Вспомнилась миниатюрная гимнасточка Лера, и я спросил у Микроба:
— Лерка тебя не потеряла?
— Она у родителей в деревне, у нее мать заболела, — проговорил Микроб и добавил: — Но мне теперь кажется, что она мне врет. Я чую ложь. Обрывки мыслей, что ли. Думал — параною, а теперь не знаю даже. Что, если у нее и правда кто-то есть?
— Вы отличная пара, — сказал я то, что он хотел услышать. — Ты — точно сенсорик, и вряд ли смог бы прочесть ее мысли. Вы же уже год вместе, а за это время страсть утихает, наступает кризис в отношениях. Людям больше хочется проводить время по отдельности, это нормально.
«Наверное», — подумал я. Нам с Аленой не хотелось, с каждым годом мы все больше прорастали друг в друга. А теперь она прорастает в Звягинцева. Вспомнились его фото в Комсети: он похудел, подтянулся, глаза его заблестели. Порой собственник во мне скрипел зубами — это ведь моя девочка! Но разумом я понимал, что Алену нужно забыть, оставить только воспоминания, как фотографию на память, у меня теперь Лиза.
— Мне нужно в ЦУМ, — сказал я и подумал о том, есть ли смысл покупать ткань сейчас, вдруг беременность Лизы не подтвердится. Не правильнее ли отложить все до вторника?
— Я с тобой, — привязался Микроб. — Зачем тебе туда?
Посвящать его в детали своей личной жизни не хотелось, я поглядел на часы.
— Да, в принципе, и незачем уже. Опоздал. Пойдем с парнями футбол смотреть, — предложил я. — А прикинь, как мы теперь играть начнем? С двумя-то одаренными в команде!
Микроб кивнул и задумчиво проговорил:
— Это нечестная игра.
— Ну так сдайся в Безопасность Родины. Будешь заниматься интересными вещами типа политики и шпионажа.
Сплюнув, он покачал головой.
— Вот уж спасибо!
Вспомнилось про патологическую честность самородков. Все подтверждается. Вот только одно непонятно: почему именно Микроб? Совпадение? Вероятность, что два самородка появятся на одной территории, чрезвычайно мала.
* * *
Все выходные, включая воскресенье, мы тренировались не покладая ног, вечером приходили в квартиру ветеранов и смотрели интересные матчи, анализировали, предлагали стратегии, а на следующий день осуществляли это все на поле. Но вещи, очевидные в теории, оказывались труднореализуемыми на практике.
Микроб на поле не феерил: у него не получалось разжечь внутренний огонь. Впрочем, мне поначалу тоже было трудно, и все-таки мой дар несколько другого рода. Но мои советы ему помогали, потому он максимум времени старался проводить со мной.
Вспоминались слова Семерки про кураторов — одаренных, которые выявляли самородков и помогали им встать на ноги. Я сам еще, можно сказать, ползаю на четвереньках — ну какой из меня куратор? Как же не хватает Льва Витаутовича! Теперь-то понятно, почему он проявлял такую заинтересованность.
В понедельник отзвонилась Лиза, что сдала кровь, и, казалось, весь мир замер в предвкушении. Завтра утром все станет ясно! И понесутся приятные хлопоты, и приплывут за Лизой алые паруса. Хоть одна девушка их дождется. Я решил, что даже если мы ошиблись, все равно сделаю ей предложение таким способом, она тоже натерпелась и заслужила немного счастья.
Кстати, о Тирликасе. Вечером я хотел связаться с врачихой, но трубку она не сняла, тогда я написал Витаутовичу на его личный номер, не рассчитывая на ответ: «В „Титане“ нас таких уже двое. Выздоравливайте. Вы нам нужны».
Но ответ я все-таки получил, правда ближе к ночи: «Динамика положительная. Будем жить». Вот так новость! Он восстанавливается! Нам его не хватало не только как куратора, но и как гениального начальника команды, который может выбить любые средства.
Вторую радостную новость я получил утром от Лизы, мы как раз шли на тренировку. Я отошел в сторону, чтобы Погосян не паясничал. Моя девушка была напугана еще больше, чем когда приезжала ко мне, — она плакала.
— Любимая, жду тебя в субботу, — попытался ее утешить я. — Все будет хорошо. Обещаю.
— Мне так страшно, Саша!
— Приезжай. Успокою.
