Мне эта беспардонность вконец надоела, и я с наивным видом брякнула, обращаясь к лидочкиной матери:
— Тётя Зина хочет, чтобы я в своей квартире Ростислава прописала.
— С хрена ли? — упёрла руки в бока Шурка и враждебно уставилась на тётю Зину.
— Чтобы потом разменять квартиру на меня и Ростислава, — наябедничала я.
— А ху-ху ты не хо-хо? — заверещала Шурка и ткнула Зинке прямо под нос две фиги.
— Ну ты и дурища, Лидка, — Зинка бочком, бочком, пятилась подальше от разъярённой Шурки.
Отойдя на безопасное расстояние, она злорадно добавила:
— Не зря тебя в дурке столько раз держали!
Шурка заорала благим матом, схватила ком болота и метнула в Зинку. На фуфайке расплылось грязное пятно.
— И дочурка дура набитая, вся в мамашу!
Шурка бросила ком опять, правда на этот раз промахнулась.
— Идиотка! На! Любуйся! Вот тебе срака! — заверещала Зинка, отбежала подальше, куда невозможно было добросить грязь, сняла штаны и показала нам рыхлую белую задницу.
— Ты хоть бы подмылась, чушка! — обидно расхохоталась Шурка и опять швырнула грязь.
Но Зинка уже унеслась.
— Ты же не прописала его? — подозрительно глядя на меня, тревожно спросила Шурка.
— Нет, конечно, — ответила я, — таких желающих из нашей деревни ого сколько. У меня столько квартир нету, вас всех прописывать.
— Не пускай её больше в дом, — велела мне лидочкина мать, — а я с ней еще разберусь.
— Я планирую переехать в Москву и разменять обе квартиры на одну, там отец обещал помочь, — сказала я. — Так что никого я прописывать не буду, ни Ростислава, ни Лариску.
— Ладно, Лида, — устало сказала лидочкина мать, под глазами у неё залегли тени, плечи ссутулились, казалось, она постарела лет на десять, — езжай, делай своё счастье. А мы тут уж сами как-нибудь…
Мне её на миг даже стало жалко, но я не повелась на эти манипуляции.
— Хорошо, — просто сказала я.
— Ты возле отца будешь? — напоследок спросила она.
— Да.
— Скажи ему, что я его не забыла, — тихо сказала мать, махнула рукой и, тяжело ступая, пошла в дом.
А я порулила к дому Лариски.
Глава 19
У Ларискиного дома грязи хоть и было чуть поменьше, но всё равно — пока доехала, настроение испортилось ещё больше — машину забрызгало так, что мыть придётся теперь долго.
Подъехав к воротам, посигналила.
К моему удивлению, из дома вышел Витёк, а не Лариска. Был он заспан, сто лет небрит, всклокочен, старые треники обильно пузырились на коленях, а залатанную фуфайку, видимо впопыхах, он набросил прямо на голое тело.
Но при этом он был абсолютно трезв. Хоть на лице красовались следы злоупотребления спиртным.
Я вышла из машины.
— О! Лидка! — удивился он, — а ты чего к нам?
— Нельзя? — усмехнулась я невесело.
— Да просто я не думал…
— Лариска дома? — прервала я его бормотание.
— Не, она к Гальке ушла. Это надолго, ты ж её знаешь.
Я знала.
— Ладно, значит, не судьба, — сказала я, — тогда пока, я уехала.
Я уже развернулась идти к машине, как Витёк вдруг окликнул меня:
— Погоди, Лидка.
— Чего тебе? — нелюбезно ответила я.
— Пока Лариски нету, давай поговорим.
— О чём нам с тобой говорить, Витя? — удивилась я.
— Я хотел тебе сказать, что не обижаюсь на тебя, — выдал Витёк.
— Да мне как-то по-барабану, обижаешься ты там или нет, — немного изумлённо усмехнулась я, — ты вон не особо задумывался, когда женился на Лариске — обижаюсь ли я.
— Да, нехорошо получилось. Ты меня прости, Лида, сам не знаю, что на меня тогда нашло, — покаялся Витёк, — я как в тумане был. Кроме Лариски никого больше не видел, понимаешь? А потом в один момент вдруг глянул на неё — и аж тошно стало, сам не пойму, как я так вляпался.
— Перелюбил, значит, — не удержалась от сарказма я, — ну что же, и такое в жизни бывает…
— Да не любил я её никогда, — рассердился Витёк.
— Ну что ж, сочувствую, — равнодушно сказала я и добавила. — Ладно, поговорили и хватит. Мне пора. Бывай!
— Ну подожди, Лида! — попросил Витёк, — может, в дом зайдёшь?
