Постройка каравеллы, однако, меня не спасёт. Кадышев находится в каких-то тридцати километрах, но добраться до него сложнее, чем от Москвы до Питера. Пешком — совсем не вариант. На велике? Тоже такое себе. Часа за полтора в один конец доберусь, но потом надо обратно ехать. Из за каждой покупки плёнки такие марафоны совершать?
Автомобиль мне не светит от слова "совсем". Мало того что он стоит запредельных для меня денег. В Советском Союзе случайный человек машину купить не может. Надо годами стоять в очереди или заслужить почётное право на покупку благодаря каким-нибудь выдающимся заслугам.
В том же Берёзове личный транспорт можно пересчитать по пальцам. Машины в основном ездят грузовые, служебные или ведомственные. В Белоколодецке трафик, конечно, серьёзный, но о пробках там ещё долго не услышат.
Доходит до того, что умельцы клепают себе транспортные средства собственными силами из говна и палок. Про это даже передача есть по телевизору. Да и права мне до 18 лет никто не выдаст.
— Ты чего затих? — говорит Женька, — в футбик идёшь?
— Скажи, дружище, а у кого в Берёзове есть мопеды?
Мой приятель морщит лоб.
— Тебе зачем? — выдаёт он.
— Хочу попросить покататься, — говорю.
— Ха! — сомневается он, — кто ж тебе даст?
— А если за деньги?
Идея аренды транспорта, тем более коммерческой для советского райцентра нова. Но Женька не зря сделает потом карьеру в коммерции.
— За деньги могут, — соглашается он, — а особенно, за пузырь.
— Так есть такие?
Женька решительно кивает:
— А ты водить умеешь?
Я в своём мажорном будущем ездил много на чём. Не миновала меня мода на пафосные "Харлеи" и на стремительные Ямахи , пока, пролежав пару месяцев в больничке, я не решил для себя, что четыре колеса надёжнее двух.
— Да чего там уметь? — говорю, — тот же велик, только с мотором.
Женька с сомнением смотрит на меня, но глаза загораются мальчишеским азартом.
— Давай, переодевайся и заходи за мной, — предлагает, — Знаю я несколько адресов.
В этом отношении Женька — человек бесценный. Его любопытство может сравниться только с его же говорливостью. Мой приятель знает всё, везде и про всех, став для меня отличным источником информации. Хандра по поводу сомнительных результатов экзамена уступает место предвкушению.
В первом доме с массивными железными воротами нам даже не открывают. Сначала облаивает кто-то солидный, размером не меньше алабая или кавказца, а потом покрывают матом дребезжащим старушечьим голосом.
Во втором усталая женщина в бигудях сообщает что: "укатил куда-то окаянный, день и ночь на своей тарахтелке носится". Мы делаем вывод, что владелец свою технику активно эксплуатирует, и вряд ли будет готов ей делиться.
Везёт нам, как в русской народной сказке, на третий раз. Идти приходится далеко, на само Заречье. Створка ворот приоткрыта. Сторожевых шариков и прочих кабыздохов не наблюдается.
Колоритного вида бородатый мужик в холщовой жилетке на голое тело любовно драит огромный чёрный Урал с коляской. Память подсказывает мне, что байкеров в ту пору в СССР не было, а любители погонять без шлемов и без прав назывались "рокерами". Но владелец Урала явно опередил время. Нарядить его в кожу, намотать на голову бандану и выйдет натуральный "Ангел Ада".
— Вы к кому, шпана?! — громогласно, но без особой злобы интересуется бородатый.
— Слышал, у вас мопед есть, — говорю.
— Есть, — радостно соглашается он, — только я малость из него вырос.
Глядя на его габариты, в это легко поверить.
— А вам зачем? — интересуется мужик.
— Одолжить хотим. На взаимовыгодных условиях.
— Гоняйте! — бородатый ухмыляется и кивает куда-то в сторону.
— Вот блин, — вырывается у Женьки.
Мне становится понятно его веселье.
Мопед, действительно, есть. Только погонять на нём в ближайшее время не получится. Поскольку двигатель его лежит отдельно, на бережно подстеленной газете "Советский Спорт".
— А что с ним?!
