— Серёжа, стой! Ты меня не так понял! — обескуражено, но звонко донеслось из-за спины. — Ты всё перепутал, Серёжа!
Не оглядываясь, я прибавил шагу и покинул питательный зал столовки. Теперь бы еще не нарваться на Зуеву. Ей обязательно и не единожды скажут, что это именно я сослался на неё, поминая в очереди злосчастных кур и колбасу.
Если не считать небольшого столпотворения у двери Лидии Андреевны, то до своего рабочего места я добрался без происшествий. Но ровно на этом этапе моё везение закончилось. И причиной тому, как я предполагаю, была моя же неосторожность. Не надо мне было хлопать дверью своего кабинета так громко.
Ворвавшаяся в мой офис начальница, была подобна американскому смерчу с чудесным женским именем Катрина. Такая же шумная и смертельно слепая.
— Ты что мне устроил, мерзавец⁈ — сжав кулачишки и потрясая ими перед моим носом, зоновской пилорамой визжала Лида, — На хрена ты их всех ко мне послал? Почему они у меня этих кур и эту колбасу требуют? Ты же, скотина, прекрасно знаешь, что я Капитоновой письмо отдала и, что она заказы раздавать будет!
Молчком и бочком я протиснулся между бушующей Зуевой и стенкой. Защелкнув замок, я уже не опасаясь нездоровых толков, схватил Лидию Андреевну в охапку. И вовсе не от непреодолимого желания пообниматься. А токмо из опасения, что она меня чем-то острым ткнёт или чем-то твёрдым и тяжелым ударит. Да еще, не дай бог, по голове…
— Душа моя! — не разжимая объятий, начал я нашептывать ей на ухо, — Я же для тебя старался! Ты ведь отдала Дуне бумажку с визой?
— Отдала! — не переставая биться в моих руках, как пойманная сетью птица, взвизгнула Зуева. — Пусть подавится!
— Вот и умница! — продолжал нашептывать я, — Вот пусть теперь все страждущие Октябрьского РОВД ей ад и устраивают! Пусть она им объясняет, почему никого не известила, что продукты выделены, а она затаилась и молчит, как рыба об лёд! Или ты считаешь, что мадам Капитонова не достойна ада?
— Достойна! — вдруг обмякла Лида, а потом слабо, но коварно улыбнулась.
Эх, милая, это только начало! Это только первый акт Марлезонского действа! Разумеется, не вслух произнёс я, продолжая, находясь в легкой задумчивости, тискать Лидию Андреевну…
Глава 19
С большим трудом мне удалось отстоять «облико-морале» советского следователя. Сразу, как только получилось более или менее успокоить Лидию Андреевну, она ожила и с методичной женской дотошностью начала тянуть из меня жилы. В качестве компенсации за причинённые ей душевные страдания Лида требовала, чтобы я её сегодня проводил после работы домой. И, чтобы непременно остался у неё ночевать. Дабы снова не повергать руководство в уныние, однозначным и категорически отказом я отвечать не стал. Но и совместной ночевки до самого утра тоже не пообещал. Изобразил на лице грусть и сослался на наличие у меня обременения в виде несовершеннолетней девицы Елизаветы. Волей судьбы находящейся на моём попечении. Лида недовольно поджала губы, однако данный спекулятивный аргумент крыть ей было нечем. Воспользовавшись её коротким замешательством, я поспешно удалился на своё рабочее место. Которое меня встретило отнюдь не пряниками и фейерверками.
Плюсом к проблемному спиртовому делу, на моём столе лежали еще два новых материала. Но пенять на судьбу в этом конкретном случае было бы, мягко говоря, некорректно. Потому что не кто-то, а именно я самолично предпринял все меры, чтобы эти замысловатые кунштюки достались мне, а не какому-то иному следователю нашего доблестного отделения.
Одним из этих материалов был мною же усмотренный состав мошенничества в действиях экс-прапорщика Барсукова. Отдавать его в чьё-либо производство, кроме, как в собственное, было бы более, чем рискованно. Как минимум, его не доведут до суда. А про максимум, мне даже и думать не хотелось.
Ну и таким же неоднозначным по перспективам было дело, возбужденное мной в дежурные сутки по заявлению жестоко избитого преподавателя истории. И по совместительству филолога. А так же непревзойденного ночного кулинара Дмитрия Яковлевича Толкунова.
