Но расслабляться все еще не следовало — живые свидетели моего волшебного исцеления были нафиг не нужны. Поэтому судьба третьего отморозка уже была решена. Нужно только обставить все с умом. А с боевитой красоткой мы, думаю, договоримся к нашей обоюдной пользе.
— Помоги его до кровати дотащить! — попросил я, цепляя находящегося в полном ауте Гуню под мышки. — Потом все объясню, — заметив непонимающий взгляд девушки, просипел я.
Кое-как, но нам все-таки удалось дотащить безвольное тело уголовника до моей кровати и перевалить его тело на матрас, оставивна полу лишь ноги. После этого я, пошарив за голенищами сапог Гуни, нашел-таки припрятанный там ножичек.
Нимало не раскаиваясь в содеянном, я невозмутимо вогнал острое лезвие в шею последнего живого отморозка, недрогнувшей рукой располосовав её от уха до уха. И еще я успел заметить, каким удовлетворением блеснули глаза спасенной мной девчонки.
Да, месть — это святое детка, что бы там кто ни говорил! А такие оскорбления во все времена смывались только кровью! Все остальное — жижа и тлен!
И вот только после этого девчушка обессилено рухнула мне на грудь, обильно заливая слезами мою нательную рубаху, изгвазданную в своей и чужой крови.
— Мамошка-а-а… Родненький… Живо-о-й!!! — Нервное напряжение все-таки взяло свое, и девчушка, вцепившись в меня словно клещами, раскисла, подвывая и размазывая по лицу кровь, сопли и слюни.
— Все-все-все, родная! — мягко поглаживая по растрепанным светлым волосам, тихо шептал я, стараясь, хоть как-то, но отвлечь её от того ужаса, что пришлось пережить. — Я тебя больше никому в обиду не дам! И все у нас будет хорошо, обещаю…
— Обе-е-еща-а-а-а-а-ешь? — Девушку колотила нервная дрожь, которую она никак не могла унять.
Оно и понятно, не каждый же день с ней такая жесть происходит. Но держалась она, надо признать, молодцом. А сейчас откат словила. Ну, ничего, я её быстро «починю», благо, задатки имеются.
— А то! Железно! — пообещал я, не зная толком, кто она и кем мне приходится.
Хотя, от такой жены я бы не отказался… чисто теоретически… — Мысли вновь сквозанули по известному каждому нормальному мужику направлению. Да и близость такой красавицы, прижимающейся ко мне абсолютно обнаженным телом… Сами понимаете, спокойствия абсолютно не прибавляло… Еще и бешенный выброс адреналина подкидывал в топку… Так-то, физиология штука жесткая!
Но я спокойно держался. Ибо не тварь, и не мразь поганая, коих здесь, в комнатке, трое остывает. Да и что-то в глубине моей заблудшей души говорило, что есть у меня уже где-то настоящая любовь. Такая, что на всю жизнь…
Вот только, где она и как её зовут? Нет ответа. Мрак, тишина и пустота. Лять! Да я даже себя вспомнить не могу, куда же еще о вечном вспоминать. Будем решать проблемы по мере их возникновения!
— У тебя водка есть? — неожиданно спросил я.
— Есть спирта немножко… — Кивнула девушка, с трудом и с явной неохотой от меня отцепляясь. — Сейчас принесу…
Она стремительно метнулась к массивному допотопному кухонному серванту-этажерке, раскорячившемуся в углу и занимающем немалое пространство небольшой комнатки. Девушка открыла дверцу и взяла с полочки небольшую зеленоватую бутылочку, заполненную едва ли на треть. Но нам и этого будет вполне — мы ж не бухать, мы ж леченья для! А поправить расшалившиеся нервишки — самое оно!
На обратном пути она вдруг зарделась, неожиданно вспомнив в каком виде пребывает, и попыталась запахнуться в лоскуты старенького халатика, чудом удержавшегося после всего произошедшего на её плечах. Но это ей не очень-то удалось.
Я пошарил глазами по сторонам, стараясь найти хоть что-то не залитое кровью. Но все вокруг, от белья до одежды было залито, либо забрызгано кровью. Но над своей кроватью, на гвоздике я увидел застиранную до белизны солдатскую гимнастерку, с приколотыми к ней орденами и медалями.
Примечательно, что форма была старой, еще с петлицами РККА на воротничке вместо погон. И, судя по одному красному квадратику на малиновом поле, гимнастерка принадлежала младшему лейтенанту-пехотинцу. Только вот откуда мне все это известно?
