придется за парту сесть, будто школьнику и снова тангенсы-котангенсы вспоминать.
— Зато после гансов будете по науке бить. Еще лучше прежнего, — убежденно сказал сержант. И тяжело вздохнул. — Скорей бы уже эта война проклятущая закончилась. Как думаете, тащ капитан, в этом году Берлин возьмем? Повесим эту сволочь Гитлера?
— Будем надеяться, — полез в карман за папиросами Григорий. — Украину уже почти всю от фашистской мрази очистили, совсем немного осталось. А там и до границы рукой подать. Глядишь, насыплем в самом скором времени бесноватому угольков за шиворот.
— По Приказу Народного комиссара обороны от 9 декабря 1943 года установлены новые сроки обучения, — майор-кадровик подышал на озябшие руки. В кабинете и, правда, было несколько холодновато, поэтому Григорий не снимал шинель. Стянул только с головы шапку и держал сейчас ее в руках. — На командном факультете, куда вас направили, — офицер кисло улыбнулся, — теперь учатся два года и семь месяцев.
— И что из этого следует? — удивился экспат.
— Многое, капитан, многое, — с явным чувством превосходства усмехнулся майор. — В силу того, какое значение командование уделяет обучению в Академии, установлен также и срок подготовки к поступлению. Есть специальные пятимесячные курсы. А ты, капитан, насколько я могу судить из документов, — он брезгливо поворошил лежащие перед ним на столе бумаги, — их не проходил. Верно?
— Верно, — согласился Дивин, решив пропустить покамест бесцеремонное тыканье этой канцелярской крысы мимо ушей. Но зарубочку в памяти поставил.
— Вот! — явно обрадовался майор. — Выходит, мы не можем тебя зачислить к нам. Так что, отмечай командировку и возвращайся обратно в свою часть, — он, улыбаясь, собрал документы и протянул их Григорию. — Свободен!
— Да и ладно, — пожал плечами экспат, совершенно не расстроившись. В принципе, он и сам особо не рвался на учебу, а, наоборот, хотел по-прежнему летать и воевать. — Спасибо, товарищ майор.
В этот момент за спиной Григория хлопнула дверь, из коридора пахнуло холодом и раздался громкий начальственный голос.
— Слушай, Птичкин, к тебе, часом, не заходил еще капитан Дивин? Он сегодня должен был прибыть. Да, и что там за зверинец у нас в коридоре? Кот какой-то бешенный на вещмешке орет, словно резанный, никого не подпускает к себе.
Майор вздрогнул. Взгляд его заполошно метнулся в сторону.
— Э-эээ…понимаете, товарищ полковник…э-эээ…кхм…тут такое дело…
— Что ты мямлишь? — рассердился вошедший. — Изволь доложить, как полагается. Так прибыл Дивин или нет? С утра его уже жду.
Экспат, услышав высокое звание незнакомого командира, поднялся со стула и замер по стойке «смирно». Без особого подобострастия, но, как полагается. Представляться не спешил, глядя с откровенной насмешкой на покрасневшего кадровика. Круглая земля, не спрячешься, быстро ему в обраточку прилетело.
— Вот он — Дивин, — созрел, наконец, майор и зло ткнул пальцем в Григория, нервно дернув щекой.
Странно, где это я мог ему дорогу перейти, удивленно подумал про себя экспат, заметив, с какой ненавистью смотрит на него кадровик. Птичкин, Птичкин…не, не припомню такого, хоть убей. Если бы раньше встречались, то физиономия наверняка в памяти отложилась бы.
— Да ладно! — обрадовался полковник.
Григорий повернулся к нему. Надел шапку и лихо козырнул.
— Товарищ полковник…
— Юнгмейстер, — улыбаясь, подсказал тот. — Виктор Александрович.
— Ух ты, — обрадовался экспат. — Это ведь вы написали пособие «Штурмовые действия ВВС»?
— Неужто читал? — польщено улыбнулся полковник. — Отрадно слышать. Я ведь там, при работе над последующей редакцией, и с твоими выкладками знакомился. И очень много интересного почерпнул.
— С моими выкладками? — всерьез озадачился Дивин. — Я, вроде, ничего в Академию не отправлял. Читать — читал, было. И дискуссию в «Красной Звезде» по вопросам предназначения и тактики штурмовой авиации, по оперативно-тактическим требованиям к самолету-штурмовику самым внимательным образом изучал. Но сам…сам точно ничего не отправлял.
— Ха! — Юнгмейстер прямо таки лучился от удовольствия. — Ты, быть может, и не писал нам. А вот генерал-полковник Худяков, — за спиной экспата вдруг гулко сглотнул майор Птичкин — несколько тетрадей мне с оказией передал. Толково! Очень толково! В самую суть смотришь.
— Вон оно что, — прозрел Дивин. — Так это Степан Александрович меня сюда сосватал.
