же выводу в итоге пришло и следствие. Не без «посторонней» помощи. Хотя я тогда и сейчас точно помнил лишь о том, что мой взор при стычке с Венчиком застилала пелена ярости. И до сих пор не забыл те чавкающие звуки, которыми откликалось на мои удары окровавленное лицо бесчувственного комсорга.
«Постороннюю» помощь следствию в тот раз обеспечил дядя Саша Лемешев. Она помогла: несмотря на то, что моя фамилия к тому времени не раз светилась в милицейских сводках. В прошлый раз по возвращении из армии я вёл себя не так тихо, спокойно и законопослушно, как теперь. В молодости я отличался «горячим» нравом и резким ударом. Часто их демонстрировал.
Но о моих прошлых приводах в милицию тогда «забыли». Для этого Артурчик пожертвовал отцовским автомобилем: у моих родителей не нашлось средств для «смазки» машины правосудия. Лишь благодаря помощи Артурчика и дяди Саши я за избиение комсорга получил условный срок, а не отправился на лесоповал. Но «условка» не спасла меня от отчисления из института и от исключения из комсомола.
Взамен той «Волги» я в тысяча девятьсот девяносто восьмом году подарил Артурчику новенький четырёхглазый мерин. Но о своём нападении на Венчика я не жалел никогда находился под следствием, ни сейчас. Хотя и отдавал себе отчёт: теперь бы я наказал Сельчика иначе. И даже имел на этот счёт кое-какие идеи. А воспоминания о разбитом лице комсорга меня по-прежнему радовали.
«Угомонись, Чёрный, — мысленно сказал я сам себе. — Теперь ты его и пальцем не тронешь. Забыл о своей цели? Продержись в институте два года. Пока не разберёшься в этой истории с Кириллом и с убийством семьи Тороповой. Веди себя прилично. Никаких драк. Никаких приводов в милицию. Ты уже не двадцатилетний юнец, Сергей Леонидович. И у тебя есть чёткий план».
* * *
В субботу я снова погостил у Светочки.
Ельцова на этот раз подготовилась к моему приходу: выставила на стол бутылку с армянским коньяком.
А под утро едва ли не со слезами на глазах она сообщила:
— В следующую субботу задержусь на работе. Банкет у нас будет.
Светочка вздохнула — я поверил, что она уже с нетерпением ждёт нашу следующую встречу.
Света прижалась щекой к моему плечу.
— Серёжа, да ты и сам, наверное, об этом знаешь, — сказала Ельцова. — Двадцать седьмого числа твой Прохоров женится.
— Илья Владимирович будет праздновать в «Московском»? — спросил я.
Света приподняла голову, посмотрела мне в глаза.
— Ты не знал? — спросила она.
Я покачал головой.
— Меня на свадьбу не пригласили. Значит… мы с тобой через неделю не увидимся.
Светочка снова вздохнула (едва ли не со стоном), погладила меня ладонью по груди.
— Как часто у вас бывают такие банкеты? — спросил я.
Почувствовал, что обрадовался.
В следующую субботу я не планировал встречу с Ельцовой: у меня на тот день были иные планы.
Но Светочке я о них не сообщил.
— Один-два раза в месяц, — сказала Ельцова. — Обычно по пятницам или…
Она сделала секундную паузу и едва слышно продолжила:
— … Или по субботам.
Мне почудилось, что Светочка затаила дыхание, словно ждала наказание за свои слова.
— Предупреждай меня и в следующие разы заблаговременно, — потребовал я.
— Конечно, Серёжа!.. Обычно начальница нам сообщает о таких подработках заранее.
— Заранее — это какой срок? — уточнил я.
— Неделя. А иногда и десять дней.
* * *
Вопрос со свадебным подарком я решил в понедельник двадцать второго октября. В этот день вечером в общежитие наведался Илья Владимирович Прохоров. Он вошёл в комнату и застал там уже ставшую для меня привычной картину: на моей кровати (поверх покрывала) лежала наряженная в белую футболку и трикотажные штаны Лена Котова. Девчонка читала библиотечную книгу (роман «Отверженные» Виктора Гюго), хмурила брови. От волнения покусывала ноготь на большом пальце правой руки. При виде директора швейной фабрики Котова встрепенулась и покраснела, будто тот застал её без одежды и в моих объятиях. Она поспешно закрыла книгу; села, скрестила ноги; скромно сложила на животе руки.
— Я вам помешал? — спросил Илья Владимирович.
После этих слов у Лены покраснели не только скулы, но и уши.
— Мы уже кончили, — сказал я.
Прохоров кашлянул — будто подавился. Постучал себя по груди ладонью.
Котова взмахнула ресницами.
Я уточнил:
— Готовились к лабораторке по физике.
Показал рукой на стол, где всё ещё лежали конспекты и учебник.
Прохоров кивнул.
— Молодцы, — сипло сказал он. — Не то, что мой балбес.
— Артурчик тоже готовится! — сообщила Лена. — В моей комнате. С Наташей. Мне сбегать за ним?
Она резво соскочила на пол.
Илья Владимирович остановил её.
— Не надо, — сказал он. — Я не к сыну пришёл. Пусть… хм… занимается.
Прохоров попросил, чтобы я изготовил к субботе три торта. Поинтересовался, смогу ли я их украсить… не танками. Я поинтересовался, какие именно торты ему нужны. Намекнул, что «Птичье молоко» — не лучший вариант для свадебного стола. Сказал, что оптимальным вариантом вижу пропитанные заварным кремом на основе сгущённого молока бисквитные коржи: шоколадные или ванильные. Украшенные не «тридцатьчетвёрками», а цветочными композициями из сливочного крема. Карандашом набросал на тетрадных страницах приблизительный внешний вид кондитерских изделий. Уточнил, что покрою их глазурью. Предложил на выбор пять вариантов украшений. Прохоров смотрел на бумагу, задумчиво потирал лоб.
Илья Владимирович пожал плечами.
— Слушай, Сергей, — сказал он. — Реши сам, что лучше. Я в этом ничего не понимаю.
Он ткнул пальцем в бумагу.
— Но вот этот и этот варианты мне нравятся.
— Не вопрос, дядя Илья.
Я пометил рисунки «плюсиками».
— «Райский сад» и «Клумба императора», — прокомментировал я выбор директора швейной фабрики. — Третьим вариантом советую вот такой: «Розы под снегом».
Показал на карандашный набросок.
Заверил:
— Смотрится эффектно. На гостей произведёт сильное впечатление. Гарантирую.
Прохоров кивнул.
— Ну… давай, — сказал он.
Я поставил третий «плюс».
Разложил выбранные листы на столешнице в ряд — уже прикидывал в уме план предстоящей работы.
Услышал:
— Какой аванс тебе нужен, Сергей?
Я покачал головой и сказал:
— За эти торты я денег не возьму.
Пояснил:
— Это будет подарок от меня и моей семьи. Свадебный. Для вас и для Варвары Сергеевны.
— Послушай, Сергей…
Я поднял руки, развернул их ладонями к Прохорову.
Илья Владимирович замолчал.