— Движок сбоит, — делится бородатый. — И глохнет. Год назад брательник катался, так и бросил. Перебрать надо, да никак руки не доходят.
Судя по его лицу, место мопеда в сердце бородатого заняла новая любовь. Мощная, да ещё и с люлькой. А мопед всё стоит и на совесть капает.
— А если починим, можно будет взять в пользование? — спрашиваю.
— Бери, — машет он рукой, — бензин залей и катайся.
С виду мопед мне очень нравится. Широкие колёса, каплевидный бензобак, основательное сиденье, на котором спокойно уместятся два человека. В моей памяти осталась "Рига", больше похожая на велосипед с моторчиком. А это настоящий маленький мотоцикл.
— Алик, ну его, — толкает меня Женька, — Ты забыл, как мы у тёть Маши будильник чинили?
Это он мою маму имеет в виду. В Берёзове все знакомые взрослые числятся по категории "дяди" и "тёти".
— Как? — откровенно кошу под дурака.
— Разобрать-то мы его разобрали, — говорит, — и собрали потом, тоже. Только половина деталей остались "лишними". И звенеть он тоже перестал.
— Но ходил же! — делаю вид, что вспомнил.
— Да, но задом наперёд!
— Не ссы! — пытаюсь вдохнуть в компаньона уверенность, — я про такие двигатели в "Юном Технике" читал. Там ничего сложного.
— В тот раз ты тоже так говорил, — вздыхает Женька.
Мужик следит за нашим диалогом с интересом, но не встревает.
— Можно движок с собой взять? — говорю, — у меня инструмент дома.
— Да я тебе свой дам, — хитро щурится мужик.
— Мне своим сподручнее, — отвечаю, — я сегодня верну.
— Смотри мне, — он грозит пальцем, — если что, я тебя сам найду. Трепачей на дух не переношу. Взялся — делай! Тем более, что я вас знаю. Вы с Лидкой в одном классе учитесь.
Слава моей модели идёт впереди неё. Автограф что ли попросить у самой известной девушки в Берёзове?
— Ой-ёёёё… — тянет Женька, когда мы выходим на улицу, — на фига ты в это ввязался? Это ж Макса старший брат. Макс дурной, а тот в пять раз дурнее. Макс говорил, он на ферме забойщиком работает. Кувалдой быков прямо в лобешник бьёт!
—Детский сад, — говорю, — никто уже быков кувалдой не бьёт. А нахрена ты сюда нас привёл, тогда?
— Да я и забыл, что у вас с Максом контры, —Женька моргает светлыми ресницами, — да и не думаю, что Лидка про тебя всем докладывается. Ну, если мы эту штуковину не починим...
— Жень, — говорю, — так что ты там говорил про флягу самогона?
* * *
— Кто ж его изговнял то так? — сокрушается дядя Миша.
— Это не мы, — таращит глаза Женька, — это нас друг попросил…
Дядя Миша ударяет молотком по отвёртке и отколупывает ещё одну детальку от миниатюрного двигателя. Бульк! Она отправляется в ведёрко с керосином. Познакомились мы с ним пятнадцать минут назад, но уже стали лучшими друзьями.
Когда мы пришли, дядя Миша перебирал двигатель на тракторе "Белорусь". Встретил он нас недружелюбно. Но трёхлитровая банка, в которой сиял на солнце нежно-розовый первач в корне поменяла его приоритеты.
Универсальная валюта обошлась мне в пять рублей. Меньше, чем две бутылки водки. Не зря водку на селе считали "барством". Женька знал все адреса, явки и пароли. Мне оставалось только постоять на крыльце, пока он совершал сделку за закрытыми дверями.
Самогон кисло пах тестом, мокрой соломой и выдержанным вискарём. Дядя Миша затребовал аванс величиной в полстакана, и теперь благоухал, как шотландский лорд.
Прямо возле Заречья, прилегая к нему длинным забором, находилась бывшая МТС, а ныне РТС. Ремонтно-тракторная станция колхоза "Заря Коммунизма". Здесь содержали и чинили сельхозтехнику, а, значит, должны были трудиться умельцы, способные перебрать двигатель от мопеда лучше, чем двое десятиклассников.
