В общем, Бонифаций изрядно нагреб, и я дал себе слово, что сделаю все, чтобы эти деньги найти.
К сожалению никаких записей: расписок, банковских чеков и прочего, позволяющего проследить судьбу спертого пока тоже не обнаружилось.
— Святая Магдалена! — Саншо быстро перекрестился, а левой рукой ткнул в картинку где переплелись в любовной схватке несколько мужчин и женщин. — Это как же они так ухитрились? Настоящие акробаты! Куда это они ее? Святая Мария, неужели…
— Не отвлекайся мой друг, — я его хлопнул по плечу. — Изучишь позже, а пока тащи ко мне эконома.
Отца Фому действительно притащили прямо в кресле, потому что эконом уже с трудом ходил.
Совсем ветхий старичок подслеповато таращился на меня и блаженно улыбался.
— Отче, я Антуан де Бриенн…
— Ась? — эконом приложил ладонь к уху. — Чего говорите?
— Я Антуан де Бриенн, новый аббат… — я понемногу начал выходить из себя.
— Куда? — старичок мелко затряс плешивой головенкой. — Нет, нет, никуда я не поеду…
Я с трудом подавил в себе желание снова взяться за канделябр.
— Отче, я новый аббат…
— Моя мать была достойной женщиной!
— Отче…
— А отец чванливым пьяницей!
— Дьявол…
— Моя кормилица…
— А по башке, старый хрыч⁈ — я не выдержал, вскочил и схватил канделябр. — Мне плевать на вашу матушку и отца! Я Антуан де Бриенн, новый аббат! И если вы не заговорите, мне придется…
— А где прежний мерзавец Бонифаций? — а глазах старика внезапно появилось осмысленное выражение.
— В темнице.
Брат Фома кольнул меня взглядом:
— А кто вас назначил сюда?
— Его высокопреосвященство кардинал Ришелье, — я подвинул к старику назначение. — Сами читайте! Моя задача навести в аббатстве порядок, и я наведу его, черт побери, даже если мне придется сгноить здесь всех!
— Матерь божья! — брат Фома быстро перекрестился. — Услышал Господь мои молитвы! Ваше преподобие, я готов служить!
Я облегченно вздохнул, бережно поставил канделябр на место и обратно сел за стол.
— Мне доложили, что вы спрятали всю отчетность за последнее время.
Брат Фома быстро закивал.
— Да, да, спрятал, но вот только куда? — монах озадаченно почесал лысину.
— Вот же старый осел! — ахнул Саншо, а я опять с интересом глянул на свое инструмент для экзекуций.
— Вспомнил! — через несколько томительных секунд старик стукнул себя ладонью по лбу. — Все вспомнил! Я закопал документы в саду, возле старой усыпальницы! Прямо у корней дуба, со стороны стены!
— Брат Саншо, за лопаты. А вы немедля рассказывайте все, а начните с того, зачем Бонифаций отправил вас в подвал…
Старичок откашлялся и вывалил на меня поток информации.
Если вкратце, почти все время своей преступной деятельности Боня мылил на одну руку с братом Фомой, а последний тщательно все документировал из врожденной скрупулезности. И одновременно вел финансовую отчетность самого аббатства — то есть все прибыли и убытки. Преступная деятельность заключалась в том, что Бонифаций попросту массово продавал или сдавал в аренду земли и угодья монастыря третьим лицам, мало того, совершенно не платил налоги и присваивал пожертвования, да и весь доход беззастенчиво отправлял себе в карман. И все ему сходило с рук, потому что Боню прикрывали в руководстве Ордена цистерцианцев, а у кардинала до аббатства не доходили руки.
Но потом отец Фома и Боня переругались на почве того, что последний… вот тут должны заиграть фанфары… присвоил себе принадлежащую тому шикарную коллекцию порнографии, о которой я уже упоминал.
Фома воспылал праведной яростью и спер всю отчетность: ведомости, договора, расписки и прочую документацию, вместе с личным дневником аббата, в котором он подробно фиксировал все, за что и был посажен в темницу на хлеб и воду. Уж не знаю, почему Фому вообще не уморили, но скорей всего только из-за того, что особой опасности в экономе Бонифаций не видел, потому что тот был надежно изолирован, к тому же живыми деньгами распоряжался исключительно сам Боня.