— Еще чего, — фыркнул полковник. — Дождешься помощи от ваших строевиков. Мы сами на тебя вызов оформили. Негоже офицеру с такой светлой головой рядовым летчиком воевать.
— Я комэском был, — обидчиво насупился экспат. — И меня, если говорить откровенно, все устраивало. Генерал Худяков несколько раз в штаб к себе пробовал забрать, но я каждый раз отказывался. Не мое это. Одно дело делиться своим боевым опытом и совсем другое за конспектами штаны просиживать. Поймите, товарищ полковник, я — летчик. И место мое в небе, а не за партой. Особенно, сейчас.
— Глупости! — рассердился Юнгмейстер и раздраженно дернул головой. — Глупости! С твоими мозгами как раз прямая дорога на кафедру Академии. И не возражай! — он властно взмахнул рукой, заставив Григория закрыть рот. — Мне виднее. Уж поверь, я насмотрелся на самых разных слушателей. Некоторым звено доверить страшно, не то что эскадрилью или, не дай бог, полк. Про учебу у нас я вообще молчу. Да, кстати, ты документы уже сдал? — спохватился он.
Экспат промолчал, кинув искоса выразительный взгляд на майора. Выкручивайся, дескать, чудак на букву эм. Тот отчетливо скрежетнул зубами и нехотя сказал, запинаясь.
— Видите ли в чем дело… у капитана нет необходимой подготовки. И вообще, он не прошел соответствующие подготовительные курсы. Да вы и сами знаете, каков порядок. Поэтому… я рекомендовал ему вернуться обратно в часть.
— Что⁈ — Юнгмейстер побагровел. — Обратно? В часть⁈ Ну, Птичкин!.. Вот что, Дивин, погуляй-ка пока в коридоре. Не след тебе наши разговоры слушать.
— Слушаюсь, — Григорий четко повернулся через левое плечо и вышел из кабинета.
Лешка Малахов, первый комэск Дивина, как-то сказал им с Прорвой — давным-давно, когда они только-только прибыли на фронт: «Постоянно смотрите по сторонам. Всегда есть что-то, чего ты не заметил!» И эта нехитрая житейская мудрость после не раз выручала экспата и спасала жизнь ему и его товарищам.
Вот и сейчас, пробираясь в темноте через свалку, Григорий чутко прислушивался и вертел головой, будто ему грозила внезапная атака «худого». Под ногами хрустело битое стекло, то и дело попадались ржавые колеса, убитые напрочь рваные автомобильные скаты, какое-то перекрученное, неопознаваемое железо и прочий бесформенный мусор. Иногда ветер гонял туда-сюда обрывки бумаг и газет.
Дивин уже не раз пожалел, что послушал бойца из караула, что посоветовал ему срезать дорогу и добраться до офицерского общежития через задворки испытательных цехов.
— Там всего и делов, что трошки по свалке пройти, — добродушно гудел красноармеец с густыми казацкими усами и залихватским чубом. — А так вам через всю территорию переть, товарищ капитан. На трубу котельной ориентируйтесь, а уж от нее правее возьмете и сразу на месте окажетесь. Красная такая, кирпичная труба. Да вы ее сразу узнаете, не промахнетесь.
И вот, на тебе, повелся, дурак, пошел. Понадеялся на свое ночное зрение. Нет, так-то, оно, разумеется, выручало. Страшно представить, что было бы с экспатом, если пришлось бы пробираться через кучи битого кирпича, стекла и железа, не видя, что находится под ногами.
Иногда где-то вдалеке мелькали приглушенные огни и слышались неразборчивые голоса — наверное, прохаживались патрули. Но Дивин не стал кричать и звать на помощь. Еще чего, потом позора не оберешься, станешь всеобщим посмешищем. Вот, скажут, какой нынче фронтовик пошел — в трех соснах заблудился. А еще в Академию поступать приехал. Да-да, невзирая на разговор с полковником Юнгмейстером, в итоге кадровик, мстительно улыбнувшись, выдал экспату на руки график проведения вступительных испытаний. Физика, математика, русский язык и география. Да еще и развел руками с фальшивым сожалением, мол, ничего не могу поделать.
— А если завалю что-нибудь? — поинтересовался Григорий.
— Поедете обратно, — переложил с места на место какие-то папки Птичкин. — Правила одни для всех. И полковник вряд ли поможет!
Вот ведь, гад, не удержался-таки, воткнул напоследок шпилечку. Выйдя из кабинета кадровика, Дивин забрал свои вещи, загнал обратно в корзинку развалившегося на вещмешке Шварца и пошел, не торопясь, заселяться в общежитие.
И теперь вот позорно блудил среди куч мусора.
— А ну, стой! — скомандовал грубый голос. — Замри, я сказал!
— Стою, — миролюбиво ответил экспат.
Троицу незнакомцев он заметил уже давно. Им-то, судя по всему, казалось, что они подбираются к нему в темноте бесшумно и незаметно, но Григорий видел их, как
