Так что, прав старый служака Костюков, отрядники и опера из седьмой спецкомендатуры до последнего будут выгораживать своих «химарей». Если понадобится, то могут и алиби им обеспечить. Только, чтобы по башке не получить за недосмотр.
Мы тогда с моим напарником по младости лет рискнули и добытой инфой поделились с операми-конкурентами. Но как поведут себя менты из седьмой спецухи в данной ситуации, хрен его знает. Так что мне надо будет еще подумать, как следует реализовывать свою версию.
— Не спи, Корнеев, замёрзнешь! — хлопнул меня по плечу оперативный дежурный Костюков, — О чем задумался?
— О том, что прав ты, Саныч! Не имеет смысла соваться к коллегам в спецкомендатуру. Вместо помощи в изобличении злодея, они начнут собственные задницы спасать и палки в колёса мне ставить. Ладно, спасибо тебе за совет и за карту, пойду я к себе.
— Тебя там Капитонова обыскалась, ты сначала к ней зайди! — напоследок сообщил мне Костюков недобрую весть. — Ты с ней будь повнимательней, Корнеев, а то какой-то голос у неё был нервный!
Кивнув дежурному, я вышел из ОДЧ и зашагал в сторону политчасти.
— Проходите, лейтенант! — голос Евдокии Леонтьевны сегодня к душевному общению не располагал и присесть она мне, как и в прошлый раз, также не предложила, — Ну что, Корнеев, вы подумали над достойным решением сложившейся ситуации? Ситуации, я бы даже сказала, нездоровой!
Что ж, хуже, чем есть уже не будет, это я знал наверняка. Знал я и то, что время сейчас работает не на Капитониху, а на меня. Поэтому единственно верная для меня стратегия сейчас, это изо всех сил тянуть время.
— Какой ситуации, товарищ капитан? — воспроизвел я на своём лице кроткое удивление идейно выдержанного комсомольца.
— Ты, что, Корнеев, забыл или придуриваешься? — Дунька даже не сочла нужным продолжать со мной диалог в режиме вежливости и общепринятого этикета, — Речь, Корнеев, идёт о твоей необоснованно излишней жилплощади! Чего ты тут дурака передо мной валяешь⁈ Может быть, ты забыл где находишься и с кем разговариваешь?
— Никак нет, не забыл! — для пущей убедительности я даже вытянулся во фрунт, — Я просто никак не могу понять, товарищ капитан, что не так с моей жилплощадью?
И. о. начальника политчасти Октябрьского РОВД смотрела на меня так, как наверное, Адольф Михалыч Шикльгрубер не смотрел ни на одну из синагог в своем дойчланде во времена своего правления. Мне даже показалось, что такой испепеляющей ненавистью меня не одаривала ни одна из женщин этой или прошлой жизни.
— Всё не так с твоей жилплощадью! Которой ты, Корнеев, завладел в обход действующих нормативов и советского жилищного законодательства! — водянисто-серые глаза идеологически безупречной полит-суки светились неприкрытым желанием незамедлительно экспроприировать все мои жилищные излишки.
— И, если у тебя, как у сознательного комсомольца, не хватает ни ума, ни совести для того, чтобы добровольно устранить социальную несправедливость и переселиться на меньшую жилплощадь, мы тебе охотно поможем это сделать!
И без того, не будучи Бриджит Бордо, мадам Капитонова стала еще безобразнее в своём неправедном гневе.
— Сроку тебе, чтобы одуматься, Корнеев, даю до послезавтра! И имей в виду, если ты сам не принесешь мне заявление об обмене своей квартиры на меньшую жилплощадь, то сразу же после окончания политзанятий, при всём личном составе я поставлю вопрос об обращении в райисполком об изъятии у тебя излишков площади! В пользу нуждающихся!
— А как же дети? — прибавив к уже имеющейся на лице кротости еще и толику благонравного чадолюбия, тихим голосом поинтересовался я у подлюки, — Неужели вам, Евдокия Леонтьевна, деток не жалко?
— Какие еще детки⁈ — звериным чутьём почувствовав в моих словах какой-то подвох, так же негромко и немного растерянно удивилась Дунька.
