Обань.
Нас опять переодели в казенное, и мы теперь носит гордое имя синие. И будем синие пока не пройдём отбор на учебку. Затем мы станем красные. Это потому, что раньше очень давно на заре рождения легиона. перед отправкой в учебку отобранные носили красную повязку. Опять тесты и опять гестапо. ко мне отношение ещё более придирчивое — результат разоблачения наркоторговцев. Возможно, я прикрылся этими наркоторговцами, чтобы проникнуть в Легион. Так и есть именно для облегчения процесса отбора я и сдал этих испанских торговцев наркотой. Усиленная проверка пройдена. Из почти сотни кандидатов в Легион осталось двадцать человек. Но это только наша комната в Париже. Ещё есть остальные вербовочные пункты и есть те, кто явился в Обань и уже здесь заявил о готовности поступить в Легион. Почти неделя от подъема до отбоя бесчисленные тесты и проверки. Зачем так много проверок и тестов. Соврать можно раз, ну два но соврать десятки раз трудно. Забываешь, что говорил и писал раньше. Забываешь именно мелкие детали и на них на этих ошибках вылавливают тех, кто врал и отчисляют. Наконец неделя проверок истекла нас построили и по одному в кабинет и там наконец подписание контракта. Срок контракта пять лет затем можно и на другой срок заключить контракт, раньше контракт был десять лет, потом семь лет и вот теперь пять лет. с этого момента у нас идет зарплата по контракту.
Но не всё так просто. Типа подписал контракт и поехал в полк щеголять в белом кепи. Нет всё не так просто. теперь впереди учебное подразделение в городе Кальдерони в четвертом полку Иностранного Легиона. Теперь впереди 16 недель муштры и издевательств, последнее сито так сказать. Перед отправкой уже в полки для обычной службы.
Опять нас строят и в составе учебной роты ведут на ферму. именно так и называется барак в сельской местности и никаких коров и доярок там нет. Только злые и придирчивые сержанты и капралы. Опять каждодневные физо и изучение тактики и оружия и уставов. Звучит просто, но есть мелочь, которая превращает это в общем то простое и рутинное занятие в квест повышенной сложности. Всё здесь происходит на французском языке. Нет никаких поблажек не знаешь французский язык учи вместе со всеми и не выполняешь команду, потому что не знаешь язык это твои проблемы и проблемы твоего взвода. Так вколачивается братство легионеров — через коллективные упражнения на тактическом поле. Одно радует «дедовщины» нет, совсем нет. Малейшее проявление «дедовщины» и получают люлей все и сержанты и особо офицеры. Потому офицеры не покрывают любителей распускать руки. Орать — ори хоть посиней, но бить рекрута не смей. Первая неделя самая сложная отсев просто страшный, но мы с Моржом держимся. Нас поставили вдвоем. По правилам рекрутов делят на пары. Один в паре франкоязычный второй нет. Но в нашем наборе франкоязычных на всех не хватило. Потому мы вдвоём учим французский каждый день три слова. За месяц девяносто слов и после 16 недель учебки у нас должно быть в словаре триста шестьдесят слов и выражений. Должно хватить на итоговые тесты. Закончилась адаптация к армейской службе и пошла жара. Изучение оружия и строевые занятия полковые песни и песни легиона. И опять строевые занятия — 88 шагов в минуту. У нас же советская строевая подготовка — на самом деле различия небольшие. Но нас теперь считают немцами. Вот с чего — оказывается советская строевая очень похожа на немецкую и к нам уже немного другое отношение. Не сказать, что сильно лучше, но более уважительное. Немцы в Легионе оставили добрую память. Автоматы, с которыми бегаем полное дерьмо по сравнению с Калашниковым. Грязь и пыль выводят этот автомат сразу и надолго. Потому затвор всегда в чехле для защиты от грязи и пыли. Это хорошо на строевых занятиях — выходим на полигон и всё первое же переползание на огневой позиции и всё можно нас брать голыми руками. Механизмы автомата заклинило.
Значит надо перебирать и чистить. Понадобилось море времени что бы приноровиться к этому беспределу.