Поймав себя на том, что вспомнив мадам Толкунову, сам того не желая, сразу же впал в мечтательность, я решил начать правовое осмысление текущей действительности с дела побитого философа.
Исходя из озвученных мне воспоминаний Зинаиды о резком и неприятном амбре, исходившим от её и мужниного обидчика, я взялся размышлять, в какую сторону целесообразнее ориентировать оперов. У меня крепло предчувствие, что, несмотря на открыто источаемую неприязнь Тютюнника, понимание у оперативной службы РОВД я все же найду. Надо только с максимальной четкостью сформулировать отдельные поручения. И пообщаться с Захарченко на предмет целевого выделения мне Гриненко и Гусарова. Пусть даже ненадолго.
Уцепившись за мелькнувшую в голове мысль, я встал и, позакрывав замки на сейфе и кабинетной двери, направился в дежурку. Где помимо большой и подробной схемы Октябрьского района во всю стену, была еще и карта города. С указанием всех сколь-нибудь значимых объектов. А уж в том, что там были обозначены все спецкомендатуры города, включая Советский и Октябрьский районы, я ничуть не сомневался.
Не дойдя до дежурки, я развернулся и кляня себя и свою многократно контуженную голову за тупизну и отсутствие памяти, двинулся в обратную сторону. Пройдя мимо лестничной площадки, толкнул дверь с табличкой «ЭКО». Она не поддалась. Однако, по непонятному жужжанию какого-то прибора, было явственно слышно, что кто-то из экспертов-криминалистов там присутствует. Никакой предостерегающей таблички, гласящей о проведении сложной экспертизы, на двери вывешено не было и потому я без стеснения начал ломиться вовнутрь.
Пришлось несколько раз применить правый ботинок, прежде, чем мне открыли.
— Чего надо? — не шибко вежливо поинтересовались у меня через не полностью отворённую дверь, — Ты же следователь, Корнеев! Ты же интеллигентный, вроде бы, человек! Чего ты в эту несчастную дверь, как какой-нибудь дикий опер, ножищей тычешь?
Узнав в говорившем из полумрака человеке старшего эксперта-криминалиста Михаила Борисовича Сытникова, я смущенно опустил занесённую для очередного пинка ногу на пол и вежливо поздоровался.
— Михал Борисыч, шумно тут у вас было, вот я и постучался! — кратко пояснил я свою бестактность, — Я позавчера сутки дежурил, ну и кроме всего прочего по телесным возбудился. Фамилия терпилы, если что, Толкунов. Там пальцы предполагаемого злодея из квартиры должны были изъять, вы не в курсе, их уже обработали?
— Заходи! — свирепость в очках эксперта поблекла и он отступил в сторону, пропуская меня. — Садись сюда и руками ничего не трогай! — распорядился он, а сам пошел к одному из письменных столов.
— Как, говоришь, фамилия? — стоя ко мне спиной и что-то перебирая на столе, спросил эксперт.
— Толкунов. Дмитрий Яковлевич, — на всякий случай уточнил я, — На Королёва двадцать четыре. Позавчера это было.
— Есть! — подтвердил Сытников, — Но, если возбудился ты, то почему актом изъято, и где постановление? И почему предметы с пото-жировыми опер изъял? — эксперт повернулся ко мне с непониманием на лице, — Корнеев, ну ты же не опер, ты же следователь! У тебя-то должно быть какое-то понимание! И, что, по-твоему эксперты, они сплошь, и рядом все Хоттабычи⁈ Ты бы, Корнеев, хоть какие-то вопросы сформулировал, что ли! Или ты думаешь, что в ЭКО телепаты? Толку-то тебе с того, что эти пальцы здесь у нас лежат!
Следовало признать, что Борисыч был прав на все двести процентов. И от этого мне было сейчас стыдно. За себя и за Стаса. Впрочем, Стас-то, как раз, был не при делах. Так как формально дело мной уже было возбуждено, то кроме меня никто не имел права в него лезть и задавать экспертам вопросы. Если уж на то пошло, то опер даже изымать без моего поручения ничего не имел права. Хоть актом, хоть распиской.
— Михал Борисыч, с меня бутылка «Столичной»! — мужественно решил я убить сразу двух зайцев. Загладить свой косяк и заодно простимулировать эксперта в плане идентификации пальцев. — Через полчаса занесу постановление на проведение исследования, а завтра к вечеру зайду за результатом. С презентом зайду, разумеется! — подавил я щедрым обещанием уже готового возмутиться криминалиста.
