но его никто никогда не называл по имени. — Я в курсе, что ты знаешь обо мне кое-что.
Кишка пожевал губу и прогнусавил.
— Допустим.
— И я вижу, что ты ничего не рассказал ребятам — спасибо тебе за это, я, правда, ценю личную преданность.
— Я не полезу наперекор Повелителю мёртвых…
— Не называй меня так, — прервал я его. — Ни когда мы одни, ни при людях. Сначала ты не сказал всем, что я некромант, а потом не стал распространяться по поводу природы второго отряда. В связи с этим у меня вопрос: сказал ли ты что-то Ложе?
— Нет.
— Почему?
— Потому что они, как и я, лишь жалкие людишки. Когда вы… Когда ты станешь тем, кем уготовано стать — всё поменяется.
— Мне показалось, ты думал обо мне совсем по-другому?
— Я объективен и до сих пор считаю, что Христ лучше, но он уже достиг предела. Дураку понятно, куда всё идёт, но я перед Христом не расшаркивался и перед тобой не буду.
— Вот как?
Кишка пожал плечами.
— Делай как знаешь.
— Мы этот разговор ещё потом продолжим, — сказал я ему, когда увидел, что Ломоносов вернулся. — Сегодня ты и все ребята ночуете у меня. Задача — охранять Ривку, — описав немного угрозу, я взял слово с некроманта, что они присмотрят за мастерской в моё отсутствие, а следом попрощался с девушкой.
Кишка был пятого шага, потому мог чувствовать на расстоянии других некромантов и это лучше любой системы оповещения. Остальные же в случае чего смогут защитить Ривку до прибытия подмоги.
Я заплатил ямщику, чтобы не жалел лошадей, и мы вмиг оказались возле той лавочки с цветами. Артист, конечно, мастер маскировки, но по ходу не понял, с кем связался. О способностях Вани знало ограниченное количество людей, потому отступник никогда бы не позволил себе столь дерзкой выходки.
— Нашёл, — сказал Ломоносов и с немигающим лицом указал направление пальцем.
В последнее время мы старались не использовать его дар просто так и «высасывали» Брешами лишнюю ману из организма, но здесь уникальный случай, так что бывший церковник старался вовсю. К тому же Ривка с Ицхаком стали для него не самыми последними людьми. Он бы это сделал и без моей просьбы.
Мы шли сквозь живые изгороди, иногда на клумбах были видны капли крови, но вскоре они кончились, однако манаслед так просто не утаишь, потому даже за пределами парка ориентирование шло как по маслу. Путь продолжился посреди улочек Бастиона. Я не знал удивляться или нет, но наш «друг» отправился в самое сердце небольшого богатого квартальчика, где жила немногочисленная аристократия в своих особняках, огороженных железными заборами.
— Чей дом? — спросил я сторожа, прогуливавшегося по ту сторону ограды, и показал ему ликвидаторское удостоверение.
— Его Сиятельства Неклюева Константина Игоревича, а вам по какому делу-с? Оне изволили ко сну отходить, загляните завтра, — вежливо ответил поджарый мужчина в артефакторном обмундировании.
— А чего свет тогда в доме горит? — спросил я мужичка и кивнул на усадьбу, тот обернулся, и мне этого было достаточно, чтобы нырнуть в тень и оказаться за решёткой, дабы приставить нож к его горлу. — Тише ты, калитку моему другу открой, — приказал я ему.
— Это территория графа…
— Да плевал я на твоего графа, — прервал я его и ещё сильнее прижал оружие к горлу стражника. — Пикнешь — прирежу, — предупредил я и отсоединил саблю с его пояса, а потом выкинул в теневой мир, чтобы не греметь.
Воин послушался, и вскоре Ломоносов был тоже внутри. Другой стражи поблизости не оказалось, потому мы зашли в караулку, где наш доблестный заложник снял с себя всё, что на нём было. Эти вещи тоже отправились пылиться в потусторонний мир. Затем Ваня коснулся головы пленника, и тот, закатив глаза, соскользнул по стене на пол.
— Проваляется часов десять, — ответил он на мой безмолвный вопрос. — Что? Сон — это тоже барьер, если ты не знал, — пожал плечами клирик.
— Хорошо, чёрт с ним. Идём, показывай.
По манаследам мы вычислили, что казарма находилась слева в трёхстах метрах, потому в ту сторону не пошли. Как-то не было желания бодаться с гвардией рода Неплоюевых. В Бастионе, само собой, никто на благородных господ и руки не поднимет, по этой причине и сторож всего один. Тут в принципе само понятие преступности исключено из-за суровых законов — чуть что могли и голову оттяпать. Это вам не провинциальный городок в глубинке империи, а поселение, живущее в состоянии непрерывной войны.
Мы шли в обход дома, по вымощенной разнородным коричневым плитняком дорожке. Главное здание сейчас почти всё спало, а вот свет, на который я указывал, и был источником нашего любопытства. Однако когда мы подошли ближе, Ваня сказал, что Артиста там нет, потому прокрались ещё дальше. Мои семнадцать рунических кругов уже были готовы, чтобы задать жару этому выродку. Плюс я специально загнал процентили некромантии в клон, чтобы не выдавать себя.
— Он смотрит на нас сейчас из третьего окна, первый этаж, — не глядя, сказал спутник
— Вон из того? — спросил я Ваню и показал пальцем на обласканную лунным светом раму.
— Да.
Не успел он договорить, как с мой руки сорвался сокрушающий выстрел. Сжатый до пределов камень взорвался, стоило ему попасть внутрь, и побил осколками всю комнату. Дом загорелся.
— Жив? — спросил я Ломоносова, после того как тот вздрогнул от неожиданной атаки.
— Да, но ранен, кажется, ты задел ему руку.
— Млять, — я выругался, вот же живучая скотина.
— Вон он! — прокричал Иван, и я увидел, как из дыры высунулась огромная непропорциональная голова с проплешинами.
— Ку-ку! — весело крикнула она. — Сколько мне осталось жить, кукушка?
Я сократил его трёп до этой реплики и разнёс угол, где он только что стоял.
— Обманка, — тут же прокомментировал Ваня, не выходя из состояния дара, — уходит через комнаты в противоположную сторону.
— Бежим! — скомандовал я и схватил Ваню за руку.
Мы заскользили по расширенному теневому серпантину и ворвались прямо в горящее пекло, оттуда прыгнули в открытую дверь и дальше уже на своих двоих.
— Не так быстро, у меня голова кружится, — пожаловался Ломоносов. — Он в той комнате, — показал пальцем церковник.