Не осталось безнаказанной моя помощь в задержании испанских торговцев кокаином. Оказалось, не всех тогда забрали. Двое проскочили сквозь сито проверок и следствия и теперь косо посматривают в мою сторону. Идти в гестапо жаловаться на них это бесполезно. Никаких активных действий не предпринимают, но смотрят косо и ищут не табельное так сказать оружие. По всему будут стрелять в спину. Да в Легионе не одобряют драки и выгоняют на раз за любую потасовку могут даже не посмотреть кто прав, кто виноват. Изначально — виновны обе стороны потасовки.
Надо что-то придумать. Что может придумать опер. Я придумал оперативную комбинацию. Испанские мои недруги обхаживали кладовщика оружейки своего земляка. Хотя Легион семья и здесь нет национальностей. Но всегда бывают нюансы. Вот и Морж засек вечерние встречи этого оружейника и испанских мстителей. Он же засек передачу из-под полы револьвера и пачки патронов. Мне осталось только отправиться в гестапо и сообщить на меня готовят покушение. Этот гестаповец не поверил мне и долго смеялся и пришлось включить сутяжника я ему передал лист бумаги и там чёрным по белому. На меня готовят покушение, оружие уже передано, револьвер передал кладовщик из оружейки. Этого не может быть. Гестаповец мне не верил, мне же было уже все равно рапорт зарегистрирован и теперь любая потасовка на мне не отразиться. Оперативная комбинация была простая. Я в присутствии моих испанских мстителей сообщил Моржу, что у меня есть марихуана и я её храню за бараком в тайном месте. Конечно, никакой конопли у меня не было, но и этого блефа хватило. Я вышел из барака мои испанские друзья достали револьвер и снарядили барабан и пошли меня с Моржом убивать. У них был простой план, очень простой — одного из нас застрелить другого зарезать и представить всё как драку наркоманов и которая привела к обоюдному смертоубийству. И всё дело сразу закрыли. гестапо недооценили обе стороны конфликта. Нас пасли и когда испанцы вышли из барака их уже ждали и приняли с револьвером в руках. Меня тоже задержали ещё раньше тоже сразу после выхода из барака, и долго потом искали коноплю в тайнике у барака, под бараком и в самом бараке. Естественно, не нашли. У меня не было конопли. Испанцы пропали из барака
и роты и из Легиона и мне долго выговаривали за самодеятельность, но оставили в учебке. Информаторов в роте было гораздо больше, чем я думал. И информация не проста поступала в гестапо она просто бурно текла не переставая. Но привлекая в качестве наемников разных людей по национальности и вероисповеданию возможно имеющих конфликты с законом по-другому устроить Легион было бы совсем глупо. Контроль был полный и по высказываниям, и по действиям.
Глава 3
Каждую неделю на рапорте во взводе каждый называет три полка Легиона, где он хочет служить после прохождения этих учебных сборов. Обычно на выбор желаемого полка влияют рассказы капралов и сержантов, которые нас тут учат. Оскорбления и крики ещё продолжаются, но уже больше из принципиальных соображений всё, кто хотел свалить уже свалили. Прошло четыре недели на ферме. Теперь впереди знаменитый марш — la marche de Képi blanc. Марш для получения белого кепи. Эта белое кепи символ Легиона и носят его в принципе только в торжественных случаях. так в повседневности носят обычный берет. Да звания у нас до этого марша белого Кепи весьма специфическое — доброволец. Это звание отражает действительное положение дел — здесь вокруг в учебной роте — добровольцы.
