Две пластиковые двухлитрухи от колы наполнил водой. Мало ли. В термос налил горячего чая. Не прилетит самолёт — так выпью.
Если прежний рюкзак был набит под завязку, то этот вышел как будто полупустой, и хоть он был сильно крупнее, но смотрелся почему-то меньше.
Уложив по-новому барахло, я решил чаю попить. Налил электрический чайник, включил. И тут… показалось мне, что в равномерные звуки посёлка вплетается какой-то гул. Самолёт⁈ Я кинулся на улицу, чуть не урылся в коридоре, запнувшись о ботинки. Мать честн а я! Самолёт!!! Вот вам и «спрашивайте после двенадцати»! И не я один ждал — от полосы (то есть, центральной улицы) бежали, что-то вопя, ребятишки. В окнах мелькали лица, вглядывающиеся в небо. Сейчас желающих привалит!
Я сломя голову помчался в квартиру. Схватил рюкзак, куртку, выбежал на площадку. Тьфу! Термос же! Заскочил за термосом, закрыл дверь на ключ, помчался вниз по лестнице.
На первом этаже с рыком развернулся. Чайник включен! Хорош я буду, если в благодарность за помощь хозяину пожар устрою! Ключ попал в замок не с первого раза. Спокойно, спокойно…
Выключил чайник. На всякий случай проверил прочие электроприборы, газ, форточку закрыл. Так. Выдохнул. Всё взял? Всё. Теперь руки в ноги.
Закрыл дверь, ключ бросил в почтовый ящик, вылетел на улицу и помчался к месту посадки.
Ан-24 снижался, наполняя воздух рокотом. Довольно приличный самолёт для того, чтобы просто вот так садиться на ничем не огороженную улицу, на которой только что ходили люди, играли дети…
У здания аэропорта уже дежурил бензовоз-заправщик. На пятачке посадки собралась приличная толпа. Бляха муха, не улечу сегодня, что ли? Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что значительная часть — провожающие. Вот, развлечений тут мало! Люди пришли провожать целыми делегациями, по пять, по восемь человек. С другой стороны, чего бы и не прийти, если родственник улетает, а до аэропорта даже ехать не надо?
Дальше всё было сумбурно. Из самолёта выгрузились пассажиры. Наверное, кто-то производил какое-то техобслуживание, я не знаю, потому что попал в самую середину волнующейся толпы. Кто-то возмущался. Тюки, сумки. Тонко и заливисто плакал младенец.
— Женщину пропустите с ребёнком! — рявкнули сразу три голоса, и передо мной внезапно образовался узкий колышущийся коридор, а в спину ткнули кулачком и нервный женский голос сказал:
— Мальчик, иди!
Спорить я не стал, и протолкался меж людьми до трапа, больше похожего на половинку стремянки. За мной протискивалась женщина с пищащим кульком на руках. Люди в салоне торопливо занимали места. Не те, которые в билетах — любые, лишь бы сесть, прямо как в простом рейсовом автобусе.
— Проходите, проходите, не загораживайте проход! — нервничала проводница, быстро заглядывая в мелькающие перед ней билеты.
Я прошёл вперёд насколько можно, закинул рюкзак на багажную полку и сел к окну. Не знаю, все ли желающие по итогу влезли, но с нашего борта собралась большая толпа довольных провожающих, которые радостно махали руками в иллюминаторы.
— Граждане пассажиры, попрошу предъявить билеты для контроля! — стюардесса прошла вдоль рядов, более внимательно заглядывая в квитки билетов.
Люди с площадки, заменяющей тут рулёжку и все остальные части аэродрома, как-то быстро рассосались (наверное, кто-то скомандовал очистить взлётную полосу). Самолёт вырулил и развернулся в сторону города, загудел с намерением, набирая скорость. За окнами замелькали дома — очень близко, очень странно. Никогда я ещё так не летал, хотя за долгую жизнь на всяких самолётах попутешествовал, от авиалайнеров до кукурузников, даже сам пилотом пару раз летал в авиаклубе с инструктором, но чтобы вот так прямо посреди жилой застройки взлетать… Было в этом что-то сюрреалистическое.