— Мы вчера с моей Клавой заявление в ЗАГС подали! Законным браком хотим сочетаться! — доверительно глядя в глаза политруку Дуне, всё так же тихо и с благостной улыбкой сообщил я свой экспромт, — Я после нашего с вами позавчерашнего душевного разговора, находясь под впечатлением, сразу же в племянницу своей соседки влюбился. Вы не поверите, но с первого взгляда и на всю жизнь! А у неё как раз трое деток, мал-мала меньше. И так совпало, что Клава опять одинокая и живёт она с ними в общаге. Вы, Евдокия Леонтьевна, это радостное для меня обстоятельство тоже в том обращении в райисполком укажите! Очень вас прошу!
Дуська с равными промежутками времени хватала ротом атмосферу, а я не дожидаясь, когда она продышится, вышел на волю. Пару дней я у неё отыграл, а там уже будет видно. Н-да…
Глава 20
После непродолжительного, но столь эмоционального психологического этюда, разыгранного в политчасти, моё настроение немного улучшилось. Созерцание злобной и при этом такой растерянной акулы социализма, меня порадовало. И добавило в истерзанную комсомольскую душу некую долю оптимизма. Вероятно поэтому от и. о. комиссара Октябрьского РОВД я шел, напрочь отрешившись от прежних переживаний. По поводу своих мелко-собственнических проблем. Направляясь к своему кабинету, я витал и путался в неясных и оттого тягостных мыслях о ликёроводочном производстве.
С любителем предрассветной яичницы и плотских утех в присутствии мужа-историка, я так же, как и с прапорщиком Барсуковым, практически уже определился. И даже придумал, как в обход УПК и социалистической законности, можно будет провести негласное опознание похотливого злодея. Даже не прибегая к сомнительной помощи коллег из седьмой спецкомендатуры. Да, стопроцентной уверенности в раскрытии у меня пока еще не было. Но мне очень хотелось думать, что в поисках креозотного шпалоносца я двигаюсь в правильном направлении.
Усевшись за свой стол, я с той же тупостью во взгляде, как и при передвижении по коридору райотдела, уставился на лежащий перед собой почти чистый лист. На бумаге было всего-то и начертано: «План следственно-оперативных действий». А в голове и вовсе была пустота.
По-хорошему, мне бы сейчас следовало обратиться за советом к кому-то из опытных следаков. И, желательно, ранее уже имевших дело с обокраденной «ликёркой». Или с расследованием преступлений, близко с ней соприкасавшихся. Когда-либо. Можно еще было бы пообщаться на эту тему с операми ОБХСС, обслуживающими это доблестное спиртосодержащее предприятие.
Но делать всё это мне почему-то не хотелось. Знамо дело, что без дальнейшего сотрудничества с бэхами мне в этом деле никак не обойтись. Но в данный момент я чувствовал, что делать это преждевременно. Весь мой предыдущий опыт мне подсказывал, что доверять борцам с хищением социалистической собственности следует очень осторожно и только в самом крайнем случае. Перед тем, как задействовать их в качестве оперативного сопровождения в рамках уголовного дела, неплохо было бы составить для себя хоть какое-то понимание ситуации. Хотя бы для того, чтобы без ущерба для себя и для дела формулировать им вопросы, и поручения.
И, если уж Данилин отписал это мутно-хмельное дело мне, такому молодому, но не по годам зубастому, то это так же было сделано неспроста. Стало быть, ежели я к кому и пойду за первичным разумением, касательно криминального этила, то уж точно, не к местным бэхам, и не к здешним следакам.
Я успел вывести после единички со скобкой фамилию Каретникова с вопросительным знаком после его инициалов, когда без спроса и без стука отворилась дверь. В кабинете материализовался старший лейтенант Гриненко. Держался он вроде бы бодро, но в глазах его металось беспокойство, граничившее с паникой.
— Меня Тютюнник за тобой послал. Пошли! — передав непонятное приглашение, Стас замер в распахнутой им двери.
— Пошел он на хер, твой Тютюнник! — с облегчением приоткрыл я шлюзы для слива давно уже назревшего раздражения и накопившегося в душе дерьма, — Кто он такой, этот Тютюнник, чтобы мной командовать⁈
