Я слегка охренел от неожиданности, но пообещал со временем выделить средства на закупку рогатой скотины.
«Вот уже подкузьмил мне чертов кардинал… — после того как повар убрался тоскливо подумал я. — Кадры, просто сказка. Бывший аббат — содомит, его эконом — любитель порнографии, а повар, похоже, козоеб. Что дальше? Некрофилов каких-нить мне еще не хватало…»
Саншо занялся изучением документации, а я спустился побеседовать с Бонифацием, но прежде мне провел экскурсию местный смотритель монастырских подвалов: безобидный и симпатичный старичок брат Люка, который, как мне уже успели доложить, в общих безобразиях не участвовал и смиренно влачил свою монастырскую долю.
Собственно, обширные подвальные помещения не были темницей в прямом смысле слова, но некоторая их часть использовалась именно для пенитенциарных целей еще с момента основания аббатства. И, как скоро выяснилось, не только для отсидок.
Несмотря на жару, внизу было очень зябко и сыро, к тому же, в подвалах все пропахло жутью, страданием и смертью: низкие сводчатые потолки, склизкая каменная кладка, полутьма, штабеля человеческих черепов и костей, ржавые цепи и решетки — меня даже начал бить нервный озноб.
— Здесь мы храним вино, ваше преподобие… — сгорбленный старичок бодро шлепал сандалиями по склизкому полу, неся фонарь в левой руке. — Здесь тоже, а там — камеры для провинившихся…
— А здесь что? — я заметил в полумраке окованную железом дверь в одном из коридоров.
— А там… — брат Люка пожал плечами. — Там камера дознания и комнаты смирения. Но эти помещения уже лет сто не используют.
Меня разобрало любопытство. Камера дознания понятно, а что за комнаты смирения?
— Открыть можете?
— Конечно, я там иногда убираюсь, — брат Люка снял с пояса связку ключей. — Вот только мне тяжеловато самому дверь открывать, разбухла от сырости…
Заскрежетал замок, Сопровождавший меня Мигель с подручным навалились и дверь с противным скрипом открылась.
Комната дознания оказалось банальной пытошной, с довольно разнообразным инструментарием: дыба, пытошные столы, испанские сапоги и прочая жуткая хрень. Причем все выглядело готовым к использованию.
— Ухаживаю по мере сил… — скромно потупился брат Люка. — А вдруг понадобится. Да и руки соскучились по делу. Насколько мне известно, в нашем аббатстве хотели устроить трибунал инквизиции, вот и соорудили камеру, но, увы, она не пригодилась.
Смотритель печально покивал, явно сожалея, что пытошная не нашла своего применения.
Я на него подозрительно покосился.
— А кем вы были в миру?
Старичок тоскливо вздохнул.
— Палачом, ваше преподобие в славном городе Лилле. Но я давно отошел от дел и нашел покой в смирении.
Я не стал комментировать его прежнюю профессию, но обязал старика и впредь ухаживать за камерой пыток. Действительно, я вдруг пригодится. Пытошная очень полезная штука, хотя бы просто для наглядного действия.
А вот дальше… дальше он мне показал эти самые камеры смирения, которые оказались…
Черт… даже не знаю, как назвать узкие выемки-пеналы в стенах, с кольцами для рук, ног и шеи, явно предназначенные для замуровывания живых людей. Догадаться было нетрудно, к тому же на их предназначение намекали аккуратно сложенные штабеля кирпичей рядом с ними.
И самое пакостное, три выемки уже были замурованы, правда явно десятки лет назад. А высеченные на них надписи уже стерло время.
На мой молчаливый вопрос бывший палач пояснил.
— Увы, ваше преподобие, не знаю кто там. Это случилось очень давно.
Меня от ужаса даже передернуло, и я поспешил свалить в более приятное место, но пообещал себе порыться в монастырской документации, чтобы разгадать загадку.
Перед встречей меня нашел Саншо уже частично разобравшийся в записях, но, когда я его выслушал, сразу пожалел, что сунул голову в это осиное гнездо. Проделок Бонифация хватило бы с лихвой на десять четвертований и парочку сожжений заживо. Да и хрен бы с ним, но посвященным во все это тоже светила смерть. К примеру, Боня финансировал недавний заговор против кардинала и короля. И это самое безобидное. Чернокнижие, приношение человеческих жертв, черт, я уже давно понял, что французская знать погрязла в свирепой порочности, но даже не подозревал, что настолько. Вдобавок во всей этой мерзости были замешаны такие люди, что цена моей жизни стремительно скатилась до минимума.
