чём, а вшивый об автобусах.
— Марсель закупил, погрузил на платформы и отправил, плюс даже будет. Трактор с прицепом. Кунг. Ну, или бытовка на колёсах, для пчеловодов твоих.
— Ого. Здорово. Быстрее бы.
— Пока таможня, пока перегрузка. Думаю, недели две ещё придётся подождать.
— Скрепим сердце. Мёд-то нужен? Свежачок. Августовский.
— А Шабуров производство туесков наладил?
— Пареньков в художественном училище учит, а так, сделал сам десяток.
— Вот их и пошли. Не почтой. В Серове отдай проводнице, а здесь Пётр-танкист заберёт.
— Договорились.
Осталось пристроить одиннадцать джигитов.
В селе Захарьинские Дворики катаклизьм локального масштаба. Приехали с Москвы электрики, привезли новый масляный трансформатор (с запасом) устанавливают. Приехали нанятые Марселем Тимуровичем студенты стройотрядовцы — починяют коровник. Уволили алкаша агронома и на его места прислали выпускницу Тимирязевки с красным дипломом. А теперь ещё и неполная дюжина узбеков.
— Товарищ Зарипов, я же вас предупреждал, что людей привезу. Какого чёрта. Что значит, куда их селить? А зачем сто непьющих просил? Вот тебе непьющие и некурящие. Пока не сто. А что у тебя клуб отапливается? Вот туда и рассели. Кровати? Б-дь! Хорошо, — выдохнули, — Будут кровати с матрасами и постельным бельём. Купим посуду и спецодежду. Зимнюю одежду купим. Что ещё забыл? Поставь их сразу коровник и свинарник ремонтировать. Они все строители. Материал?
Пётр отошёл от председателя. А то ведь не сдержится. Наорёт. Хотя, может, и следовало. В том, что колхоз в таком состоянии ведь не только пьющие аборигены Захарьинских двориков виноваты, но и тип этот. Не смог наладить производство. Не смог людей организовать. Канут деньги в пропасть. Нет, не разворует. Просто не в коня корм.
— Ищи материал. Деньги дам наличкой. Марсель Тимурович, ты соберись, наконец, почувствуй себя хозяином. И участкового мне найди. Пообщаться хочу.
Привели старшего лейтенанта через час. Пётр пока ходил клуб осматривал и прикидывал траты на джигитов.
— Товарищ министр! Старший лейтенант Степанов Егор Фёдорович. — О как, по боевому. А сам пацан пацаном.
— Егор Фёдорович. Я тут новых колхозников привёз. Они узбеки. Даже не сомневаюсь, что у них начнутся тёрки с местными. Хочу тебя предупредить, что если будет хоть одна драка, то сядут в тюрьму не дерущиеся, а ты. Фамилия Семичастный о чём-нибудь говорит? А Щёлоков? Вот и хорошо. Они за мою команду играть будут. Проведи беседу среди местных. С каждым по отдельности. Особо предупреди буйных. Изыми все самогонные аппараты. Найди и вылей всю брагу. Запрети продавать в магазине алкоголь. Временно. Пока всё не устаканится.
— А что моё начальство скажет на такое самоуправство? — сдвинул фуражку на затылок рыжий паренёк.
— А ты ему наш разговор передай. И скажи, что я и его прошу приглядеть за пополнением.
— Не простая задача. Тут ведь ещё девки подключатся. Ох, и задачек вы мне назадавали, товарищ министр.
— Окупится. Всё будет мирно, чинно-благородно, я о вас с начальником не забуду.
— Пётр Кузьмич, наш начальник отделения участковых, дядька серьёзный. Войну прошёл. Если возьмётся, горы свернёт.
— Вот и возьмитесь.
Товарищ Брежнев, вы стали генсеком. Как вас теперь называть?
— Можете просто: Ильич.
