин, боюсь что если рассказывать всё подробно, то это займёт слишком много времени, а его у нас не так и много.
— У нас? — Сталин слегка улыбнулся сквозь усы.
— У нас, товарищ Сталин. Именно у нас. Я себя от Советского Союза не отделяю. Это моя Родина и я её однажды уже потерял. Повторения я не хочу и сделаю для этого всё от меня зависящее.
— Ну, хорошо. Подробно мы ещё с вами, товарищ Головин, побеседуем позднее. А сейчас расскажите всё, что вам известно об этом ордене иллюминатов и о Хрущёве в частности.
— Об ордене я впервые узнал от Николаева, покушавшегося на Сергея Мироновича. Вернее что-то мельком я читал ещё там, в другом мире-времени, но то были лишь отрывочные сведения, часто просто выдумки. Да и не интересовало это меня особо.
— Подожди, Виктор, — перебил меня Киров, — но ты же с Николаевым вообще не разговаривал.
— Это тоже одна из моих способностей. Я могу, при непосредственном контакте, считывать память других людей.
Сталин с Кировым переглянулись.
— Не вашу, товарищ Сталин. Я вашу ауру, то есть некую энергетическую оболочку, которая окружает всё живое и разумное и которую ещё называют душой, вообще не вижу. Вы словно под какой-то защитой находитесь. Я такое видел лишь однажды, но там человек, мало того, что был одарённым в этом плане, так ещё и пол жизни этому учился.
— А мою? — настороженно спросил Киров
— А вашу вижу. И, уж прошу меня простить, память тоже могу прочесть, хотя и глубоко не лез. Мне достаточно того, что вы преданы СССР и товарищу Сталину, которого считаете своим другом и за которого, если надо будет, готовы жизнь отдать.
— Об этом мы тоже потом поговорим более подробно, — Сталин затушил папиросу в пепельнице, — а сейчас продолжайте об этом ордене и о Хрущёве.
— Когда я считывал память Николаева, то увидел как при нём состоялся разговор между Хрущёвым и неким братом Юлиусом, которого я не смог опознать. Николаев в тот момент находился под каким-то воздействием, при котором его программировали на убийство товарища Кирова, но, видимо, это воздействие было не достаточно сильным и что-то было неосознанно записано в памяти. Этот самый Юлиус назвал Хрущёва братом Клаусом, поздравил с повышением в ордене до ранга подмастерья. Кроме того вскользь был упомянут некто брат Бонапарт, который должен осуществить военную часть переворота. Его тоже повысили до ранга минервала. По косвенным признакам могу лишь предположить, что этот самый Бонапарт не кто иной как Тухачевский. В той, моей истории, он тоже был замешан в подготовке переворота и был арестован и расстрелян в 1937 году. Так же из разговора между Хрущёвым и Юлиусом я узнал, что и убийство вашей жены, Надежды Аллилуевой и попытка убийства Кирова, всё это звенья одной цепи, призванной вывести вас из себя и таким образом принудить начать массовые репрессии. А уж сделать их по настоящему массовыми и кровавыми должен был именно Ягода. Естественно всю вину за них, впоследствии, переложили бы на вас, что и было сделано в моём времени.
Сталин побелевшими пальцами буквально впился в подлокотники кресла, в котором сидел, и смотрел на меня жёстким взглядом, от которого хотелось куда-нибуть спрятаться.
— Надежда предала меня, покончив с собой, — прошипел он сквозь зубы.
— Не всё так однозначно, товарищ Сталин. Однако окончательно всё прояснить может лишь Хрущёв и этот самый Юлиус.
