Мы ехали сзади верхом. Наша композиция была, так сказать, завершающей частью длинной панорамной картины «Переселение».
В головах у девок (я так слегка посмотрела) была полная каша. Розовые мечты про волшебные замки, чуть ли не страна ноль три* их тут должна была ждать.
*Оз. Ну, типа «Волшебника Изумрудного города»,
только американская.
Чужие люди обязательно должны были проникнуться — какая же она (каждая в отдельности) вся из себя хорошая, неоценённая и, конечно же, сразу усыновить. Удочерить. Ну и всякие феи и принцы, волшебные единороги с радугами и прочая дребедень. Сверху этого розово-дебильного винегрета была разлита обида на то, что всё вышло не так. А ещё им было холодно и хотелось есть.
О, боги… Я вообще не хочу с этим возиться. Ненавижу такое.
Девки начали ковылять уж вовсе деревянно. Не знаю, приходилось ли вам испытывать такое ощущение, когда ноги от холода не гнутся? Дурёхи сопливые. Тряслись и тихонько подвывали уже все трое. Вова смотрел на них молча — есть у барона нашего такой взгляд… недовольный… смотрит на тебя, и как будто ветром холодным тянет — и вот теперь им было страшно. Наконец-то! Я всё ждала, когда же до них хоть маленько дойдёт, что тут не сказка, тут может быть опасно, смертельно опасно. И просто смертельно.
Сзади послышался стук копыт. Наши торопились от портала.
Парни нас нагнали и притормозили, ожидая баронского слова.
— По одной в седло возьмите, — наконец сказал он. — Домой приедем — у девок в первой общаге в гостиной заприте, пусть ждут.
И мы поехали дальше бодрее, обгоняя повозочный поезд.
К острогу мы подъехали как раз к шести утра.
Я успела сказать Долегону, чтоб сводил девчонок в туалет, пообоссутся ведь — и началась круговерть с расселением. Нет, примерный план с опорой на имеющиеся списки был составлен заранее. И каждый знает, что точно по плану никогда не получается. Это, опять же, как в пионерлагере — одна смена выехала, другая только заселяется. А те, кто успел заехать на день раньше, с любопытством наблюдают за суетой вновьприбывших и дают ценные советы. Вот это вот всё, только в кубе — помноженное на весь пожизненный скарб, детей и всяческих животных. Веселуха!
Животин, кстати, требовалось определить на общую ферму — колхоз же у нас — зарегистрировать, куда, кого и в каком состоянии сдали, получить доку́менты-расписки на будущее, когда будем по дворам расселяться, и была это ни фига не быстрая процедура. Хорошо хоть с друидой (благодаря ей) всё происходило спокойно и даже сюрреалистически чинно.
В ДЕТСКИЙ САД
Я помчалась к Богдановым, проведать Мишку с Петей — забрать их, к сожалению, получится только вечером. Ещё в остроге мы выделили Марине с Максом вторую комнату, и у них там был прямо цветник жизни: Мирошке с Кирой было по пять лет, Арише с Тимошкой (принятым найдёнышем) — по два с половиной, как и нашему Мишке. Ну и полуторагодовалый спокойный Петька тоже вписывался в их компанию. Сюда же, кстати, приводили на день и четверых Найдёновских малышей, которым сейчас было от шести до четырёх лет, и пятерых ребятишек из семей, пришедших в самую первую весну. Это был наш вроде как детский сад, ещё с первого года.
Во вторую весну ребятишек сильно прибавилось, пришлось организовать ещё две небольших группы, но первую делить и перемешивать не стали — сильно они уже были к Марине привязаны. Так что для тогдашних новичков мы взяли старую советскую схему: четыре воспитателя плюс две няни на подхвате. Потому что никто кроме Марины не в состоянии был ежедневно по четырнадцать часов общаться с толпой мелких бармалеев. Воспитательницы передавали смену и шли помогать на огороде. Или на кухне. Или ягоду собирать. Да мало ли почти в натуральном хозяйстве забот? Ребятишек разделили на две группы: первая — от совсем грудничков (благо, таких было всего двое) до трёхлеток — всего двенадцать пупсиков, и вторая четыре-шесть лет, этих было шестнадцать. Все, кто был семи лет и старше — бегали с рейнджерами, потихоньку втягиваясь во взрослую жизнь: рыбалку, охоту и всякое собирательство.
Марина же умудрялась поддерживать в своём смешанном малышовом коллективе мир и порядок, учила их всяким полезностям и каждому удивляющемуся заявляла, что раз уж она занята с детьми, то освободит для остальных работ как можно большую массу народа. Она каждый день забирала Мишу с Петей, а если нам с Вовой нужно было на ночь уезжать — мальчишки оставались и на ночёвку тоже. Судя по тому, как «тётя Мариша» поглядывала на месячную Га́лину Надюшку, она, видать, считала, что скоро наступит время прибирать её под своё крыло.
Сейчас Богдановы-младшие (потому что ведь были и Богдановы-старшие, Илья с Магдой) в числе многих переехали в детинец, в один из тех самых длинных-длинных домов. Здесь для них были выделены также две личные комнаты (обычных наших, четыре на четыре), и для детского сада — большая группа со спальней, и с детскими туалетами-умывалками — потому как во все здания детинца прокладывали сантехнические коммуникации. И это всё благолепие было уже даже подключено! Божечки мои, какое счастье! Вы не представляете, как я отвыкла от благоустройства! Что-то я отвлеклась.
Так…
Я потискала пацанов, попила вместе с ними утреннего чаю, чтобы в столовую лишний раз не бегать (наша-то донжонная ещё не фунциклирует), поделилась с Мариной эпизодом с детдомовскими и побежала дальше.
ОПАСАЮСЬ Я ТАКИХ ПЕРСПЕКТИВ, НУ И «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!» КОНЕЧНО…
Я успела пронестись по расселяющимся в дома новеньким, потом забежала в свинарник, в котором тоже были переселенцы, обсудила с Андле плюсы и минусы крупных важных хрюш далматинцевого окраса, проинспектировала птичий двор, в котором стоял ужасный галдёж — ну и всё, времени было почти девять, пора заворачивать лыжи к столовой: туда сейчас придёт мой барон, первое собрание новичков проводить.
Около столовой кружком сидели трое старших* рейнджеров с ножами в руках.
*Аж по пятнадцать лет! И нечего ржать.
Кто забыл — официально признанный в Белом Вороне
возраст взрослости и сексуальной самостоятельности.
Не от безделья маялись, не подумайте. Глаза у всех были красные.
— Вы чего тут?
Отвечать бросились разом:
— Да Александр Иваныч велел новеньких дождаться… Ага, привести к щучьим заводям!.. Мы вот ждём… Теть Валя сказала, что нечего дурака валять — ну вот… Кха-а-а… Что, птичку жалко?..
Утирающая глаза шпана дружно заржала. Эти вообще у нас на поржать быстрые, только повод дай.
И Валя, конечно, молодец… В середине рейнджерской кучки стояло два ведра. Одно с нечищеным ещё луком, а другое — с едко сочащимся, освобождённым от шкурок. Трудовой подвиг, не иначе.
