Ясно?
— Уже сделано, — ответил тот, как всегда предвосхищая ожидания. — Скинуть отчёт?
— Да, будь добр, — сказал Державин.
Многие были против, чтобы он возвращал на службу Стаса Громобоя после всего того, что случилось. Но тот прошёл полную реабилитацию, как у менталистов, так и у эмпатов. Все следы программирования сознания были вычищены, а Стас возвращён в строй. И лучшего безопасника найти было бы сложно.
— Ох ты ж! — не сдержался Игорь Всеволодович, увидев, что Никита посетил лазарет в тот самый момент, когда там умирал Скуратов. — Ну зачем же ты туда полез? Зачем тебе всё это было надо?
Прибыв к дому младшей ветви, в котором и сам жил последние дни, Державин-старший сразу же прошёл к автомобилю внука, который отогнали в самый угол парковки.
Заглянув в салон, он сразу же ссутулился и постарел, словно весь воздух из него выпустили. Открытые, но не видящие глаза Никиты смотрели в раскрытую книгу, лежащую у него на коленях. Всё именно так, как описывал Громобой.
Взяв приготовленные для него перчатки, Игорь Всеволодович надел их и аккуратно взял книгу. Это оказался рукописный дневник Петра Кропоткина.
«Вот же, — подумал министр, — лишь бы Кропоткины не были к этому причастны. Иначе им не жить! Зуб за зуб, как говорится».
Но главное было не это. Главное, нужно было проверить Никиту на предмет симптомов магической чумы. Он аккуратно взял застывшую ладонь внука и направил на неё фонарик.
Никаких почернений. Кончики пальцев розовые, как им и полагается быть, ногти ровные и аккуратно постриженные.
Но выдыхать было ещё рано. Возможно, симптомы просто не успели проявиться. Да и сам Никита до сих пор находился без сознания.
— Кондратия ко мне, живо! — распорядился Игорь Всеволодович, высунувшись из машины.
— Я тут, ваше сиятельство, — отозвался врач у него из-за спины. — Что с ним?
— Я не знаю, — Державин помотал головой. — Надеялся, ты мне скажешь.
— Разрешите, осмотрю, — попросил Кондратий и протиснулся к Никите Александровичу.
Некоторое время он что-то щупал, слушал, цокал языком, светил фонариком, после чего разогнулся и выдал не самое лучшее, что мог в данной ситуации.
— Пу-пу-пу…
— Что это значит? — спросил у него Игорь Всеволодович. — Есть какие-то отклонения? Что делать? Куда везти?
— В тот-то и дело, что всё в абсолютной норме, — развёл руками Кондратий. — Надо отвезти его в лазарет и подключить к аппаратам, потому что без них я вижу совершенно здорового человека, который почему-то… отсутствует.
— Отсутствует? — нахмурившись, переспросил министр. — Что это значит?
— Что дом стоит, а внутри никого, — ответил на это врач. — Я сам не понимаю, но он даже не в коме. Просто отсутствует сознание.
— Так, ребята, — обратился Державин к водителю и Громобою, — везите его в лазарет, выполняйте все указания Кондратия. Пока Никита не придёт в себя, врач тут главный.
Спустя всего десять минут Игорь Всеволодович наблюдал за тем, как Кондратий споро подключает Никиту к различным аппаратам.
Он никак не мог понять, что могло привести внука в то состояние, в котором он находился. Министр внимательно осмотрел дневник, но никакого проклятия на нём не обнаружил. На одежде или в машине тоже — пусто.
Складывалось впечатление, что сознание просто в одно мгновение покинуло парня, и всё. Но так не бывает, не так ли?
Кондратий переводил взгляд с одного дисплея на другой, затем на третий и дальше. Везде горели какие-то цифры, линии, иероглифы, в которых Державин-старший ничего не понимал.
— Ну что? — спросил он у врача, когда сил терпеть больше не осталось.
— Всё то же самое, — ответил Кондратий. — Абсолютно все показатели в норме. Я не знаю, что могло такого случиться, чтобы он оказался в таком состоянии.
Державин набрал номер Кремлёвского лазарета, куда сегодня ездил Никита. Яснее, конечно, не станет, но всё-таки.
— Я вас слушаю, — усталым голосом откликнулся дежурный врач.
— Здравствуйте, — Игорь Всеволодович пытался говорить размеренно, но всё равно понимал, что немного частит, что ему было совершенно несвойственно. — Сегодня к вам приезжал посетитель Никита Александрович Державин к больному Скуратову Сергею Юрьевичу.
Министр был готов, что его сейчас перенаправят к другому врачу или заставят ждать утра, но нет, тут повезло.
— Да, помню, — ответил врач. — Скуратов был моим пациентом. Державин приехал как раз в тот момент, когда… когда Сергей умирал.
— Там что-то произошло? — спросил Игорь Всеволодович, услышав, как дрогнул голос врача.
— Вы не представляете, — ответил тот, выдавая весь ужас, до сих пор находящийся в нём. — Это было ужасно!
Положив трубку, Державин приказал:
— Раздеть и полностью осмотреть всего. Досконально!
Но осмотреть не успели.
Только Никиту Александровича полностью раздели и положили обратно на кровать, как он открыл глаза, в которых горел совершенно ясный разум.
Затем он оглядел своё обнажённое тело и перевёл взгляд на деда.
— Вы это чего? — спросил он, недоумевая от увиденного. — На органы меня разобрать решили? Или ещё чего хуже?
* * *
— Чего уж может быть хуже, — проговорил дед, когда мы поднялись к нему на этаж. — Я думал, что потерял тебя.
— Не дождётесь, — ответил я, хмуро улыбаясь. — Я же не второй носок.
Дед шутку не оценил. Он явно перенервничал за последние минуты, и мне нужно было ему объяснить, что со мной было и где я пропадал. Вот только будет ли от этого лучше деду или наоборот?
— Что с тобой было-то? Перепугал до чёртиков, — ворчал дед, но я видел, что у него буквально от сердца отлегло. — Только не смей опять отмалчиваться.
Я знал, что у деда есть средства защиты от прослушки, но сейчас пожалел, что у меня пока нет чего-то типа купола отрицания Марио, когда даже по губам нельзя прочесть, о чём говорят двое. Отмалчиваться я всё же не собирался. Как обычно: правда, одна только правда и ничего, кроме правды, но не вся и не до конца.
— Скажем так, налаживал канал связи с Магнусом, — ответил я. — Ему понадобилась срочная консультация, вот он меня и выдернул из тела.
— А водителя нельзя было предупредить? — поинтересовался дед. — Ну или хотя бы записку какую-нибудь оставить? А то действительно — словно в кому впал,