— Не хочу. — Покачала головой я, — да и тебе потом от Лариски попадёт, когда вернется и узнает.
— Плевать мне на неё!
— Ого, какой храбрый стал, — засмеялась я. Разговор начал утомлять.
— Слышь. Лидка, а давай я к тебе перееду? — внезапно предложил Витёк и я сильно удивилась.
— Зачем?
— Жить будем вместе. Детей заведём.
— Жить? А на что жить? — хмыкнула я.
— Ну ты же хорошо зарабатываешь, — Витёк достал цигарку и с третьей попытки раскурил. Руки его мелко тряслись. То ли от волнения, то ли от беспробудного пьянства.
Меня этот разговор всё больше и больше забавлял. Интересно, если бы на моём месте была настоящая Лида, как бы она отреагировала?
— Я хорошо зарабатываю, есть такое, — не стала отрицать очевидного я. — А ты, значит, решил мне на шею сесть, да? Альфонсом заделаться?
— Ну, Лидка, ну зачем ты так? — декоративно-обиженно попенял меня Витёк, — я же не это имел в виду. Я тоже работать пойду.
— Работать? И кем? Кем ты можешь работать, Виктор?
— На завод пойду, — не совсем уверенно сказал Витёк и закашлялся от цигарки.
— Чтобы на заводе работать, тоже квалификацию иметь надо, — ответила я, — а у тебя, Виктор, кроме восьми классов и образования никакого нет.
— В дворники тогда пойду! — вскинулся Витёк. — Или сторожем!
— Замечательно. И сколько зарабатывает дворник? Или сторож? Ты сможешь семью содержать? А ведь у меня дома еще бабушка и дочка есть. И запросы у нас высокие. Те же платные уроки для Светки в месяц как зарплата дворника и сторожа вместе стоят.
— Ну что ты, Лидка, как Лариска, всё деньгами меряешь? Есть же любовь.
— Любовь, Витя, хороша для юного поколения, когда вся жизнь впереди и силы идти вперёд есть. А когда у тебя полжизни уже прошло, а за спиной ничего так и нету — тогда нужно в первую очередь не о любви думать, а о крепком материальном тыле. А любовь уже потом, и то, как украшение достатка и смысл жизни в комфорте.
— А знаешь, Лидка, — вдруг задумчиво посмотрел на меня Витёк, — ты какая-то такая стала…
— Какая?
— Злая, что ли.
— А это потому, Витя, что учителя хорошие были. Вот ты, на пример.
— Ты так и не простила, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс Витёк.
Я промолчала.
— Пропадаю я, Лидка, — вдруг выпалил Витёк. — Если не заберешь меня к себе — сопьюсь к чёрту! Или в сарае повешусь! Не могу больше!
— Ничего, Витёк, — равнодушно ответила я, — я вон, после твоей свадьбы вообще с катушек съехала и в дурку угодила. И ничего. Теперь — заместитель директора депо «Монорельс». Смогла же выкарабкаться? Смогла. И ты, если захочешь — сможешь. А не сможешь, то Вселенная от твоей смерти ничего особо не потеряет.
— Я не смогу, Лида, — опустил голову Витёк, — я не знаю, как жить дальше. Понимаешь, как гляну на Лариску — аж с души воротит! До тошноты! Иду к мужикам и пью. Или сам-один пью. С работы меня скоро выгонят. Дома все на соплях, руки опускаются. Не могу я!
— Так а в чём проблема, Витя? Я не пойму, — удивилась я.
— Не могу я так больше жить! — со слезой в голосе вскричал Витёк и сердито бросил окурок на дорогу.
— Ну так не живи так, — пожала плечами я. — Кто же тебя заставляет?
— Жизнь…
— Жизнь, Витёк, выбираем мы сами, — покачала головой я. — Не нравится жить с Лариской в деревне Красный Маяк — так перед тобой весь Советский союз! Огромная страна с огромными возможностями. Выбирай любую точку на карте — и вперёд! Меняй свою жизнь так, чтобы жить хорошо было именно тебе. Чтобы нравилось именно тебе. Нельзя быть терпилой и проживать жизнь кое-как, как черновик! Она пролетит быстро, потом в старости жалеть будешь, что не сделал то-то или то-то, а уже всё — поезд ушел.
— Тебе легко говорить, — вздохнул Витёк.
— Да, легко, — согласилась я. — Я свою жизнь, как могу, стараюсь изменить, улучшить. А вот ты привык всю жизнь идти по наименьшему сопротивлению. Была под рукой я — решил жениться на мне. Подсунули Лариску — и так сойдёт. А ведь за свои поступки рано или поздно отвечать придётся…
