Вышли на слияние Явальдина с Ексекюляхом, и дальше шли по этой второй речке. Где-то уже совсем рядом. И вот за мельтешением ветвей мелькнуло серое пятно. Не рассмотреть, что там. У второй прорехи убедились, что не показалось. Сереется что-то среди зелени. И только на следующей прогалине чётко увидели — он! Патомский кратер. Дошли. Где-то тут должна быть поляна, где стояла лагерем большая экспедиция лет десять назад.
Поляна нашлась, и впрямь, хорошее место, и кратер с неё видно. Чахлые лиственницы скрывают склон горы, куда надо будет подняться, на глаз с полкилометра. Было желание рвануть сразу, но отмахали сегодня больше двадцатки, да по пересечённой местности. Куда он от нас денется? Ставились не спеша, а сами поглядывали на маячивший как бельмо кратер. И когда навернули по банке тушёнки с уже не свежим, но всё ещё вкусным хлебом, созрела мысль — сходить на разведку, пока светло. Налегке-то оно всяко быстрее. Если не дойдём, вернёмся.
Придумав такое, сорвались как пацаны. И куда только усталость подевалась? Схватили только Сайгу, да телефон с хорошей камерой, спецом для этого дела выключенный ещё на Перевозе.
Спустя пятнадцать минут ходьбы заподозрили, что что-то не так. Вместо лёгкой прогулки идти стало будто бы ещё тяжелее. Солнце, всё время висевшее над горой, как-то внезапно оказалось на самой вершине. Полчаса — и сумерки укроют склон. А серая осыпь кратера всё ещё мелькала в отдалении.
— Возвращаемся, — решительно окликнул я друзей, которые забрались выше меня. Блин, одышка, будь она неладна.
Мелькнула Лёхина энцефалитка, и пропала за плетьми карельской берёзы. Воцарилась тишина.
— Лёха, Вовка! Спускайтесь. Завтра придём!
Сунув два пальца в рот, свистнул. Тонко пищали комары и мошки, а люди будто испарились. Ни ответа, ни хруста веток под ногами.
— Ять! — сплюнул я и бегом устремился вперёд.
Вот ведь втемяшилось людям, ничего не замечают, ничего не слышат. А солнце уже наполовину погрузилось за мягкий горизонт. Пробежка вверх быстро перешла в шаг, приходилось отдыхиваться, выкликая мужиков и сквозь стук в ушах пытаясь услышать ответ. Никого. И за этими кустами никого, и дальше пусто. Когда после очередной пробежки я внезапно выскочил на опушку леса, за которой начиналась каменистая серая осыпь, то даже растерялся. Кратер-то совсем близко был. Но где мужики?! На сколько хватало глаз, впереди серое неровное полотно кратера. Ни шевеления.
— Лёха! — что есть мочи заорал я, чувствуя, как позорно дрожат ноги.
Солнце уже целиком скрылось за горой.
— Ну щас я вам, — пообещал я и снял с плеча Сайгу.
Выстрел вверх оглушил, раскатисто уйдя в распадок и принеся многочисленное эхо. Это-то они должны услышать!
В ответ над кратером полыхнуло зарево и грянуло так, что затряслась почва под ногами. Через край осыпи перевалила туча, чёрная на фоне угасающего неба. Моментально стемнело. А дальше разверзся форменный ад, из которого вылетали во все стороны молнии, непрестанно гремело и поливало как из ведра. Мне показалось, что туча, подобная чёрной дыре, сползает вниз по склону, всё быстрее и быстрее поглощая само пространство. Меня накрыло секунд через тридцать, успел добежать только до первых деревьев.
В кромешной тьме бежал, не разбирая дороги. Когда в очередной раз сверкнуло прямо за спиной, увидел на пути человеческое тело, распростёртое поперёк тропы. Свернуть уже не успел, поэтому полетел через него, башкой о корявую лиственницу. Дальше только падал…
Глава 2
Я пришёл в себя рывком, вздрогнув во сне. В бок впивалось что-то твёрдое. Пошевелив руками, нащупал мокрую хвою. Вскочил в ужасе.
Твою ж душу мать! Патомский кратер! Гроза! Мужики!
Вокруг сияло ясное солнце, на небе ни облачка. И день! День, мать его растак! Я что, всю ночь тут провалялся? Кратер, как ни в чём ни бывало, красовался по соседству. Рукой подать.
Голова болела, и слегка покачивало. И ещё подташнивало. Похоже, сотрясение. Идти могу? Вполне. Надо спуститься, мужики наверное, обыскались. Между прочим, сами виноваты, нехрен было вчера отрываться от коллектива. Точнее, меня отрывать. Отрывать и бросать.
Неверной походкой я двинулся к деревьям, одновременно ощупывая голову. Кроме неё же особо ничего не болит. Пальцы наткнулись на длинные пряди. Что это?! Что за грива?! Я давно стригусь коротко, потому что волосы на макушке всё реже с каждым годом. Уподобляться придуркам, которые начёсывают на лысину три волосинки, вообще не моё. В следующий миг я забыл про лохмы, которых быть не могло на моей голове, потому что увидел человека. Тот лежал под деревом, словно мёртвый. Кто? Лёха или Макарыч? Что случилось? Ноги стали ещё менее послушными, чем были до того, желая оттянуть момент истины. Мёртвый, млять! Он мёртвый! А вдруг живой? А вдруг ему нужна помощь? Может, именно поэтому я их вчера и не нашёл. Ему стало плохо (кому ему?), а второй побежал в лагерь. Мы разминулись.
