ты там? — Дивин приоткрыл корзинку, что стояла у него на коленях и оттуда тотчас высунулась наглая сонная морда Шварца. — Ишь ты, настоящий летчик! — одобрительно почесал питомца за ухом Григорий. — Других, видишь ли, укачивает, — мимо них протиснулся, шатаясь, полноватый майор с артиллерийскими эмблемами на погонах, — а ты будто родился в самолете. Молодца!
Кот проводил майора презрительным взглядом, не забывая подставлять здоровенную лобастую башку под пальцы хозяина. Дескать, война войной, а ласка по расписанию!
— Откуда животинка, капитан? — подсел к экспату высокий полковник-танкист. Он протянул было руку, чтобы тоже погладить кота, но Шварц мгновенно ощерился и низко-низко зашипел, взметнув над краем корзины мощную лапищу с впечатляющими когтями. — Ишь ты, боец! — удивился офицер.
— Лучше не трогать, товарищ полковник, — предупредил его Григорий на всякий случай. — Он чужих на дух не переносит. А дерет когтями так, что потом швы приходится накладывать.
— Где ж ты такого бандита раздобыл?
— Да еще под Ржевом у детишек в одной освобожденной деревеньке выпросил. Им — бедолагам — сами есть было нечего, вот и пожалел котенка. А он вдруг взял, да и вырос в такую зверюгу! — с улыбкой объяснил Дивин.
— Знатный зверь, — оценил танкист. — До рыси совсем немного не дотягивает, — он весело подмигнул экспату. — До войны у нас дома тоже кот жил. Такой же злобный был, Барсиком звали, — полковник мечтательно улыбнулся. — Эх, как вспомнишь, так даже не верится, что все это было. Ну да ладно, — он тряхнул головой. — В Москву на награждение летишь?
— Нет, на учебу, — уныло сказал Григорий. — В Академию отправили.
— Так чего ж ты расстраиваешься? — удивился ни на шутку полковник.
— Да так, — помялся экспат. — Душа не лежит. Не мое это.
— Во, дела! Не мое! — засмеялся полковник. — Я бы с удовольствием снова за парту сел.
— Да, мне уже подобное говорили, — согласился с ним Дивин. — Но… — Григорий замер. Взгляд его впился в мелькнувшую за облаками тень. Мозг безошибочно определил ее, как смертельную опасность и мгновенно подал команду телу. — Держите! — он сунул корзину в руки обалдевшему от всего происходящего танкисту и метнулся к лесенке, что вела в башню воздушного стрелка.
Без разговоров — сейчас не до церемоний, объяснять некогда — резким рывком сдернул стрелкача вниз и взлетел на его место. Что тут у нас? А, УБТ — старый знакомый. Такой же, как на «ильюшиных». Тем лучше. Не слушая возмущенные крики снизу, экспат развернул башню в ту сторону, где заметил немецкого «охотника».
— Где же ты, сволочь⁈ Ага! — зрение мантиса не подвело и четко определило местоположение подкрадывающегося к транспортнику «мессера». А навык просчета траектории стрельбы указал на ту единственно верную точку, куда следовало бить.
«Березин» забился в руках Дивина, выплюнув в сторону фашиста длинную очередь. Дымный жгут уперся прямо в кабину «худого», разнося ее в клочья. Фриц вздрогнул под этим ударом, перевернулся и посыпался вниз в неуправляемом падении. Видать, летчик его погиб.
— Ты что творишь⁈ — потянул Григория за ногу стрелок. — А ну, слазь оттуда немедленно!
— Да без проблем, — согласился экспат и не торопясь спустился обратно в салон. — Принимай свое хозяйство обратно.
— Вы…вы…- стрелок покраснел от гнева. — Что вы себе позволяете⁈
Офицеры тоже возмущенно загомонили. Никто из них даже не понял, что секунду назад буквально разминулся со смертью. И потому с их точки зрения Дивин просто напросто совершил хулиганский поступок.
— Ты контуженный, капитан? — разорялся какой-то подполковник-интендант. — Как таких только в авиации держат?
— Тихо всем! — перекрыл вдруг возмущенный галдеж чей-то сильный голос. Пассажиры с недоумением обернулись. В салоне стоял один из пилотов. Он дождался тишины, а потом безошибочно определил Григория, как виновника переполоха и громко сказал. — Спасибо вам, товарищ капитан. Прозевали мы фашиста. Как это вы его с первой же очереди?
— Фашиста⁈ — дал петуха интендант. — Какого фашиста?
Летчик невесело усмехнулся.
— «Охотник» к нам подкрался. «Мессер». Еще чуть-чуть и завалил бы на хрен. А стрелок наш — разиня! — прохлопал его, — летчик зло глянул на торчащие из башни ноги в меховых унтах. — Ну, доберусь на земле до паскудника! — он погрозил кулаком. — Извините, товарищи командиры, я на место пока пойду.