Я отвел Саншо в сторону и приказал спрятать чертовы бумаги после изучения куда подальше.
— И никому не слова. Понятно?
Баск быстро закивал и перекрестился.
Бонифаций уже отошел от испуга и активно сам стращал сторожа из братвы Мигеля.
Увидев меня, он презрительно зашипел:
— Вы уже мертвец! Да что вы себе позволяете? Безумец! Вы даже не понимаете во что ввязались! Вам конец. Немедленно освободите меня, я вам приказываю! Ришелье? Ха! Как только он узнает с кем я дружу, он сразу вас отдаст на растерзание!
Я сел перед камерой на предложенную братом Люка табуретку и молча задумался над выходом из положения, не обращая внимание на проклятие бывшего аббата.
Как вариант, можно было отдать полученную информацию кардиналу и надеяться на его защиту. Но так как в деле были замешаны высшая знать и даже лица из королевской семьи, этой защиты могло не хватить. Ради своих дел с королем Ришелье разменяет десяток таких как я и даже не поморщится. Все просто, Людовик не наказывает своих близких родственников.
Можно выпустить Боню и самому слиться куда подальше, но такой вариант мне не подходит по личным убеждениям.
Так ничего и не придумав, жестом выгнал всех из темницы, а сам шагнул к решетке и тихо заговорил с Бонифацием.
— Вы знаете, я обнаружил здесь очень любопытное местечко…
— Не заговаривайте мне зубы! — презрительно бросил бывший аббат. — О том, что вы сделали обязательно узнают мои друзья. Вы уже мертвец, мерзкий холодный труп!
— Вы видели ниши для замуровывания заживо за этой стеной?
Судя по тому, как Боня шарахнулся от меня, он их видел.
— Вы не посмеете!
Я обаятельно улыбнулся и пошел на выход, по пути бросив.
— Еще как посмею.
Дело шло к ночи, я сел составлять распорядок проведения молитв в монастыре, но сей нудный процесс мне быстро надоел.
— Мигель, выгоняй личный состав из казарм.
— Кого? — бывший бандит вытаращил на меня глаза. — Какой состав?
— Братию.
— Ага, понятно, пусть растрясут жирок, — громила довольно ощерился. — А зачем?
— В здоровом теле здоровый дух. Физические упражнения очень хорошо прогоняют нечестивые мысли из головы. И прихвати это… — я показал на свой инструмент для экзекуций.
Мигель захлопал глазами.
— А это зачем, ваше преподобие?
Я чуть не расхохотался, но сдержался и серьезно заявил:
— Сие оружие вложил мне в руки сам Господь для вразумления грешников.
— Святая Дева Мария! — бывший разбойник истово перекрестился и схватил канделябр. — Конечно ваше преподобие, конечно!
Глава 3
Глава 3
Первая ночевка в аббатстве прошла из рук вон скверно. В церковных радениях я вымотался как собака, но сразу заснуть так и не смог. В голове просто гудела орда мыслей: как навести порядок, сделать аббатство прибыльным хозяйством и как выпутаться из очередной кучи дерьма, куда я по своему обыкновению первым делом влез. А как только закрывал глаза появлялись обтянутые черной высохшей кожей скелеты и тянули ко мне с утробным воем и бренчанием ржавых цепей свои клешни.
В общем не выспался и проснулся злой как собака. Выгнал личный состав на зарядку, загонял до третьего пота, а потом еще щедрой рукой раздал строгих епитимий. Пятерых особо провинившихся отправил в холодную на хлеб и воду, а парочку отъявленных нарушителей лично благословил канделябром.
Дальше сам провел утреннюю мессу, коряво, но эмоционально. Потом обходил монастырь вместе с келарем и совершенно неожиданно обнаружил арсенал, просто забитый под потолок оружием и доспехами. Алебарды, шлемы, кирасы, аркебузы, мечи и топоры — снаряги с лихвой хватало чтобы вооружить до зубов три десятка человек. Ассортимент был слегка устаревшим и ржавым, но вполне еще пригодным.