Недолго думая, я сдернул гимнастерку с этой импровизированной вешалки и протянул весьма смутившейся девчушке. Похоже, что её и без ударной дозы спирта потихоньку отпускает, раз уж она начала меня стесняться. Но выпить по чуть-чуть все же стоило, хотя бы мне. Да и ей пару глотков не помешает, чтобы вернее прийти в себя.
Девчушка, схватив гимнастерку, отвернулась и стремительно сбросив обрывки халатика, натянула её на свое гибкое тело, закрыв от моего взгляда крепкие и соблазнительно округлые ягодицы. Так-то попка у нее тоже, что надо! Я одобрительно кивнул, когда она вновь повернулась. Пусть, моя гимнастерка была ей велика, висела мешком и доходила почти до колен, скрадывая точеную фигурку, но девушке сейчас именно это и было нужно.
Вынув из её ладони бутылку со спиртом, я выдернул пробку и сделал несколько глотков прямо из горлышка. Внутрь по пищеводу, опалив слизистую рта, рванула настоящая огненная река, разорвавшаяся в желудке натуральной ядерной бомбой. А через мгновение по моим жилам разошлось умиротворяющее тепло, постепенно смывающее незаметную на первый взгляд нервную дрожь.
— Эх! Хороша, зараза! — выдохнул я, отерев губы тыльной стороной дефектной руки. Пальцы на ней до сих пор плохо разгибались, но мне показалось, что она стала куда послушнее, чем до схватки в уголовниками. Ладно, пока не суть — время покажет. — Пей! — протянул я бутылку девчушке. — Пару глотков — не больше!
Девушка послушно кивнула, принимая отливающую зеленцой емкость, и решительно приложилась к стеклянному горлышку. После второго глотка она вдруг закашлялась, покраснела, а из её глаз брызнули слезы.
— Терпи, красавица! — Погладил я её по ладной спинке. — Сейчас полегчает! Ну, как? Отпустило мальца? — спросил я, когда она перестала кашлять и хватать воздух раскрытым ртом.
— Да, уже лучше, — благодарно кивнула она, сумев, наконец, собраться. — Мамошка, родненький, как ты же ты сумел…
— Подожди! — перебил я её, не дав закончить фразу. — Давай-ка, мы с тобой присядем…
Я отодвинул от стола старенький «венский» стул, основательно побитый жизнью. Девушка послушно опустилась на него. Я же присел на второй, поставив его напротив и, накрыв своей ладонью её руки, нервно теребившие край гимнастерки, произнес:
— Скажи мне для начала, как меня, хотя бы, зовут? И тебя?
В глазах девушки поначалу плеснулось настоящее изумление, которое вскоре, правда, сменилось пониманием
— Бедненький Мамошка! — Она порывисто наклонилась и обняла меня за плечи. — Доктор говорил, что у тебя тяжелая травма головного мозга, что ты вообще никогда не сможешь вернуться к нормальной жизни… Овощем называл… А ты… ты… вот… — И она вновь зарыдала, в очередной раз заливая меня влагой из глаз.
— Так, — просипел я, — отставить слезы, товарищ! Может, еще «лекарства»? — Я кивком головы указал на остатки спирта в бутылке.
— Нет, Мамошка, не надо! — Она мотнула головой, отстраняясь от меня и вытирая слезы дрожащей рукой. — Я в норме! Главное, что с тобой все в порядке! Я же думала, что тебя эти изверги насмерть зарезали… — И она громко шмыгнула носом.
— Зарезалки у них еще не выросли! — Презрительно бросил я. — Да и не вырастут уже никогда! Так, кто я?
— Ты действительно совсем ничего не помнишь?
— Совсем ничего, — подтвердил я. — Как меня зовут? Имя, фамилия?
— Быстровы мы, — ответила девушка. — Я — твоя родная сестра, Аленка. А ты, стало быть, мой единокровный братишка — Мамоша… Мамонт Быстров.
— Серьезно? Мамонт? — удивленно переспросил я, не ожидая подобного казуса. — Ты сейчас не шутишь? Или это прозвище у меня такое?
— Да какие шутки, Мамоша? — Аленка вскочила на ноги и, вновь метнувшись к серванту. — Вот, держи! — Вернувшись, она сунула мне в руки желтую и потрепанную «красноармейскую книжку», какую выдавали солдатам и офицерам в Великую Отечественную.