— Выходит, должники мы твои, капитан? — Полковник-танкист нарушил напряженное молчание.
— Сочтемся, — криво усмехнулся Григорий. — Вы там кота моего, часом, не уронили?
По здравому размышлению, Дивин решил первым делом добраться до Академии. Требовалось доложиться о прибытии и заселиться в общежитие. Путь с Центрального аэродрома лежал неблизкий — в подмосковное Монино, куда Академия совсем недавно вернулась из Чкалова, где размещалась в эвакуации.
Проблема была в том, как найти попутку. Экспат сходил к диспетчерам, но там ему ничем не смогли помочь. Развели с сожалением руками и все. Поэтому, чертыхнувшись, Григорий направился к выходу с летного поля, чтобы попробовать проголосовать за «блок шоферов» — поймать машину. Но первым, кто его встретил на улице за воротами, был патруль.
— Товарищ капитан, ваши документы? — окликнул Дивина худощавый старлей с длинным шрамом через левую щеку, привычно вскинув руку к виску в воинском приветствии.
Экспат не торопясь поставил корзинку с возмущенно заоравшим котом на землю и расстегнул шинель, чтобы достать из нагрудного кармана нужные бумаги.
— Ексель-моксель! — восхищенно протянул один из патрульных — молоденький красноармеец со смешно оттопыренными ушами. — Ничего себе! Видал, Пашок⁈ — толкнул он в бок напарника. — Дважды Герой!
— Ага! — зачарованно уставился на дивинские ордена боец.
Начальник патруля смущенно хекнул, но документы все равно проверил самым тщательным образом.
— На учебу прибыли?
— Да, в Академию, — подтвердил экспат. — Не подскажете, как мне можно в Монино добраться?
— Ох, так сразу и не соображу, — задумался старлей. — Разве что…с аэродрома скоро за город «студер» за продуктами пойдет, можно попробовать с водителем поговорить — вдруг захватит?
— Спасибо! — обрадовался подсказке Дивин. — Так и сделаю.
— Счастливого пути, — козырнул ему на прощанье патрульный.
С попуткой получилось как нельзя лучше. Правда, Григорий успел порядком продрогнуть, пока пританцовывал на морозе, дожидаясь приезда грузовика. Да и Шварц стал жалобно мяукать в своей корзине. Может быть и поэтому давешний начальник патруля, что проходил снова мимо экспата, вошел в положение и сумел связаться с кем-то на аэродроме. И вскоре рядом с Дивиным лихо затормозил «студебеккер» с румяным здоровяком за рулем.
— Залезайте скорее, тащ капитан, — распахнул он дверь кабины. — Не положено подсаживать кого-то, но, уж ладно — мне тащ старший лейтенант втихаря шепнул, что Героя на улице бросать негоже!
В пути разговорились. Разбитной сержант, назвавшийся Макаром Мосиным — нет, не родственник, всего лишь однофамилец! — всю дорогу жадно выспрашивал Григория о том, как обстоят дела на фронте и искренне сокрушался, что вынужден крутить баранку в глубоком тылу, в который теперь превратилась Москва.
— Обидно, тащ капитан, — жаловался парень экспату. — Вот вернусь домой, в деревню, спросят земляки: «Сколько фашистов убил?» И что ответить? То ли дело вы — вся грудь в орденах. Издалека видать, что человек заслуженный. А у меня что? Даже завалящей медальки не имеется. Так и приду с комсомольским значком.
— Брось, — тихо смеялся Дивин. — На фронте не только в атаку ходить нужно. На каждого бойца, что в гансов стреляет, приходится четверо, а то и все пятеро, кто дает ему такую возможность.
— Как это? — удивился водитель.
— Так мы ведь теперь с какой техникой дело имеем, — принялся объяснять капитан. — Вот, к примеру, в нашем штурмовом полку летает пара-тройка десятков машин. То есть, летчиков и стрелков человек сорок-пятьдесят. А всего служит несколько сотен. Смекаешь? Техники, вооруженцы, твой брат шофер, повара, прачки, кладовщики — кого только нет. Вот и считай. А по другому нельзя. Иначе что, прикажешь летчику самому бомбы цеплять, ленты пулеметные набивать, да баки горючкой заливать? Так он потом до первой сосны долетит. Разве в твоей части как-то иначе? Получается, мы все вместе одно дело делаем: ты — свое, я — свое. И каждый на этом самом месте важен. Убери одну самую крохотную детальку и весь механизм в негодность придет.
— А ведь и верно, — просветлел лицом Мосин. — Ишь, как вы лихо все по полочкам разложили, тащ капитан, я бы сам хрен допер. Вот что значит, человек с образованием.
— Ну, брат, нашел ученого, — вновь засмеялся экспат. — Видишь, меня тоже на учебу с фронта отозвали. Выходит, считают, что не все знаю и умею. Поэтому
