Старки, состоящие казалось из одних морщин, сидели как два перезрелых дождевика. Один из парней видимо тоже имел среди коряков какой–то вес, так как держался со стариками на равных. Второй же, чуть полноватый, выглядел слишком весёлым для дипломата. Он не курил, но всё время чего–то жевал и улыбался, разглядывая с любопытством дом. Просто ковбой какой–то
–Анчо, – представился "ковбой".
За первым словом последовало второе. И этот поток больше не прекращался до самого конца разговора. Как оказалось, остальные трое русскую речь понимали плохо и Анчо прихватили в качестве переводчика. Однако получилось так, что говорил в основном он, а старики успели раскрыть рот лишь пару раз.
Один из "аксакалов", выпустив клуб вонючего дыма, что–то произнёс. Второй коротко крякнул.
–Старики благодарят тебя за муку, – перевёл Анчо.
–Может, ещё какая–нибудь помощь нужна? – спросил я.
"Ковбой" перебросился парой фраз с "аксакалами".
–Нет, – перевёл он. – Табак, конечно, нужен, да и чай тоже, но брать просто так они не желают. Мы не желаем, то есть.
–Можно не просто так, – заметил я.
–Говорят, не осталось ничего. Что не сожгли, всё отобрали.
–Мне люди нужны. Для работы, для промыслов. Пусть подумают.
Анчо перевёл. Старики поднялись и ушли. Молодые остались. Значит, разговор ещё не закончен.
–Водку будете? – спросил я.
–Нет, – улыбнулся Анчо. При этом он даже не взглянул на товарища.
–Как хотите, было бы предложено, – пожал я плечами и поинтересовался: – Скажи, а почему они сразу ко мне не пришли? Ну, когда я только хлеб привёз.
–Не знаю, – ответил Анчо. – Может, думали, что хлеб отравленный, а может, решили сначала доесть, а потом уж благодарить. Я тебе лучше сказку расскажу.
Неожиданный поворот.
–Валяй.
–Старики рассказывают, что когда наш предок однажды сбился с пути на охоте, его приютил медведь. Так и выкармливал всю зиму в своей берлоге. А потом охотник вернулся к родичам и медведь каждый год ему рыбу приносил. А когда у охотника дочь подросла, он её отдал медведю в жёны.
Анчо замолчал, а я довольно долго ожидал продолжения, пока не понял, что сказке конец. Странная такая история. Понять бы только, в чём суть.
–Мне жены не нужно, – заметил я осторожно.
–Это понятно, – сказал вдруг второй парень на ломаном русском. – А что нужно?
–Я уже говорил – люди нужны. Собираюсь на острова на промысел идти. Но это ещё не скоро и вас туда Зыбин не отпустит. А пока работники нужны для разгрузки. Готов припасами расплачиваться или деньгами. Табак с чаем весной подвезу.
Коряки согласились поработать грузчиками. Всё же и для них, в том числе, хлеб предназначался. А пять тысяч пудов не шутка – восемьдесят тонн как никак, четыре фуры, целый корабль. Сверх того кое–что я обещал и Даниле. Мне одному таскать – не перетаскать.
Тогда я придумал такую штуку. Разжился тремя лодками и переправлял их по одной в Охотск. Пока первую разгружали коряки, я отправлялся на пустой в Нижний Новгород, где нанятые Брагиным грузчики как раз снаряжали третью. Получился настоящий конвейер. Силы уходили только на то, чтобы подправлять груженую лодку на сплаве, и грести уже на пустой против течения. Так и пошло дело.
–Ох, зря ты с ними связался, – ворчал Данила, принимая товар. – Добром это не кончится. Некрещёные ведь даже. Для них любой уговор только хитрость.
Я пересказал ему беседу с коряками.
–Сказку, говоришь, про медведя и охотника рассказывали? – компаньон усмехнулся. – А знаешь, чем кончается та сказка?
–Нет.
–Охотник этот потом, много лет спустя, с односельчанами на медведя пошёл. И пришлось медведю его убить, несмотря что свойственник.
–Бывает, – заметил я. – Надеюсь, коряки на своего кормильца не пойдут, и убивать их не придётся. А ты, кстати, откуда эту сказку знаешь?
