Глазки у нее стали строгими, она задумалась и спросила:
– А тогда я стану как Вика? Стану этой… – Она попыталась выговорить: – Эгно…
Я не сдержался и улыбнулся. А потом подсказал:
– Эгоисткой.
– Стану? – Снова спросила она.
– Выходит так… Станешь.
Ирка понурилась.
– Я не хочу быть, как Вика. Я не хочу, чтобы тебя ругали. – Она высвободила плечи и снова вернула мне свою ладошку. – Я поняла.
* * *
Двери открыли без пяти восемь. Внутри царил полумрак. Сидячих мест не было. Публика заходила и выстраивалась по периметру, вокруг невысокого, по пояс ограждения. Взрослые ставили детей вперед. Никто не спорил, не шумел не толкался. Места хватало всем.
За ограждением, в самом центре на высокой металлической конструкции возвышался большой сетчатый шар. Помнится, я где-то читал, что шар этот чаще всего делали высотой семь метров. Я прикинул на глазок – примерно так, но голову на отсечение бы не дал.
С другой стороны купола, напротив входа для публики, от шара к самому пологу был установлен… Я не сразу смог подобрать название для этой конструкции. Больше всего она походила на металлический корабельный трап. Что ж, пусть так и будет. На точность я не претендовал. Ирка его тоже заметила и тут же зашептала:
– Олежка, что это?
– Трап, – сказал я, – здесь мотоциклы будут заезжать в шар. Там есть дверка.
– Хочу посмотреть.
Она потащила меня за руку вперед и остановилась почти у самого съезда. Я был не против. Мне тоже стало интересно. Скоро свет в зале погас. Под сводом шатра вспыхнули прожекторы. Только я смотрел совсем в другую сторону. В куполе возле трапа откинули полог. В шаре открыли одну секцию, освобождая проход внутрь.
Заиграла музыка. Совсем другая – торжественная, напряженная. Громко били барабаны. Потом ударили литавры. Под этот звук на помост с рыком влетел первый мотоцикл, проехал внутрь шара и там остановился. Следом появился второй. Последней была девушка. Шлем у нее висел на руле, поэтому я смог разглядеть ее лицо.
Что сказать? Как в известной присказке – молодая была совсем не молода. Даже яркий театральный грим не мог скрыть истинный возраст циркачки. Ей было хорошо за тридцать. Даже ближе к сорока. Тем большее уважение вызывала ее смелость.
Когда все трое оказались в шаре, открытую секцию вернули на место. Из музыки исчезли духовые, остались одни барабаны. Под их мерную дробь мотоциклы сорвались с места и устроили настоящую фантасмагорию.
Ирка совершенно трогательно прижалась ко мне. Я обнял ее за плечи. Ей было интересно и страшно одновременно. Когда циркачи проезжали по стенке шара прямо напротив наших лиц или вылетали на потолок она вздрагивала и повторяла: «Ой, мамочки!»
Я замирал вместе с ней. Зрелище того стоило. Стало жаль, что я не увидел его раньше.
Время пролетело незаметно. Шоу длилось сорок минут. Мне показалось, что прошло не больше десяти. Когда спортсмены остановились внизу, покинули своих железных коней и сняли шлемы, публика разразилась аплодисментами. Ирка завела свое любимое ура. Я ее по-братски поддержал.
Потом мотоциклы снова выезжали мимо нас за шатер. И я увидел, как по лицу женщины, по щеке, по гриму стекает струйка пота. Что лоб ее блестит от испарины. Что грудь ее тяжело вздымается. Сразу подумалось: «Сколько сил, сколько нервов, какой концентрации требует это коротенькое выступление?» Я бы точно так никогда не смог.
* * *
На улице, когда шатер остался за спиной, Ирка вдруг прошептала:
– Олег, я в туалет хочу.
Я пошутил:
– Похоже, Ир, чай был лишним?
– Пойдем быстрее, – не поддержала шутки она.
– Пойдем. До дома совсем недалеко. Город маленький.
Мы почти побежали. Мысль предложить ей посетить с инспекцией кустики я откинул сразу. Оставить ее одну без присмотра было выше моих сил.
До дома долетели почти незаметно. Родителей во дворе не было. Зато в наших окнах горел свет – в гостиной и на кухне.