Погосян поглядывал на меня и показывал неприличные жесты. Я еще немного отстал от команды, чтобы не мешали и уши не грели.
— Я не могу, — всхлипнула она. — Меня ж восстановили, причем я теперь переводчик-синхронист, а там программа сложнее. Так сложно, что моих знаний не хватает…
— Не беда, подтянем твой английский — вместе. Потом уйдешь в академотпуск.
— Я не потяну…
— Наймем няню, денег хватит.
Лиза немного помолчала и ответила:
— Спасибо. Мне так страшно, что я не справлюсь.
— Лиза, не «я», а «мы». И мы — справимся. Веришь мне?
— Верю, — ответила она не задумываясь. — Можно я буду тебе звонить?
— Ну что за вопрос! Я с тобой. Каждую минуту. Все мои мысли с тобой.
Она позвонила в обед — все такая же напуганная. И вечером — целых три раза. Я подбадривал ее как мог, и Погосян с Клыком заподозрили неладное, но я ничего им не рассказал. Еще рано. Вот после помолвки, когда определимся с датами, и приглашу всех на свадьбу.
В среду я купил самые красивые обручальные кольца, надеясь, что угадал с размером. Если нет, продавщица обещала поменять на нужный. После затарился тканью для парусов по размерам, которые скинул капитан «Элоизы». Нужного цвета не нашлось, и я отнес их ему же на покраску.
Лиза звонила меньше, была тиха, молчалива и задумчива. Рассказывала в основном про новую группу и преподов. Восхищалась полиглотами. Жаловалась, что тут еще и немецкий, который на ее потоке преподавали спустя рукава. Зато хоть успокоилась.
В четверг она написала лишь сообщение, что очень меня любит и рада, что я у нее такой надежный и обязательный. Вечером мы созвонились, но проговорили недолго, она сказала, что устала и кружится голова. А потом писала два часа подряд.
Вот уж правда у беременных настроение меняется по десять раз на день! А ближе к десяти, когда я уже готовился ко сну, зазвонил телефон. Я думал — Лиза, уставился на экран и оторопел: Лев Витаутович Тирликас. Улыбаясь, я ответил:
— Здравствуйте! Как же я рад вас слышать! Просто не представляете!
— Ты… новости… смотрел? — говорил он тяжело, с огромными паузами между словами.
Да какие тут новости, когда — игра на носу, Микроб — одаренный, а у меня вот-вот помолвка с любимой девушкой!
— Нет, не до того было.
— Посмотри. — Он надолго замолчал и, будто бы набравшись сил, спросил: — Кто?
Я не сразу понял, о чем он, и завис.
— Кто… еще? — добавил он.
И тут до меня дошло, что он спрашивает, у кого проснулся дар.
— Федор Хотеев.
Последовала пауза, после чего Тирликас выдохнул: «Ясно» — и отключился. Лев Витаутович восстанавливается — это очень хорошо. Но я совсем выпал из жизни, а команда не интересовалась политикой и новостями, телек никто не смотрел. В общественном транспорте мы не ездили, чтобы получать информацию из чужих разговоров.
А ведь и правда, что случилось в стране? Вынесли приговоры обвиняемым по «Делу тринадцати?» Так у меня еще суд завтра, я — пострадавший, свидетель обвинения.
Я залез в Комсеть. Новости пестрели заголовками: «Вынесены приговоры предателям!», «Враг под сердцем», «Шесть секретарей обкомов дождались приговоров». И ни одного спойлера! Придется читать. Я открыл первую попавшуюся статью «Комсомольской правды», пробежался глазами по тексту: сотрудничество с иностранной разведкой, промышленный шпионаж, убийство трех и более лиц… Все обвиняемые приговариваются к расстрелу. Приговор будет приведен в силу 9 мая 2024 г. Подробности не разглашаются'.
— Мика, Рома! — крикнул я.
Погосян с Клыковым вылезли из комнат, а также показался рыжий наш вратарь Семен Саенко, которого взяли как запасного, на случай если Васенцов травмируется.
— Че орешь? — спросил Погосян и зевнул.
— Шуйского и остальных заговорщиков расстреляют девятого мая, — сказал я.
— Все-таки расстреляют, — мрачно проговорил Клыков и снова исчез.
Мика проводил его взглядом, подошел ко мне и поделился:
