А еще казна пропала. Вся, до последнего солида! И никто ничего не знает! Обвинить родного брата в краже? Императора? Это невозможно, не имея доказательств. Может, ее горожане растащили. Тогда много всякой сволочи из своих хибар вылезло. Святослав чуть не завыл от бессилия. Ведь все налицо, но придраться не к чему. Кроме одного…
— Где мои легионы, брат? И где магистр Вячеслав? — спросил он у Владимира, который смотрел на него безмятежным взглядом.
— Твой магистр слишком сильно оторвался от моего войска и на марше попал под удар арабов, — спокойно ответил Владимир. — Я предупреждал его, что он неоправданно рискует, но твой Вячеслав заявил, что знает те места как свои пять пальцев. Он хотел разбить их у Ринокурры, но у него ничего не вышло. Вячеслав рискнул и погубил два легиона. Твои воины погибли все до единого. Тебе надо тщательней подбирать себе людей, брат.
— Что??? — Святослав даже побагровел от такой неописуемой наглости.
Он лишь хватал воздух ртом и больше ничего сказать не мог. Ведь он знал правду! Знал! Люди Косты подпоили нескольких солдат, и те проболтались, что в тот день разбили лагерь без объяснения причин, а потом отошли к Пелузию. Они просто ждали, пока арабы убивали его побратима! Но что стоят слова солдат? Развязать войну из-за пьяных бредней неграмотных горцев! Это безумие!
— Забирай своих людей и убирайся с моей земли! — прохрипел Святослав, уставившись на брата налитыми кровью глазами.
— Не так быстро, брат! — поднял перед собой руки Владимир. — Не так быстро! Если ты не заметил, то я примчал тебе на помощь, едва получив весть, что на тебя готовят поход. Я бросил все, чтобы защитить тебя, как и подобает любящему брату. Я защищал Египет, пока ты болтался непонятно где! И где твоя благодарность?
— Благодарность? — Святослав начал вставать, наливаясь дурной кровью. Он сейчас забудет все, что говорил ему дядюшка Стефан и зарубит этого наглого ублюдка. — Мой дворец разгромлен, моя казна пропала, два легиона погибли. И все это случилось, когда здесь появился ты! Тебе еще нужна моя благодарность?
— Я не виноват, что у тебя легионами командуют дураки, — спокойно парировал Владимир. — Я защищаю твою землю и сам плачу воинам. Разве это не стоит благодарности?
— И чего же ты хочешь? — Святослав почти успокоился. Только сердце щемило. Вячеслав, старый друг, с которым они ели из одного котелка, погиб. И все из-за него… Ну, пусть расскажет, ради чего он со своей мамашей заварил все это.
— Я хочу получить то, что мне принадлежит по праву, — торжественно заявил Владимир. — Италия и Африка — мои по всем законам, божеским и человеческим!
— А воля отца для тебя не указ? — хмыкнул Святослав, у которого все, наконец, сошлось. Именно об этом говорил ему и Константин, и дядя Стефан.
— Не указ, — спокойно ответил Владимир. — Отец умер, и с тех пор многое поменялось.
— И что именно? — напрягся Святослав.
— У тебя больше нет войска, — широко улыбнулся Владимир. — Тысяча здесь, тысяча в Леонтополе, пять тагм в Вавилоне и столько же на нубийской границе. Чем ты собрался сдерживать новый набег арабов? Старичками-ветеранами? Не смеши меня!
— А с чего ты взял, что будет новый набег? — сощурился Святослав. — У арабов сейчас своя большая заваруха. Они никак не определятся, кому там у них быть халифом.
— У меня разведка работает, брат, — покровительственно ответил Владимир. — Чего и тебе желаю. Легионы из Италии ты перебросить побоишься. Если ее оголить, лангобарды вас затопчут. Перебросить войско с севера? Тоже нет. Там братец Кий свою долю требует. Мне тут доложили, что он уже первый Германский вдребезги расколотил, и сейчас Новгород осаждает. Что, не знал? Ну, так теперь знаешь. Прими мое предложение, и тогда я оставлю здесь войско. Оно возместит тебе потери.
— Я откажусь, — спокойно ответил Святослав. — Убирайся отсюда и забирай свой трусливый сброд. С арабами я разберусь сам.