Ффух! Нет, это не Лёха, для Лёхи мелковат. А для Макарыча крупноват. Кто же это тогда? Костюм на нём в точности как у меня. И ботинки.
Я подошёл вплотную, вглядываясь в лицо. И почувствовал, что земля уходит из-под ног. В буквальном смысле. Пришлось обхватить дерево, чтобы не рухнуть сверху на явно мёртвое тело. Моё тело!
Как я оттуда бежал, не вспомню даже под пытками. Глюки! Глюки, это не я! Я башкой треснулся, наверное, сильно. Только бы найти мужиков, пусть мне ещё раз дадут по башке, мозги вправят. Чёртов кратер! Говорил нам шаман, не ходить, какого лешего попёрлись?! Наверное там всё-таки газ, как кто-то предполагал. И газ этот не только камни выпирает на поверхность, но и мозги выворачивает.
— Мать, мать, мать!
Это я уже орал, потому что рассмотрел, что нашей палатки нет внизу. И вообще ничего нет внизу. Докуда хватало глаз, расстилалась чёрная гарь. Песец! Полный! Если всё это не продолжение глюков, то что это? Молния вчера спалила к едрене фене? А почему не дымится? Такое ощущение, что пожар был пару месяцев назад. Вон и травка молодая пробивается.
Значит, глюки!
— Мужикииии! — заорал я, ещё слабо надеясь, что мне ответят.
И тогда можно будет честно признаться в сдвиге по фазе и просто сесть, закрыв глаза, пока это безумие не кончится.
Никто не ответил.
А я понял, что глюки ширятся. Потому что голос был совсем не мой, какой-то юношеский ломкий басок. И ещё я рассмотрел, что одежда на мне как с бомжа, а на ногах кирзачи. А под ними — портянки, сцука. И главное, руки, руки, млять! — на мои не похожи! И волос на голове дохренища. Длинных, с ладонь. И ЧЁРНЫХ! На моей русой башке — чёрные волосы. И они точно растут из меня, потому как выдираются с болью! А щетины на щеках и даже подбородке — нет. И над губой, и на шее. И на руках три волосинки! И на пузо нет и намёка. И, мать его за ногу, всё, что ниже, тоже не моё! Это вообще не моё тело! Если эти глюки не кончатся в ближайшее время, я умом двинусь.
Главное, что делать, непонятно. Если всего, что я вижу, не существует, то где я на самом деле и что делаю? Бегаю по тайге? Залез в кратер и пускаю пузыри в отключке? Ладно, если мужики поймали да связали. А если они сами в таком состоянии? Вдруг это правда газ был? И как только мы поднялись, тут его и надышались? Потому я их не нашёл. И мой труп! Это такая жесть, что от одного воспоминания волосы дыбом по всему телу. Хотя по уму надо бы подняться да проверить, он ещё там или уже развеялся? Не пойду. Я тут буду сидеть и ждать.
Следующая светлая мысль, посетившая голову, была: «А не привидение ли я?»
Труп в наличии, так может я умер? Саданул кулаком об горелый пень, убедился, что боль самая настоящая. Солнце печёт мою волосатую голову. И жрать охота. Привидения не жрут. Или жрут, но души-страхи всякие. А у меня желудок бурчит громко и выразительно. Как назло, даже горелых рюкзаков или их содержимого, не видно. И в карманах брезентовой штормовки (ха-ха) всякая несъедобная фигня, типа лески с крючком и каких-то гаек. Верхонки ещё. А нет, что-то есть. Вытащив горсть сухарей, не поверил себе. Может и тушёнка найдётся? Ладно, пусть не в куртке, а в штанах. Хрен. А вот в правом кирзаче что-то есть. С трудом стащив сапог, размотал портянку, рискуя, что обратно замотать нормально не смогу. Портянки когда-то давно были в армии. Так тридцать лет прошло, всё позабыл с тех пор. Выпал мешочек вроде кисета, туго перевязанный тонкой верёвкой. Тяжёлый. Интересно. Раздербанив завязку обгрызенными ногтями, каких у меня отродясь не было, заглянул внутрь. Оп-па! Ну это уж слишком. В мешочке было золото. Мелкие чешуйки, среди которых прощупывались более крупные кусочки. Вытащив самородок с ноготь большого пальца, поковырял его, посмотрел на свет, понюхал. Вспомнил, что надо попробовать на зуб. Куснул. Дебильный глюк! Даже нижний зуб, шестёрка, на месте. И вместо пары мостов по ходу свои. Чё за гон! Упихнув глюкавый самородок на место, затянул верёвку и похромал в кирзаче на босу ногу к воде. Поймать отражение удалось не сразу. А когда удалось, я долго всматривался в неприлично молодое лицо в обрамлении чёрных патлов.
