— Государь, — командир эскадрона подскакал и ударил кулаком в грудь. Он Александра много лет знал, еще с Сотни. И весь эскадрон его составлял личное войско наследника, преданное ему безоговорочно. Они же с малых лет лямку тянули. Как учились, так и служить пошли, все вместе.
— Слушаю тебя, Некрас, — повернулся к нему Александр.
— До изменников четверть часа, они у опушки. А в полудне пути отсюда сам хан Юрук идет, не жалея лошадей. Какие будут распоряжения?
— Те же, что и раньше, — пришпорил коня Александр, — изменников на ножи, а потом идем на соединение с тарниахами и консуярами. Юрук за нами поскачет, никуда не денется. Он захочет отмстить за свою семью.
Что могут сделать две сотни человек, из которых два десятка воинов, когда на них идет кавалерийский полк? Да ничего, только умереть с честью. У них не осталось скота, лишь немного коней, на которых они пытались убежать. Тщетно. Кочагиров гнали по всей степи, словно волков. И вот теперь им негде больше спрятаться. Воины, почуявшие дрожь земли, которую тревожит топот сотен копыт, натянули тетиву на луки. Они обняли своих родных, а потом достали ножи. Кочагиры знали, что им все равно не выжить. Братиславский хан приказал извести под корень их народ. Отцы убили своих детей и жен, а потом убили своих матерей. Их всего два десятка, а впереди неудержимо катится закованная в железо волна. Всадники, которые уложили своих родичей в ровные ряды, спокойно ждали смерти. Они уже расчесали волосы, густым водопадом спускающиеся до самого пояса. Здесь мало черных волос, все больше седые. Они сегодня умрут достойно, как воины, и не опозорят предков трусостью. Как не позволили опозорить насилием своих жен и дочерей.
— Алхаа! — отрывисто скомандовал старейшина племени, приходившийся родным дядей хану Юруку. — Покажем этим земляным червям!
— Алхаа! Алхаа!
Истошный плач раздался над полем. Кочагиры, вместо того чтобы бить из лука, ударили копьями, раня коней. Немыслимая подлость по степным меркам, но несколько воинов оказались на земле и были добиты ревущими от ярости всадниками. Впрочем, для детей степи на этом все закончилось. Их сшибли с коней пиками и изрубили тяжелыми кирасирскими палашами.
— Все тут? — спросил Александр, вытирая кровь с клинка.
— Все, ваша царственность, — ответил командир полка, — до последнего человека. Они сами друг друга порешили, нам ничего не оставили. Можно уходить.
* * *
Хан Юрук с болью в сердце смотрел на своих родичей, лежавших рядком на стылой земле. Вот его дядя… Вот мать… Вот жены и младшие дети. Они убиты ударом ножа и, судя по спокойным лицам и сложенным на животе рукам, их убили свои. Вот они, лежат на земле, яростно оскалив зубы. Мужи этого рода пали в бою после того, как позаботились о женщинах и детях. Никто из них не дрогнул, и никто не побежал. Великое небо и духи предков будут ими довольны, они поступили как подобает.
— Мой хан, — нукер, племянник одной из его жен, вышедший в свой первый поход, подъехал к нему. — Это воины кагана Святослава, у них подковы на копытах. И они ушли не так давно, след еще свеж. Мы можем их догнать. Их куда меньше, чем нас. Мы их раздавим, мы отомстим…
Голос нукера дрогнул. Он женился полгода назад и без памяти любил свою жену, красавицу Сайну. Юрук сам гулял на их свадьбе и подарил молодым отличного жеребца. Эта пара хорошо ладила друг с другом, а сегодня хан увидел Сайну среди других тел. Он чувствовал, как ее дух прямо сейчас смотрит на них с неба и жаждет отмщения. Как и духи его собственных жен. А еще… Это не первое кочевье на его пути, и все они были истреблены до последнего человека. Собственно, пять тысяч всадников — это и есть теперь весь народ кочагир, который лишь недавно оправился от страшной резни, которую четверть века назад устроил ему покойный каган Само под Новгородом. Ну, что ж… Были бы мужи, а бабы найдутся. Они родят новых всадников. Но сначала месть…
— Вперед! — махнул плетью хан. — Вырежем сердце этому зверью!