— Вы мне вернете мое сокровище!!! — по морщинистой щеке эконома скатилась слеза. — Молю, верните — это моя единственная радость, — он протянул ко мне дрожащие руки.
— Вы, о чем?
Догадавшись, о чем он ведет речь, я чертыхнулся и пообещал отдать порнуху.
Попытался у него выведать, что же было в бумагах, но старик опять начал впадать в маразм.
Но тут вернулся Саншо и заявил, что нихрена не нашел.
Пришлось тащить старикана в сад, где после двух часов поисков бумаги все-таки нашли.
Дальше я собирался лично провести инвентаризацию, но приперся повар с ужином и категорически потребовал оценить его мастерство.
Оценил и остался очень доволен, простецкий луковый супчик с крутонами и фаршированный каплун оказались выше всех похвал. Хорошо готовят многие, но наш повар имел настоящий талант — его стряпня попахивала гениальностью.
Брат Гийом все это время со своим бедолагой помощником стоял у стола, почтительно полупоклонившись с белоснежной салфеткой через руку.
Я похвалил повара и заодно сделал попытку решить одну кадровую проблему.
Дело в том, что штатное расписание монастыря помимо должностей аббата и эконома, подразумевает множество других: приора, ризничего, библиотекаря, елемозинария* и прочих госпиталиев* и инфермариев*. Все они важны и даже просто необходимы для нормального функционирования аббатства, потому что аббат лишь осуществляет общее руководство. А правильные кадры прямой залог успеха.
Экономом я назначил Саншо, а брат Гийом показался мне отличным кандидатом на должность келаря, то есть человека, который заведует всеми запасами монастыря. Очень важной должности, обладателю которой по Уставу Бенедикта Нурсийского, обязательному для всех монастырей, даже разрешалось пропускать ради радения по должности главную мессу и многие другие службы.
Бенедикт Нурсийский — реформатор западноевропейского монашества, автор строго устава ставшего обязательным для всех религиозных монастырских орденов.
Елемозинарий(eleemosynarius — от греческого «милость», «милостыня») отвечал за прием бедняков и простых паломников, которые стучались в двери обители, прося о крове и пропитании
Госпиталий(hospitalarius — от латинского hospes, «гость», «чужеземец») отвечал за прием почетных — знатных, богатых и прибывших верхом — гостей.
Инфермарий(infirmarius — от латинского infirmus, «больной», «немощный») отвечал за помощь заболевшим братьям, а также калекам и старикам.
— Я доволен… — тихо и спокойно заявил я. — Рад, что питание братии находится в надежных руках. В дальнейшем вам придется демонстрировать свои великолепные умения не только нам, но и первым людям государства. А сейчас я хотел бы предложить вам место келаря нашего аббатства, но не уверен, сможете ли вы совмещать без ущерба делу.
— Смогу, ваше преподобие, — уверенно громыхнул великан. — Я уже совмещаю, а за кухней присмотрят мои помощники, они уже поднаторели в поварском искусстве. Но в необходимых случаях я буду сам надевать поварской колпак.
Он угрожающе покосился на своего помощника Гастона, тот сильно вздрогнул и машинально потер бланш под глазом.
Я удовлетворенно кивнул.
— В таком случае — решено. К исходу завтрашнего дня подадите мне подробный список всех наличествующих запасов и заявку на ежемесячное пополнение будет таковое понадобится. А также недельное меню по питанию. Есть какие-либо пожелания или просьбы?
— Ваше преподобие… — на жутковатой морде повара проявилось странное выражение. — Помилуйте, но есть просьба, есть…
— Излагайте.
— Давайте заведем козочек… — совершенно неожиданно для меня попросил громила. — Я умолял прежнего аббата, но он отказал.
— Козочек?
— Ага! Они такие прекрасные, красивенькие, пушистенькие, я сам возьму на себя уход за ними… — нежно, с придыханием просюсюкал брат Гийом. — А молоко, а шерсть!!! Это же прекрасно… — громила даже пустил слюну от умиления. — Это вам не грязные бараны, свиньи и коровы, козы божьи создания!
