королева и поздравила с обручением. Но от себя скажу, что хоть Джон Сомерсет и поставил нас в неловкое положение, но кто это знает? По мне — он достойный, э-э-э, жених. Идите ко мне, дети мои и вставайте на колени.
Он обернулся на дверь и крикнул: «Салли!» и обернулся ко мне.
— Надеюсь, вы англиканин?
— Конечно, — кивнул головой я.
— Ну и слава Богу. Это, — маркиз показал на вошедшую с иконой в руках женщину, — моя жена Салли. Она не мать Мэри, а потому в процедуре венчания участвует опосредованно.
Он взял в руки икону с изображением «Божьей матери» и, посмотрев на нас с Мэри, вздохнул.
— Давайте, уже. Вставайте на колени.
— Ух ты! — подумал я, опускаясь на оба колена. — Тут тоже так?
— Благословляю вас, дети мои. Живите дружно, счастливо и рожайте детей. Амен!
Я искоса глянул на Мэри, снова залившуюся румянцем, перекрестился и мысленно усмехнулся.
— Вот я устроил танцы с бубнами!
Внесли шампанское и фужеры.
— Твои родители-то в курсе? — спросил лорд Роберт Рассел.
Я покрутил головой.
— Они где-то, то ли в Индии, то ли где в другом месте Юго-Восточной Азии. У них интересная жизнь. Они не станут противиться. Да и мне уже больше двадцати одного.
— На сколько больше? — спросил будущий тесть.
— Мне двадцать два.
— Мэри немного больше. Ей двадцать четыре. Но это ничего. Твои успехи в бизнесе говорят о том, что ты вполне сформировавшаяся личность.
— Хотя раньше, такие девушки выходили за тридцатилетних.
— Ой, дедушка, не начинай, — повернула к лорду озабоченное лицо Мэри. — Оттого большинство браков были тайными.
— И заканчивались разводами, — дед посмотрел на сына. Тот, к моему удивлению, покраснел, но сказал, чуть насмехаясь:
— Не заводитесь, лорд. Присутствуют чужие.
— Где это ты тут видишь чужих, Робин? Герцог уже почти член нашей семьи.
— Скорее, это мы, члены его семьи, — хмыкнул маркиз с именем известнейшего разбойника по прозвищу «Хороший». Это он оказал мне честь называть моих внуков Сомерсетами.
— Это та. Да, — согласился лорд и спросил меня. — Ты подписал хартию?
— Подписал, — вздохнул я. — Разве ж я посмел обесчестить ваш дом? Мы и с герцогом Бофортом ведём переговоры о наследовании его титулов.
— Двойное герцогство вряд ли одобрит королева, — покрутил головой Роберт Рассел. — Такое позволительно только членам королевской фамилии.
— Мне не нужно его герцогство. Он продаёт мне Бадминтон-хаус и отдаёт баронский титул.
— Бадминтон-хаус, это — слишком обременительная ноша. Я понимаю его, — покивал головой лорд. — Извини за бесцеремонный вопрос, но… У тебя есть деньги, чтобы содержать такой дворец?
Я улыбнулся и не ответил. На бесцеремонные вопросы можно и не отвечать.
Всё это время я пытался контролировать свою ментальную матрицу, но «нечто» в пузыре вело себя тише воды и ниже травы, словно понимая ответственность момента. В конце концов, это «оно» разверзло мои уста и сказало слово «нет» королеве. А потому сейчас должно быть, сука, довольным.
Думая так, контролируя ментальное пространство, ведя светскую беседу и размышляя, что делать дальше, я почти сходил с ума. Шампанское было выпито, и возникла пауза.
— Думаю, что детям нужно побыть вдвоём, — сказал лорд Рассел. — А мы пока позвоним Джону Сомерсету. Как ты думаешь, Джонни, он сейчас где?
— Он сейчас в загородной клинике, — сказал я уверенным голосом. — Телефон сказать?
— У меня записан, — кивнул «дед» Мэри. — Пошли, Робин, выпьем чего-нибудь покрепче шампанского. Вот и выросла наша девочка. Кхе-кхе…
Они все вышли из зала, где проходила «встреча сторон», и мы с Мэри остались наедине.
— Ну вот, — сказал я, чтобы что-то сказать. — Как тебе всё это?
— Да-а-а… Как-то не очень, — ответила, нахмурившись, моя невеста. — И что сейчас делать?
— Можно поцеловаться, — сказал я.
— Ах, ну тебя! — махнула на меня рукой Мэри. — Это какой-то фарс! Мы ведь совсем не знаем друг друга.
— Ну… На самом деле помолвка, это как раз такое время, чтобы ближе узнать друг друга. Ведь раньше девушкам было запрещено общаться с чужими мужчинами. Мы хоть в колледже общались.
— В бадминтон играли? Тоже мне общение. Ты меня даже ни разу в кафе не пригласил.
— А ты бы, разве, пошла? Ведь не пошла бы!
— Наверное, не пошла, — согласилась Мэри. — Но ты мне нравился. Ты классно играешь на гитаре. Никто так не играет. И твои диски с Сьюзи Кватро улётные. И ты ей точно кучу песен написал? Вы, правда, были любовниками?
Мэри забросала меня вопросами, и я не знал, с какого начать отвечать.
— Нет, любовниками мы не были, но кучу песен я ей подарил, да. Мы с ней и её ребятами хорошие приятели.
— Она классная! Все парни в неё влюблены. Ты тоже?
— Ага. Когда мне было четырнадцать, у меня на стене висел её постер.
— А я играю на скрипке.
— Чудесно. Значит, я научу тебя играть на гитаре.
— На басовой гитаре, как Сьюз?
— Это сложнее. Там струны толще.
— Знаешь, какие сильные пальцы у скрипачек?
Она показала мне свои пальцы. Я взял и поцеловал её руку. Надо же было с чего-то начинать. После этого я поцеловал ей вторую руку и она зажмурилась. Тогда я просто поцеловал её в губы.
Мы целовались долго и с удовольствием. Сначала подойдя к окну, потом перейдя на диван, потому что, то мне, то ей светило в глаза закатное солнце. У её деда тоже была неплохая усадьба. Не Бадминтон-хаус, конечно, но и не халупа какая. Уоберн-Эбби — один из девяти домов-сокровищниц Англии, построенный в середине XVIII века герцогами Бедфорд из семейства Расселов в графстве Бедфордшир на месте средневекового цистерцианского аббатства Уоберн, был трёх этажным особняком.
По его огромному сафари-парку бродили жирафы, слоны и носороги, привлекая туристов. Тринадцатый Герцог Бедворд первым открыл свою резиденцию для всеобщего обозрения и семья чаще всего жила в усадьбе в Лондоне. Тут они завтра собирались отметить окончание Мэри колледжа, а получилось, что будут отмечать помолвку. Ну, э-э-э, правильно. У меня-то ещё нет «моего» Бадминтон-хауса.
Пока мы целовались, «нечто» сидело тихо, но контроля я не ослабевал. Не хватало мне ещё тут грохнуться в обморок!