— Кху! Кху! — всадники подняли оружие. Многие из них нашли сегодня своих родных, и теперь их головы мутились от жажды крови. Как будто не они совсем недавно жгли хорутанские деревни и с хохотом насиловали пойманных баб. Как будто не они рубили стариков и копьями бросали младенцев в горящие избы. Зло всегда возвращается, но они об этом не догадывались. Настоящий воин степи рожден для того, чтобы властвовать над земляными червями. Так всегда было, и так всегда будет.
Они догнали врага совсем скоро. Только на их пути стояли не люди братиславского кагана. Тарниахи и консуяры, проклятые псы, лжецы и клятвопреступники.
— Как ты мог, Ари-Берке? — выехал вперед Юрук, когда увидел хана тарниахов, соседа с востока. — Ты же клялся мне в дружбе!
— А ты клялся в верности кагану, — невозмутимо ответил тот. — И я христианин. Клятва такому как ты, ничего не стоит. Мне отпустят этот грех.
— Удобно, — хмыкнул Юрук. — Ты уже угнал мои табуны к себе за Тису?
— О да! — радостно оскалился Ари-Берке. — Зима в наших местах была плохой, то оттепель, то мороз. Много коней изувечили ноги об острый лед. Я чуть не плакал, когда резал их на мясо. Так что это весьма кстати! Спасибо тебе, Юрук! Плохо только, что баб из твоего рода молодой каган трогать не велел, пришлось перебить. Жаль, там были красотки.
— Я тебе сердце вырежу, сволочь! — пообещал Юрук и заорал. — К бою!
Безумная ярость, застилавшая глаза, мешала ему осознать, что перед ним вовсе не те воины, что истребили его род. А когда он это все-таки осознал, было уже поздно. Когда кочагиры втянулись в бой с племенами предателей, в тыл им ударил полк кирасир и играючи опрокинул легкую конницу.
— Вот же он! — прохрипел Юрук, увидев всадника по позолоченном доспехе и пурпурном плаще. — Убью гада!
Он повернул своего коня, не обращая внимание на то, как валятся под копыта вражеских лошадей его нукеры, и стал пробиваться к всаднику. Мальчишки окружали его, на вид — лет восемнадцать-двадцать. Проклятые выродки, которых изрыгает из себя школа в Братиславе. Славные воины, рубятся отчаянно, смело, а пиками и вовсе работают как баба иглой. Вот дерьмо!
— Пропустить! — услышал Юрук. — Он мой!
— Ваша царственность! — раздался возмущенный голос. — Зачем?
— Я уже не твой ученик, Некрас! Пропустить хана ко мне! Так нужно.
Юрук смерил взглядом молодого, сильного воина на рослом коне. Силен, в седле сидит уверенно. У него повадки хорошего бойца, не отнять. Весь в отца и деда…
— Умри! — заревел Брук и ударил молодого цезаря копьем.
Это оказалось бессмысленным. Изукрашенная золотом и чеканкой кираса даже не погнулась, а ответный удар копья чувствительно попал по ребрам. Хан носил юшман, кольчугу с вплетенными в нее пластинами. Если хорошенько ударить в бок, можно ребро и сломать. Пробить доброе плетение тяжело, ведь хан не поскупился, покупая себе доспех. Всадники кружили, фехтуя копьями и стараясь поразить друг друга в ноги и шею. Им это не удавалось никак, они пока не допускали ошибок, а бить в коня не хотел ни один, ни второй. Рука не поднималась на такую красоту.
— Может, мечи возьмем? — прохрипел изрядно уставший Юрук. — С копьями мы провозимся долго. А я хочу увидеть, какого цвета у тебя кровь, мальчик. Людишки болтают, что у тебя в жилах течет чистое золото.
— Забери копье! — Александр протянул руку и отдал оружие всаднику из свиты.
Он вытащил из ножен тяжелый палаш с гардой в виде плетеной корзины, защищающей руку. Доспехи становились доступны даже простым воинам, а потому все больше в обиходе появлялось таких клинков. Они рубили не хуже меча, но в изготовлении оказались существенно дешевле. Отковать лезвие с односторонней заточкой гораздо проще, чем наваривать стальную полосу на сердечник из мягкого металла. Юрук достал длинный меч с украшенной золотом рукоятью, подарок побратима Кия. Он принял оружие из его рук, но оставил того, кому поклялся служить. Судьба своей семьи и собственного народа оказались важнее клятв.
