Бабуля тут же забыла прежнюю тему, тем более, та была для неё неприятной.
— Нет, придётся приезжать время от времени на стройку в Дубовый Лог — и присмотреть хозяйским глазом, и явно что-то ещё подписывать придётся, плюс кучу документов для канцелярии Великого князя готовить. Этим, конечно, Сребренников заниматься будет, но и без моего участия не обойтись. Так что буду мотаться туда-сюда как бы не каждый месяц. Вечером пятницы на ночной поезд в Могилёве, а в ночь на понедельник — обратно. С вокзала до Буйнич на фургоне буду успевать на занятия. Ну, или своим ходом ехать, но тогда утром сильно спать хотеться будет.
— На поезде оно надёжнее и проще — там пока едешь отдохнуть можно.
— Это как когда…
Пока готовили завтрак и нарывали на стол я в деталях описал свою последнюю на данный момент поездку и то, какой «отдых» в итоге получился. Пока хохмил и отвлекал бабушку (и прибежавшую на выстрелы Ядвигу), гнал от себя пугающие мысли про бабушку, её странные перепады настроения и внезапную доверчивость к посторонним людям.
Уже в дороге дед сам поднял эту тему.
«Слушай, внучек… Что-то меня твоя бабушка пугает немного. Точнее, некоторые особенности в её поведении».
«Ты про её обиды неожиданные на ровном месте, перепады настроения, стремление всё переделать и перепрятать?»
«Да, а ещё приступы подозрительности по отношению к близким, такая же неожиданная и необоснованная доверчивость к посторонним».
«И это тоже».
Я вздохнул.
«В общем, внучек, всё это слишком похоже на начало деменции. Которую ещё называют…»
«Старческое слабоумие, в просторечии — маразм».
«Оно самое. Как бы наша угроза новогодняя не превратилась в реальность — я про освидетельствование на предмет полноты дееспособности».
«Вот только к врачу, тем более — психиатру её только в бессознательном сознании и кандалах доставить можно. Но если насчёт диагноза мы не зря боимся — то всё ещё страшнее на самом деле».
«Ты о чём?»
«Магия, конечно, продляет жизнь одарённым, но для „единичек“ главное не продление, как таковое — тем более оно сравнительно небольшое. У не обладающих магией, то есть — нулёвок, средняя продолжительность жизни где-то пятьдесят один — пятьдесят два года[2], нормальная лет семьдесят. Я точно не помню, никогда особо не интересовался. У „единичек“, если их стихия не Жизнь и не Природа, средняя лет шестьдесят, нормальная — семьдесят пять, у природников ещё на пять-десять больше, в зависимости от точной цифры уровня и направления Дара, то есть — личной способности».
«Интересно, конечно, но при чём тут деменция⁈»
«При том, что главное, что получает одарённый по сравнению с „нулёвкой“ не столько длительность жизни, сколько её, как ты выражаешься — качество. То есть, если ожидаемая продолжительность восемьдесят, то в семьдесят пять ты будешь не доживающей своё развалиной, как большинство неодарённых, а вполне бодрым и активным человеком. Дряхлость начнёт проявляться где-то в семьдесят восемь. Деменция для одарённых вообще не свойственна, проявляется редко, и… и…»
«И перед самым концом?»
«Да! А бабуля, которой девяносто, кстати, уже года три как старается на второй этаж не подниматься — мол, суставы болят. Я ещё, дурень, это мимо ушей пропускал по большому счёту, думал, внимания к себе дополнительного добивается».
«Даже не знаю, что сказать и как поддержать».
«Вот и молчи, главное — без шуточек твоих, ладно?»
В общем, до Дукоры ехали в молчании и не слишком быстро, два с половиной часа добирались, хоть по плану должны были доехать за два. Но не было настроения не то, что гнать, а вообще спешить куда-либо. Во время прогулки по парку тоска как-то незаметно отступила, а потом и вовсе ушла. Не то парк помог, не то ядрёный разливной квас, не то просто молодой организм не хочет и не может долго быть в меланхолии — кто знает? В общем, подъезжая к Пуховичам я уже напевал негромко очередную дедову «бредушку-нескладушку»:
Я не знаю, что мне делать с этою козой,
У неё лохматый запах, хвост — золотой!
Жабы под кустом в душе моются!
Целятся плевать мне в окно, но…
Но я мечусь, как дикий кроль,
А два глиста — Хомяк и Моль —
Ползут в траве невозмутиии-и-имо!
И я погоды не боюсь — есть у меня лохматый гусь,
Живёт в степи у крокоди-и-ила!
Как говорится — чушь, как она есть, и в чём преимущество своего автомобиля с герметичной кабиной, так это в том, что подобное можно петь не опасаясь, что случайные свидетели санитаров из психушки вызовут. Дед уверяет, что в оригинале смысла и логической связности было не сильно больше, но мне не верится — всё-таки люди со сцены пели, а их сотни ысяч и миллионы слушали.
«Даже не сомневайся. Когда у этой группы одна „солистка“ ушла — новую искали по росту и цвету волос. Наличие слуха и голоса в требованиях к претенденткам вообще не оговаривалось, только стать и масть».
«Да ну, врёшь! Она же потом петь должна была!»
«Технологии уже позвучали с нужным тембром озвучить хоть куклу деревянную и записать „голос“, а на сцене требовалось только красиво двигаться и рот открывать в такт».
«Слышал бы это профессор — поубивал бы!»
«Эт точно!»