Самолёт оторвался от улицы и начал набирать высоту.
Прощай, Лаврентия!
Стюардесса объявила рейс, фамилии, пятьсот тридцать пять километров полёта и чуть больше полутора часов в пути. Самолёт слегка развернулся — в иллюминаторе проплыла панорама залива, мне даже показалось, что я вижу серенькие сарайки Пинакуля — и устремился на запад.
КВАРТИРКА
Олька, воскресенье, 8:30. Где-то.
Где мы находились, я представляла не очень отчётливо. Вчера, само собой, ни в какой санаторий мы не поехали. То есть, я не поехала, а они…
Так, с начала.
Для начала мне вернули мою одежду, и я с удовольствием избавилась от идиотской казённой пижамы. Мы вышли из психбольницы и погрузились в машины, причём я — в ту, которая должна была везти меня на курорт (ха). Выехали за город и помчались в сторону Шелехова. Посередине дороги в лесочке тормознули, я перескочила из уазика в глухой автобус, и группа товарища Тишайшего вместе с новой группой понеслись-таки в этот неизвестный мне санаторий «Дарасунский» — подозреваю, устраивать засаду на тех, кто приедет меня забирать. У них с собой были носилки, простынка и пара одеял, чтоб изобразить из этого натюрморт «тело в беспамятности».
А мы с помятым Сергей Сергеичем развернулись и устремились в обратную сторону. Меня в планы никто не посвящал, но рискну предположить, что приехали мы в Иркутск.
Здание незнакомое. Коридоры, переходы. Потом мы спустились в подвал и долго шли, поворачивая и периодически поднимаясь-спускаясь по полэтажа. Старой постройки какой-то комплекс, что ли? Во всяком случае, в нескольких иркутских больницах, где с детьми лежать доводилось, под землёй понастроены такие вот лабиринты на случай всяких войн и катаклизмов.
По итогу я не могу вам сказать даже, на каком мы этаже находимся. По ощущениям, вроде, не подвал, но может, это принудительная вентиляция тут хорошая. А окон нет.
Зато есть нормальная кровать, а не продавленная панцирная сетка. С нормальным чистым бельём, пусть даже на нём расплывшиеся чёрные штампы — плевать, зато нет этого отвратного запаха хлорки поверх неопрятности, въевшегося во всё. Шкаф, стол, три стула. Без излишеств. Зато душ и туалет, и меленькая кухня. Холодильник есть. Плитка. Столик с табуретками. И даже вполне приличная посуда в шкафчике.
Сергей Сергеич вошёл следом за мной.
— Ольга, мы можем вызвать повара или доставлять вам питание из столовой, но я думаю, что это повысит шансы вас демаскировать. Вы могли бы готовить сами?
Я села на кровать (матрас нормальный!), кивнула ему на стул:
— Садитесь. А есть смысл?
— Не понял?
— Какой мне смысл задерживаться в этом мире, скажите? Я вовсе не хочу застрять здесь без него.
Он нахмурился:
— А как же Родина?
— Я считаю, что мы сделали для Родины достаточно, чтоб она не держала на нас зла. Всё и так уже лучше, чем было. У вас может получиться. Всё, что меня пока держит — это смутное ощущение, что Вова ещё жив. Но я ведь могу принимать желаемое за действительное. А мне никто ничего не говорит.
Сергей Сергеич сжал губы, раздумывая (и возможно, терзаясь сомнениями, но этих кэгэбэшников хрен разберёшь).
— Хорошо. Я расскажу вам то, что известно лично мне. Но без имён. Простите, не имею права.
— Давайте.
— Некий генерал…
— Назовём его «Н». Как, помните, у классиков: «В уездном городе Н…»
— Да, пусть так. Генерал Н вступил в переговоры с иностранной разведкой.
— США?
— В пользу этой версии больше всего доказательств.
— И он предложил им Вовку… в обмен на что?
— Конкретно мы выясним, когда он будет давать показания. Но выезд за рубеж был включён в список пожеланий.
