— Ты, Серпент, нашёл, что спросить. Я откуда знаю, с чем «справляться» надо? — хмыкнул я. — Но думаю — что да. Меньше народу — легче дышится, — несколько перефразировал я поговорку, не имевшую бы в оригинале никакого смысла. — То есть я в этом ертауле — главный? — уточнил я немаловажный субординационный фактор.
— В нём — само собой. Но, может, с кем-то в компании придётся ратиться — тогда посмотрим, как выйдет. Но ты товарищей слушай, хоть и могуч — но сам говорил, не кумекаешь в столичном житье-бытье.
— Само собой, — вернул я воеводе его же слова. — Ты вот что скажи, Серпент: если я потешную схватку с дружинником захочу устроить — тут это можно сделать? — обвёл я руками округу.
— Так для того нам эти подземелья и дадены. Правда, мало кто бывает, лентяи… Но договоришься — поединься, тут можно. А вот подельников тебе… — задумался Серпент, которого мои умения явно заставили пересмотреть изначальные планы. — Морозный, пойдёшь? — вдруг спросил он у индифферентно подпирающего стеночку Квадрасека.
Я на это закашлялся, чудом не заржав, само собой.
— Кхе…кххх…Как? — переспросил я.
— Морозный, прозвище в дружине, — удивлённо пояснил воевода.
— Понял, кхе-кхе, подавился просто… Морозный Квадрасек… кхе-кхе…
А пока я героически справлялся с ржачем, одарённый равнодушно помотал головой.
— Не пойду, воевода, если не пошлёте. Я его боюсь, — совершенно спокойно, ровно, сообщил он.
Хм, это он так «тонко издевается»? Или… хотя, возможно, дело в том, что у меня «огненный дух». Потому что Потап явно наблюдал, смотрел кино, жопа ленивая, но никак себя не проявил, гибернируя. А этот отморозок (в буквальном, а не ругательном смысле слова) просто сократил набор противоречивых ощущений от меня, до «я его боюсь». Думаю, у него эмоции или как-то мистически порезаны, или когда он подчинял могучего духа, получил какие-то повреждения в эмоциональной сфере. И ему выходит глубоко пофиг на всякий выпендрёж и прочее. «Я его боюсь» — нормально, если не придётся служить с вызывающим неприятные эмоции мной.
— Боится — значит, уважает, — отметил я, на что оба присутствующих задумавшись, кивнули.
— Ну да ладно, подберём тебе подельников, пойдём Михо… Михайло, — подхватил меня под локоть воевода, ведя из залы.
Судя по поведению и косвенному рассказу выходило, что я с «корабля на бал», причём не факт что без приставки «е», но вроде нет. Но нужда у дружины в видоме была, причём «прям щаз». Отчитываться мне Серпент не отчитывался (чем проявлял зашоренную средневековость, непроницательность и вообще — свойственное ему от природы, точнее, тотемного духа, змейство). Но и не скрывал детали, согласно которым выходило, что одного «посланника корифея» уже схарчили, причём в клоаке.
— Ты учти, видом. Кроме злых людей и злых зверей есть и бродяги, бандиты, — шипел Серпент, внутренне веселя меня «добротой» описываемых деятелей. — И что самым опасным может быть — владетели с жиру бесятся, на бродяг охотятся, да только…
— Не разбирают, кто бродяга, кто бандит, а кто владетель или слуга корифея.
— Точно так и выходит. В общем-то, в том, что ты с делом вместе с подельниками сладишь и посланца доведёшь — я не сомневаюсь. Богато тебя предок одарил, — покачал он головой, на что от «смотрящего кино» Потапыча пришли эмоции незаслуженного довольства и засранской гордости.
И подтверждая мои прикидки, парочка мне в подчинённые нашлась буквально в полчаса. Оба владетели, мужчины. Что было для дружины нормой, причём я, в общем-то, понимаю, почему: корифею нужно больше одарённых, потомков владетелей, а женщина мало того, что будет ограничена на время беременности, так ещё вряд ли добавит корифею «прибыток» в виде потенциального мага.