– Родители уже дома, – сказал я.
Ирка молча кивнула, вырвала у меня руку и понеслась к пристройке. Я бросился за ней. Дверь захлопнулась у меня перед самым носом. Остановился, привалился к косяку. До конца дня оставалось совсем чуть-чуть. Сейчас я сдам сестру родителям. А завтра просто не позволю ей уходить со двора. Будем гулять с ней прямо тут. У подъезда. Под присмотром Юльки. Даже в туалет ее буду водить под конвоем.
Кстати, что-то она там застряла! Я прислушался За дверью было тихо. Как в гробу, всплыло совершенно не к месту сравнение. И тут же волна ужаса накрыла меня. Я снова оставил Ирку одну, опять выпустил из вида. Опять! Придурок! Идиот!!! Страх стал таким сильным, почти осязаемым, что я едва не ворвался в внутрь, наплевав на все правила приличия. К счастью, тут Ирка вышла сама.
Я сгреб ее в объятия, оторвал от земли, закружил и чмокнул в макушку. Она сначала замерла, потом принялась вырваться. И я отпустил ее.
– Олежка, ты чего? – спросила она подозрительно.
А я представил свое лицо – счастливую без причины физиономию – и слегка смутился.
– Прости, Ир, – сказал я, – просто я очень тебя люблю.
Для нее это стало откровением.
– Я тоже тебя люблю, – подтвердила она и тут же пояснила, – ты же мой брат.
Потом задумалась и выпалила с детской прямотой:
– Только здесь ты стал какой-то странный, не такой, как дома.
Я снова прижал ее к себе. Я был так счастлив, что этот день, эта прогулка подходят к концу. Что Ирка вот она – живая и здоровая. Что она со мной, и ничего с ней случилось.
– Странный, это не страшно, Ириш, – сказал я, – это пройдет. Давай домой, а то отец с матерью уже заждались.
* * *
Батя тихонько сидел в гостиной. Даже телевизор у него работал почти бесшумно. Мать гремела на кухне посудой. Атмосфера в доме была напряженной. Только Ирка ничего не поняла. Она нырнула в нашу бывшую комнату и принялась выбирать пластинку. У нее был счастливый день.
Я разулся, зашел к отцу и присел рядом с ним на диван.
Шепотом поинтересовался:
– Что случилось?
Тот отмахнулся.
– Лучше не спрашивай!
Вместо него отозвалась мать:
– Представляешь, Олег, кино мы так и не посмотрели! Лучше бы с вами пошли. Хорошо, хоть деньги за билеты вернули.
– Как не посмотрели? – удивился я.
Отец поморщился.
– У них там с самого начала что-то не заладилось. Минут сорок крутили «Фитиль». Потом вроде включили фильм…
Мать появилась в дверях. В руках у нее было полотенце, которым она яростно надраивала тарелку. Казалось, вот-вот протрет дыру.
– Даже половину посмотреть не удалось! – Возмущенно выпалила она. – Где они такую пленку раздобыли?
В сердцах взмахнула тарелкой и едва не расколотила ее о косяк. А потом ушла.
– В общем, – резюмировал отец, – деньги вернули. А мы отправились домой.
Он принюхался. С кухни доносились соблазнительные ароматы. Лицо у бати сразу смягчилось.
– Зато ужин приготовила, – заговорщически прошептал он.
– Ира, Олег! – Прокричала мать, словно услышала его слова. – Быстро мыть руки! Сейчас будем есть.
Глава 21. Крутой поворот
Ближе к ночи мать отрубила телевизор и погнала Ирку спать. Та была категорически против, норовила по пятому разу рассказать, все что видела, старательно опуская встречу с Викой и настороженно косясь на меня. За что я был ей благодарен.
– Лучше бы мы с вами пошли, – наконец не выдержала мама. – Мы с отцом только вечер себе испортили этим кино. И что нас туда потянуло?
Батя изумленно поднял бровь и не преминул съязвить:
– Нас? Ну-ну… Я так-то туда не особо рвался…
Этого было вполне достаточно. Мать сразу растеряла все благодушие, психанула, не дала ему договорить, выперла нас из гостиной и закрыла дверь, крикнув вдогонку:
– Шли бы и вы спать тоже. А то снова за полночь засидитесь.