— Ты сошел с ума? — Владимир даже растерялся от неожиданности. Он не был готов к такому повороту. — Они же узнают, что я увел войско, и тогда придут снова! Ты же потеряешь Египет! Великий канал, торговля специями, хлопок, сахар… Ничего этого больше не будет! Черт с тобой, оставь себе Италию и Рим. Верни мне Африку! Ты же сам сказал, что лишился казны! Ты ведь вообще все потеряешь! Без специй отцовской державе конец! Ты что творишь, брат? Господь помутил твой разум? Тебе поставили мат, Святослав! Смирись с поражением!
— Ты не получишь ничего. Убирайся! — отчеканил Святослав. — Чтобы ноги твоей на моей земле больше не было! И уводи отсюда своих солдат.
— Я уйду, — Владимир поднялся с оскорбленным видом. — Ты неблагодарный человек, Святослав. Все, что сделал отец, полетит в пропасть! Ты стал августом, а сам и мизинца нашего старика не стоишь. Прощай! Я немедленно отправляюсь в Константинополь!
Святослав не сказал ни слова. Ему просто нечего было сказать. Младший брат и его мать, действительно, поставили ему мат. Теперь он в этом уверен. А еще у него отпали все сомнения в том, кто виновен в его бедах. А ведь он не верил до самого последнего момента. Не верил ни родному дяде, ни вернейшему из отцовских слуг. Он и в мыслях не мог допустить, что родной брат ударит ему в спину…
— Константин! — сказал император, и тот вышел из-за двери, что вела в соседнюю комнатушку. Коста слышал каждое слово.
— Государь!
— Немедленно садись на корабль и плыви в Бейрут, — сказал Святослав. — Оттуда иди в Дамаск, к халифу Муавии. Ты туда доберешься из Бейрута за четыре дня, если поспешишь. Делай что хочешь, обещай что хочешь, но купи мне мир. Купи пять лет! Деньги не имеют значения. Пусть халиф поклянется памятью Пророка, что не нападет на нас все это время. Сейчас цена перемирия будет невелика, но если Муавия узнает, что мой брат ушел отсюда вместе с войском, то она станет невообразимой. Или же он просто откажется договариваться с нами и нападет уже весной. Тогда нам и правда конец… Мы потеряем все.
— Слушаюсь, государь, — поклонился Коста и вышел.
— Мистика ко мне! Быстро! — рявкнул Святослав, а когда невысокий лысоватый евнух пришел и склонился перед ним до самой земли, прорычал. — Пиши письмо кагану Кубрату в Ольвию. Мы готовы принять еще две тысячи юрт всадников. Пусть выйдут из своих кочевий сразу же, как только согреется вода рек. К тому времени корабли будут уже на месте. Все нужное они получат в дороге, я даже лучшее оружие им подарю. А сам каган получит двадцать золотых за каждого, кто может держать лук.
— Слушаюсь! — склонился личный секретарь. Он обладал удивительной памятью, почему и пробился на самую вершину власти.
— Потом отправишь шифрованное сообщение телеграфом в Александрию! Лучше запиши! Сиятельному Стефану и друнгарию Лавру повелеваю исполнить следующее…
* * *
Три недели спустя.
Лаврик вдохнул соленую свежесть, которую порыв ветра принес с моря. Его давно так никто не называл. Только государь, и только по особым случаям, в минуты хорошего настроения. Командующий флотом родился и рос в Греции, и к трескучим морозам Словении за восемь лет учебы так и не привык. А тут, на южном побережье Средиземного моря, он чувствовал себя как дома. Он полюбил Александрию с ее дневной жарой и вечерней прохладой, с ее шумными греками и неразговорчивыми египтянами, с гомоном ее базаров и веселой зеленью, что покрывала все сплошным ковром, лишь только уходила большая вода. Тут он был дома. А вторым его домом стал корабль, «Владыка морей», флагман александрийского флота. Здесь друнгарий знал каждую доску, каждый канат и гвоздь. И того же он требовал от своих кентархов, капитанов кораблей.
Когда Лаврика вызвали во дворец к великому логофету, он и подумать не мог, что все обернется именно так. Безумие какое-то творится. Ведь он только что пришел из Карфагена, где ждал нападения ромеев, а теперь ему нужно плыть туда опять. Все это похоже на какую-то дурную шутку, но смеяться почему-то не хотелось. Два легиона погибли. Императорский дворец разорен дотла, а казна пропала. Друг Вячко сложил свою голову. Три башни телеграфа между провинцией Ливия Нижняя и Африкой разрушены, и теперь сообщения на этих участках передают всадники.