Карий Бурл, то ли имя, то ли прозвище — в дружине это было личным делом каждого, традиция. Матёрый, под сорок лет волчара, причём во всех смыслах — тотемным духом Бурлов выходил волк, причём не просто. Уж как так реализовывалось, но даже Потап оживился, эманируя непониманием-удивлением, хотя и не опасением. Дело в том, что у Карего был тотемный дух, волк. А у рода — стая, один дух во многих мордах. Одно сознание, роевой-стайный разум — чёрт знает. Но я этого брутального седого дядьку с торчащими в небо могучими усами и жёлтыми буркалами на шрамированном лице потенциально опасался. Не вообще, вроде как «подельник-соратник» и подчинённый, но в случае противостояния есть у меня подозрения, что Бурлы могут шарашить не «заклинаниями», а частью «стаи», используя пусть относительно слабых индивидуально, но уже на порядки более сильных, нежели стандартные тотемных духов.
Потап на это призадумался, отэмоционировал «всё равно справлюсь, а ты придурок», достаточно уверенно, что несколько успокоило. А очередной наезд мохнатой задницы я запомнил и собирался в скором времени завести специальный блокнот. И заносить туда многочисленные ущербы от Потапа, чтобы, когда появится возможность, вернуть должок — действовать в соответствии с записями. Хотя и со сложнонакопительными процентами и амортизацией за занесение справедливости мохнатой заднице, само собой.
Второй мой подельник был молод и странен. Териантроп-то териантроп, владеющий-то владеющий. Только орнитоморф. Натуральный, финист, едрить его в дышло, ясный сокол. Полноценный териантроп с полным оборотом, который делал его… ну бойцом, конечно, но очень специфическим. В полуобороте всех достоинств — чертовская выносливость и скорость. Сила вроде и есть, но массы нет ни черта, чтобы эту силу приложить. Хотя, конечно, при умении сильнейший мечник или шпажист — под такие «тычки клювом» орнитоморфиорование заточено отменно. Сильный маг: как я понимаю, в воздухе с тотемными духами не густо, и у Грода, тотемного сокола Гродичей, в «свите» было их до черта, с жёсткой конкуренцией, что на эффективности сказывалось в лучшую сторону. Но ко мне в ертаул Серпент, как я думаю, засунул этого птаха как курьера-связного, поскольку пацан натурально летал, причём, очевидно, с ускорением магией.
Выглядел Зорга Гродич, впрочем, как натуральная девчонка — низенький, субтильный, с птичьим лицом, что неудивительно. Из образа выбивались только глаза: тяжёлые, неподвижные, возникало ощущение, что не глаза, а снайперский прицел. Впрочем, это было свойством териантропа — парень в «быту» оказался лёгок характером, болтлив до невозможности остановиться (чем заметно отличался от молчуна-Карего). Но мне, по крайней мере пока, это было только на руку.
Дело в том, что змейское начальство, ехидно извиваясь, дало нашей тройке-ертаулу полчасика на «здрасти». И после, ликуя и шипя, послало нас в задницу. А точнее — в клоаку Золотого, сопровождать «посланника корифея».
Последний был фигурой в глухом бесформенном плаще. И всё: я даже не понимал толком, владеющий, одарённый или вообще простой человек в зачарованном шмотье. Ни слова нам не говоря, потопал от воеводского подвала, ну а мы за ним. К счастью, Карий, видно, разбирался в местных клоачных порядках и устоях, как и в особенностях териантропов. Так что молча протянул мне что-то вроде банданы, демонстративно повязывая её себе на мордас. Что-то хитро зачарованное, так что ароматами клоаки я насладиться не смог. Ну и говорить этот весьма полезный артефакт не мешал, хотя возникало некоторое… ну неудобство, скажем так. Всё же от нюха, как выяснилось, я получал довольно объёмный пласт информации об окружающем мире, не как от зрения, конечно, но в разы больше, чем у человека. И «отсечение» нюха артефактом вызывало определённый дискомфорт, который я успешно подавил, представляя богатство окружающих «ароматов».
К моему удивлению (приятному), гадостей и чего-то такого, к чему я был морально готов, не случилось. Да, брели по высоким залам и коллекторам, подчас даже с журчащими посередине ручейками… о составе которых особо не хотелось думать. Но даже крыс или чего-то такого нам не встретилось. Посланник юркнул в какой-то закуток в километре от нашего спуска, вылез с баулом и стал с этим баулом и нами таскаться. При этом «тишины» или чего-то такого от нас не требовалось, так что я своих подельников-подчинённых тряс на информацию. Ну, Карий трясся скудно, реальный молчун. А Зорга, птаха певчая (хоть и сокол), оправдывал своё звание на все сто. Щебетал и чирикал, не останавливаясь, явно получая от этого удовольствие. Карий время от времени буркал «всё так» или «угу», что несколько повышало для меня достоверность щебетания.