Сидели молча. Ждали. Не торопясь дымили Брежнев с Черненко. Фурцева вот дёргалась. То левую ногу на правую закинет, то правую на левую. Понятно. Хрущёв был человеком, который вытащил её на самый верх. Он же правда и слегка назад задвинул. А не мели языком чего попало. Все понимали, что она так высоко поднялась не за способности, нужна была женщина, разбавить чисто мужскую компанию. Но ведь у этой медали есть и вторая сторона. Ведь разбавили не Ивановой и не Либерманшей какой. Разбавили Фурцевой, что-то было в ней не такое, как в Либерманше. Фанатизм, беззаветная вера в Ленинскую партию, в коммунизм. Напротив спокойно листал блокнот Алексей Косыгин, делая в нём пометки. Дописывая иногда, что-то важное для страны.
Николай Викторович Подгорный сидел, прикрыв глаза и чуть шевеля губами, сам с собой перешёптывался. С боку, как бедный родственник пристроился новенький. Пельше всего год как вошёл в эту компанию.
Потом это назовут малым Брежневским Политбюро. Сталин на XIX съезде КПСС предложил переименовать в Президиум ЦК КПСС вместе с переименованием партии. Предложил — переименовали. А Брежнев на XXIII съезде КПСС 1966 года решил вернуть старое название. Солиднее звучит. Решил, и опять переименовали, в Политбюро ЦК КПСС.
Ждали Семичастного. Председателя КГБ. Владимир Ефимович не опаздывал. Собрались чуть раньше. Думали, может, что другое обсудить ещё надо, но Брежнев сидел и молча выкуривал одну сигарету «Новость» за другой.
С появлением генерала в полной парадной форме все оживились. Брежнев с Черненко загасили сигареты.
— Давай без раскачек Владимир Ефимович, сразу по делу, — Леонид Ильич отодвинул пепельницу.
— Высказанная в письме версия о смерти Сталина подтвердилась. Его отравили. Хрущёв признался. Зачинщик не он. Берия. В курсе заговора был и Маленков. Ему был обещан пост Председателя Совета Министров. Он его и получил.
— Он всё ещё в Экибастузе? — уточнил Пельше.
— Да.
— Продолжайте, товарищ Семичастный, — кивнул Брежнев, — А вообще нет. Не надо. Есть протокол?
— Вот, Леонид Ильич, — Председатель КГБ протянул папку.
Брежнев взял, раскрывать не стал. Положил перед собой. Осмотрел людей в комнате.
— У кого какое мнение?
Молчали. Первой не выдержала Фурцева:
— Расстрелять обоих!
— Боевая ты, женщина, Катерина, — хмыкнул Черненко, — роту бы тебе.
Фыркнули все.
— А я думаю, что надо сказать Маленкову, что мы всё знаем, Хрущёва отпустить и чтобы больше об этом ни одна живая душа не узнала. Представляете волну. И там за кордоном. Сталин величина огромная, — очень тихо с заметным акцентом проговорил Пельше. Волновался.
— Поддерживаю, Арвида Яновича, — сказал чуть излишне громко Подгорный, и даже слегка по столешнице ладонью прихлопнув.
— Я тоже поддерживаю, — тише и спокойнее сказал Черненко.
Брежнев перевёл взгляд на молчавшего Косыгина.
— Конечно, нужно и дальше хранить тайну. Вопрос в другом. В письме.
— В точку, как всегда, Алексей Николаевич. Есть хоть что-то товарищ Семичастный? — Брежнев встал, достал очередную сигарету, но не закурил. Мял в пальцах.
— Никак нет. Новых данных нет, Леонид Ильич.
— Плохо. Может тебе помочь, чем, надо. Из ведомства Щёлокова кого подключить?
— Это лишние носители сверхсекретной информации. Пока ни какого вреда письма не принесли.
— Весело. Сам не ам и другим не дам. Вреда нет. Польза есть. Пусть пишет Яков. Почему не пишет, кстати, а буквы наклеивает. Ведь у нас есть образец подчерка Якова Джугашвили?
— Так точно, товарищ Брежнев.
— Вот, значит, это может быть и не