–В торговом деле ничего лишним не бывает, – сказал Данила. – Чужие обычаи знать полезно. Чего можно делать, чего нельзя. Иной по глупости жизнь потеряет, а другого верное слово спасёт.
***
Лёд всё же тронулся. Пока охотское общество размышляло, перетирая сентябрьские тезисы, Окунев откопал где–то камчатского зверобоя по фамилии Оладьин.
–Василий человек опытный, – сказал он. – Сам с Камчатки, но не ужился с тамошними купцами, сюда перебрался. А работы пока нет – зима на носу. Для наших парней он чужак, как и ты, но дело исправно знает и по весне, вот увидишь, обязательно прибьётся к какой–нибудь артели. Так что подумай.
–И думать нечего, – сказал я. – Давай его сюда.
Они пришли одновременно. Камчатский зверобой могучим телосложением превосходил отнюдь не щуплого капитана. А в росте даже я, на что уж высокий по меркам восемнадцатого века, уступал ему добрый вершок. А уж весовые категории у нас точно были разные. Другого такого быка – поискать. Лицо Оладьина покрывали рубцы пережитой оспы. Зверобой вообще был некрасив внешне, однако источал какое–то располагающее к себе обаяние. Как сказали бы в мою эпоху, он обладал харизмой. Так что пустых разговоров мы не разводили, выпив по маленькой, перешли к делу и скоро ударили по рукам.
Ещё через день явилось трое из тех, что были на вечеринке. Бочкарёва я хорошо запомнил по пикировке с Дышло, а двух его молодых приятелей видел мельком. Они и без моей агитации подумывали наведаться к островам. Но до сих пор не решались, а вот теперь, поддавшись на провокацию, собрались поговорить подробнее.
–Предложение простое, – объяснил я. – Есть один островок с хорошей гаванью, где удобно отстаиваться и можно крепость поставить. Для начала. Припас там хранить, корабли чинить. А оттуда уже к соседним островам налегке выбираться.
–Котловой промысел дело такое, – сказал Бочкарёв. – У некоторых отсидеться за чужими спинами соблазн возникает. Когда случайно встречаются, да вместе промышляют, там смухлевать трудно. А если заранее договариваться, то всякое может быть.
–Смотрите сами, – пожал я плечами. – Мне всё равно. Хотите, крепость поставим вместе, а промышлять будем каждый по себе. Хотите, котёл организуем, по числу людей промысел поделим. Но мои условия твёрдые – диких не грабить и зверя на развод оставлять. Я надолго туда собрался.
Гости, не стесняясь моего присутствия, обменялись сомнениями. Присоединиться к походу они были готовы, но внести существенный вклад не могли. Шитики Бочкарёва и Топоркова хоть и носили гордые имена, сияющие как ордена на генеральской груди – "Станислав" и "Владимир" – изрядно обветшали и вряд ли без риска потонуть могли добраться даже до Камчатки. Третий же, Ясютин, этим летом вовсе остался без корабля.
–Совсем сгнило судёнышко, – признался он. – Но из ватаги человек десять осталось. Не разбежались ещё.
–А галиотом сможешь управлять? – спросил я.
–А чего же не смочь, смогу.
–У меня на второй корабль морехода нет. Пойдёшь? И для людей твоих на нём же работа найдётся.
–Это по найму что ли? – насторожился Ясютин.
–Если хочешь, я тебе с твоими парнями паи дам. Мне без разницы. Но это мало что изменит. Я на свои деньги корабли снаряжаю, со всеми сразу монетой расплачиваюсь, так что как ни крути, а большая часть паёв за мной будет.
–Подумаю. Ребятам расскажу, послушаю, что они скажут.
А ещё через день Данила привёл весёлого мужика лет тридцати пяти. Макар Комков не разбирался ни в мехах, ни в кораблях, ни в торговле, не умел почти ничего из того, что могло бы принести пользу здесь, на краю империи и за её краем. Но я взял его без раздумий, хотя бы за то, что, будучи крепостным, он сбежал от хозяина и одолел тысячи вёрст, сохранив при этом жизнерадостность, добродушие и веру в людей. Впрочем, у помещика Макар сидел на хозяйстве и мог пригодиться позже, когда настанет время обзаводиться этим самым хозяйством.