Вот и прошло четыре недели на ферме. теперь нам нужно пройти марш на право носить белое кепи. расстояние которое надо пройти -пятьдесят километров, на все эти пятьдесят километров выделено сорок восемь часов. Кто не пройдет или не уложиться во времени того отчислят. Все эти четыре недели главной страшилкой были ужасные условия этого марша. В конце концов мне надоело слушать ужасы без конкретики, и я подошел к сержанту за подробностями и услышал — пятьдесят километров в полной выкладке за двое суток и всё. Я в армии больше проходил за двое суток. Нашли чем пугать и сразу же выкинул из головы всякое беспокойство по этому поводу. Построение для отправки в путь было торжественное и состояло из речей и музыки. Затем проверили укладку рюкзаков и наличие оружия всего было там 25 килограмм веса. И мы отправились в свой торжественный поход. Взвод построили по четыре в ряд впереди сержант и со всех сторон крутятся капралы. Все добровольцы вроде бы умеют и знают, как вести себя на марше. Но всё равно находятся те, кто натрет ногу. Эти будут отчислены по итогам марша. Направление марша знает только сержант — но это если официально на самом деле и направление и ориентиры все давно узнали по этому маршруту не раз ходили и бегали все добровольцы за эти четыре недели на ферме. Не сдать марш это надо очень хотеть его провалить. Хотя рассказывали о разных ужасах и всякого рода провокациях, но вот и первый привал. Местность должна быть совсем пустынной и дикой. Только во Франции такой местности немного и что бы её эту местность найти надо очень постараться. Но мы нашли трудности. по крайней мере я. Марш уже заканчивался и последний отрезок в пять километров в этот раз проходил рядом с полевой дорогой. Здесь около Марселя полевая дорога — это автобан в России и надо же такому случиться — впереди нас на перекрестке две перевернувшиеся машины. Вокруг машины бегает мужик и дико кричит — на помощь. На помощь. Мы уже рядом — на перекрёстке столкнулось два автомобиля — один автомобиль перевернулся и из него выбивается дымок. Скидываю рюкзак и передаю вместе с автоматом Моржу. И кидаюсь к автомобилю — внутри женщина и ребенок. Оба висят вверх ногами на ремнях. Это не удивительно — машина перевернута. Дымок всё гуще, мужик уже просто верещит. Достаю нож и разбиваю оконное стекло в двери и вползаю в салон. Резкий запах бензина. Вот не хватало поджариться на марше, на котором всех трудностей должно быть жара и мухи. Пожар не входил в перечень. Пилю кромкой ножа ремень на котором висит ребенок вот зачем было так его затягивать, хотя, о чем это я, ремень затягивается автоматически. Пока пилю в себя приходит женщина и начинается истерика и крики вытащите меня немедленно. Ага, сейчас всё брошу и полезу выпускать. Наконец ремень лопается и я подхватив девчушку лет пяти ползу через сиденья и выталкиваю ребенка наружу. ребенка подхватывает капрал, сержант разоряется — немедленно вылезть. Сейчас машина загорится. Вспыхнет значит вспыхнет. Чего орать то. Значит судьба, но вылазить и бросать женщину — это неправильно и не хорошо. Запах бензина всё сильнее и сильнее. Тетка ревет как корабельная сирена и хватает за руки. Приходиться лупануть по щеке. Женщина заткнулась и дико на меня смотрит. Наконец и этот ремень порвался, и я выпихиваю эту тетку из салона автомобиля. Меня за руки рывком выдергивают из салона машины, и только я вылетел из салона за спиной начинает реветь пламя. В кино машины взрываются, но в этом случае пожар был без взрыва и хлопка. Пламя с ревом проглотило машину. Подскочил Морж и подал мою сбрую и я, отцепив флягу с водой жадно пью и обливаюсь водой. В очередной раз прошел по краю и нечего живой. Сержант кричит уже просто ради порядка. До конца дистанции осталось три километра и по времени три часа — одеваю сбрую, рюкзак на плечи на шее автомат. Сержант непонимающе смотрит на меня. Просто говорю — надо закончить дистанцию. Здесь можно оставить пару капралов до приезда полиции. Сержант очнулся и снова крик — строй восстановлен, и мы отправились дальше. На финише нас ждет уже полиция и офицеры и журналисты. Меня отправляют к врачу. Потому я спокойно устроился в медицинском изоляторе и валяюсь на койке. Весьма комфортно. Остальным ещё стирать форму и чистить оружие. Я же лишен этих радостей воинской службы. Думаете — почистят и постирают без меня — фигушки это всё придется делать мне, когда меня отпустит врач. Основное внимание мне от психиатра — его интересует зачем я полез в машину. Нет ли у меня желание уйти из жизни. Нет у меня желания уйти из жизни. И причину я называю уважительную — говорю мне понравилась женщина и потому полез спасать. Это дело наделало много шума — в машине оказались сотрудники мэрии. Из Парижа и теперь шум дошел до Президента Франции и теперь газеты обсуждают это происшествие. Кого только я не видел пока лежал в медицинском изоляторе. И командующий корпусом и командир полка, и прочие начальники и командиры. Но всё хорошее тоже кончается. Хоть выспался.
