Были готовы опоры и арки для длинной лестницы (которая потом, позже, будет называться верхней лестницей) и выложен поверх них временный бревенчатый настил.
Начатые ещё по весне проекты по водоснабжению и механизации несколько замедлились, но вовсе заброшены не были. К концу лета всё же было сгорожено и установлено какое-то новой конструкции дивное колесо (как мне сказали, одно из многих предполагаемых) и целая система удивительных железяк к нему, которая позволяла запускать мельничный жёрнов, дробилку, какой-то Никитин хитрый пресс и даже молот. Северная часть острова вблизи этого колеса начала живо напоминать промышленный район (и подозреваю, что это только начало). До стиральных машинок дело пока не дошло — мужики сказали, что постараются к зиме. Хоть бы! Задолбалась уже я с кулями до портала кататься. Не лично я, конечно — в глобальном плане. В мелкие наши педальные стиралки входило в основном мелкое же. А вот всякие робы, куртки, а тем более пододеяльники? Вручную стирать — это ж смерти подобно! Ладно, у нас цивилизация под боком: мы возили в прачку. Но ждали стиральные машины как воздух!
Лес всё также радовал нас и рыбой, и ягодой, и толпами бегающей по лесам дичи — всякими, короче, природными дарами. Дед во главе банды юных рейнджеров без передыху ловил и заготавливал рыбу. В огородах и на полях тоже всё пёрло и колосилось. Нагуливала мясо скотина. Жить бы да радоваться! И чего людям не хватает, что они друг на друга войной прут?
Если бы не гонка с детинцем, второй год по большому счёту был бы похож на первый, словно расширяющийся круг на воде. Нет, плохое сравнение. Мне казалось, что этот медленный процесс должен дать превращение количественного прироста в качественный, но пока… Целое долгое первое лето, осень и зиму мы просидели, словно кедровый орешек в прелой лесной подстилке, живой орешек, в котором уже началось движение его орешковых кедровых соков, и будущий стволик пошёл в рост и даже начал выпускать корешок — но всё это до определённого переломного момента происходило внутри плотной скорлупы, практически невидимое глазу…
И вот весной пошла бурная движуха, пронеслось второе лето — донжон и четыре башни уже стоят, пусть и без внутренних перекрытий. Можно ли было считать, что наш росток наконец пробился на воздух и увидел небо?
Мы торопились завершить эту часть строительства детинца до начала осенних бурь, и лично у меня возникло такое ощущение, что наша коллективная молчаливая просьба сдвинула непогоду на пару дней. А уж потом ледяная морось, шторма и наступающие морозы обрушились на нас со всей своей силой.
БУРИ. ПОДАРОК ОТ НАШИХ МУЖЧИН
Новая Земля, наш остров, 19–37.06 (октября).0002
Мужики с самого завтрака наряжались в бушлаты и организованной толпой убегали в донжон, в который заранее стаскали целую кучу полевых армейских печек и дров. Там у них был заготовлен всякий материал и инструмент для внутренних работ, и приволакивались назад они уже ближе ко сну.
Понять их было можно. Знаете, когда дело ну вот почти уже сделано и хочется завершить его, скорей, скорей… На обед по промозглой слякоти они ходить не хотели. В первый день девчонки со столовой нарядились в куртки и дождевики, составили бачки́ с супами-кашами в тачку и потащились на холм. Чисто фильм «Девчата» только поварих целый выводок.
Финал, однако, вышел более грустным, чем в кино.
Мало того, что половина раскатились на раскисшей глине и увазюкались как чушки, так на обратном пути Нари поскользнулась на мокрых вре́менных мостках, слетела с высоты четырёх метров, сломала ногу и здорово отшибла спину.
Парни притащили её, кусающую губы, в столовую, где с чтением и всякими рукоделиями сидело большинство народа (у кого не было своего света) — и, соответственно, я. Все получили от меня втык — и эти мать-их-подвижницы, и мужики (вечером, конечно), что не озаботились сухпая взять, раз не хотели в обед бегать. Нари я, конечно, сразу поправила, но девкам подобные прогулки запретила. Нефиг девочкам по обледенелой стройке лазить.
Так и получилось, что шестнадцать дней мы мужиков наших считай что и не видели. И мужиков, и парней, и даже мальчишек, вступивших в это важное мужское братство и старавшихся помочь хоть подаванием гвоздей.
Зато — зайки мои, какой был нам всем подарок, скажу я вам, когда бури кончились! Мы были торжественно приглашены в нашу главную и самую первую башню. Внутри было тепло натоплено и всё уже красиво. Ну, может быть, мебели маловато — но это и к лучшему. Припёрлось нас, как-никак, человек двести!
Мы гуськом забрались по высокой лесенке (вход-то, кто забыл — через второй этаж). Как говорится: «вытирайте ноги, сдавайте ножи и волы́ны…»*
*Спасибо за цитаты, дядя Гоблин!
Каждый… нет, каждая — мужики-то всё это уже видели же! Так вот, каждая считала своим долгом походить везде и всё посмотреть, начиная от подвалов с кладовыми, бойлерными-истопными и всякими помещениями, набитыми сложными клубками труб и прочей непонятной фигни. На первом безоконном этаже мы заценили помещения для всяких складов, будущую оружейку (даже со стойками для алебард и копий), каптёрки и темнушки. Весь второй этаж — вах! — занимали большая кухня с печью почти как в нашей столовой и большой обеденный зал. И печь даже была уже выложена, только не до конца просушена. На третьем была как бы квартирка для нас с Вовой: прихожая, спальня (единственная, в которой стояла здоровенная кровать с намеченным резным узором), и маленькая детская. И самое главное, товарищи! Там был крошечный, едва ли не меньше чем в старых хрущёвках, совмещённый санузел. Но он был! Спасибо всем, сотворившим это чудо! Даже не спрашивайте меня, как это работает. Я уже поняла, что даже если мне удаётся понять механикуса (прилипшее-таки название к мастерам всяких сложных механических приспособ), вся информация стирается в ближайшие пять минут до состояния полной незамутнённости сознания. Вот — не технарь я. От слова совсем.
Вторая такая же квартирка предназначалась для Гали с Кириллом, третья, даже побольше… ну, тут у меня был свой план. И было ещё несколько маленьких «однушек» — универсальных. Кто-то же ещё будет с нами жить? Куковать в изоляции в наши баронские планы отнюдь не входило.
Четвёртый-пятый этаж были более скромных площадей; башня сохраняла всё ту же форму восьмигранника, только вписанного в квадрат поменьше: шестнадцать на шестнадцать метров — так-то тоже довольно прилично, хоть стены и толстые. Этажи были разделены центральными коридорами на два ряда комнат, пока совершенно пустых, гладко оштукатуренных. Не все даже были
