— Виноват, товарищ Головин, — сержант вытянулся в струнку, — больше подобное не повторится.
— Хорошо. Можете быть свободным и пригласите товарища Медведя.
В кабинет вошёл человек в порванной гимнастёрке с сорванными петлицами и с синяками на лице. Внешне Медведь не соответствовал своей фамилии. Был он довольно щуплым, с бородкой как у Дзержинского.
Я встал из-за стола, за которым сидел и протянул Медведю руку.
— Здравствуйте, Филипп Демьянович. Рад с вами познакомиться. Меня зовут Головин Виктор Михайлович. Я порученец товарища Сталина. Извините, что временно занял ваше место. Так уж сложились обстоятельства, — я крепко пожал ему руку. Контакт. Слава богу, наш. Преданный товарищ, честный, принципиальный. Наверное за это его и убрали. Значит будем и дальше с ним работать.
Медведь ознакомился с моим мандатом, который так же ввёл его в шок, и, кивнув в сторону так и стоящего по стойке смирно Заковского, спросил.
— А с этим что?
— А этот пока побудет частью интерьера, а потом решим что с ним делать. Допросим, конечно. Вернее вы допросите. Хотя ничего путного он и не знает. Так, мелкая сошка, способная лишь воровать, да пользоваться своей безнаказанностью. Ему скорее уголовная статья светит, — с этими словами я протянул руку к телефону и набрал номер приёмной Сталина.
— Добрый вечер, товарищ Поскрёбышев. Это Головин беспокоит. Соедините, пожалуйста, с товарищем Сталиным.
Через короткое время в трубке раздался голос с грузинским акцентом.
— Слушаю тебя, Виктор. Как там дела в Ленинграде?
— В Ленинграде бардак, Иосиф Виссарионович. Заковский, назначенный Ягодой начальником УНКВД, начал массовые аресты с целью дискредетации Советской власти. Им был арестован отстранённый Ягодой начальник Управления товарищ Медведь, которого подвергли пыткам и издевательствам. Вскрылись факты торговли имуществом арестованных и даже торговли детьми со стороны подчинённых Заковского. Сам Заковский мной арестован. Товарищ Медведь освобождён из-под стражи и уже приступил к своим обязанностям. Вы можете ему полностью доверять. Принял решение задержаться в Ленинграде для наведения порядка в органах НКВД и в городе в целом.
— Они там что, работорговлей занялись? — Сталин был в бешенстве.
— Хуже, товарищ Сталин. Малолетних детей арестованных продавали разным извращенцам и в подпольные бордели. Тот, кто непосредственно этим занимался мной допрошен и жестоко наказан.
— Я надэюсь эта тварь сдохла в муках? — из трубки явно лились волны ненависти.
— Думаю, что черти в аду попросятся на курсы по повышению квалификации, Иосиф Виссарионович, — немного разрядил я обстановку. В ярости Сталин вполне способен наломать дров.
— Товарищ Медведь рядом с вами?
— Да, он рядом. Передаю ему трубку.
Медведь чуть дрожащей рукой взял трубку и вытянулся в струнку. А я вышел в приёмную к своим парням.
— Ну что, братцы-кролики. Отошли немного? — с усмешкой спросил их.
— Блин, командир, ну ты и дал, — покачал головой старший из них, старший лейтенант госбезопасности Седых Олег.
— С такими мразями по другому нельзя. Эта тварь детьми торговал. Извращенцам всяким их продавал. — я с чувством врезал кулаком по столу. На некогда ровной дубовой столешнице образовалась внушительная вмятина.
В дверях кабинета показался Медведь.
— Товарищ Головин, товарищ Сталин приказал выполнять все ваши распоряжения.
— Ну значит начнём работать. Во первых необходимо немедленно арестовать всех, кого с собой привёл Заковский. Арестовать и вдумчиво допросить. Думаю что отпираться они не будут, особенно если им пригрозить тем, что иначе допрашивать их буду я.
Медведь удивлённо посмотрел на меня.
— Потом вам ваши подчинённые расскажут, Филипп Демьянович, — с усмешкой ответил я на его немой вопрос.
— Во вторых необходимо немедленно послать опергруппы на адреса, которые я укажу. Там находятся дети, которых подручные Заковского, или вернее, Штубиса, продали. Детей освободить, всех остальных, находящихся там, уничтожить.
Медведь попытался что-то возразить, но я резко остановил его.
— Никакого суда над этими выродками не будет. Считайте что я, в соответствии с данными мне полномочиями, их всех осудил и приговорил к высшей мере. На этом дискуссия о законности закончена. Всё, действуйте. И скажите тем, кто будет этим вопросом заниматься, что если хоть с одного ребёнка по их халатности упадёт хоть один волос, или они проявят излишнюю гуманность к остальным, находящимся там, то я их на куски порву. Они в курсе, как это может быть. Кроме того вам необходимо в кратчайший срок, максимум к утру завтрашнего дня, ознакомиться со всеми изменениями, произошедшими в стране и в вашем ведомстве за то время, пока вы "отдыхали" в камере.
— А что с ним делать? — Медведь кивнул в сторону стоящего в виде статуи Заковского-Штубиса.
— Тьфу ты, совсем забыл про него, — с этими словами я снял с него оцепенение.
Заковский как подкошенный рухнул на пол.
— Отправьте его в камеру. В ту самую, в которой вы сидели. Особо нам он и не нужен. Расстреляем, когда руки дойдут. А пока пусть кается во всех своих грехах, — я поставил ментальную закладку в сознание Заковского и теперь солгать он не сможет.
— Да, и ещё, Филипп Демьянович, позвоните во внутреннюю тюрьму и сообщите что я туда направляюсь. Чтобы не возникло лишних вопросов и недоразумений поставьте их в известность о моих полномочиях.
Внутренняя тюрьма встретила стоящими навытяжку охранниками и атмосферой обречённости. Получив у старшего ключи от камеры, где сидел отец Ольги я направился туда. Замок открылся с громким лязгом. В камере царил полумрак. Николай Фомич сидел на нарах, опустив голову и не глядя на входящих. Хотя по внутренним правилам должен был встречать стоя. Видимо за эти дни его так и не смогли сломать.
— Что-то ты засиделся здесь, дядя Коля, — с усмешкой сказал я. Мы давно уже договорились, что я его так буду называть, — поехали домой. Тут, конечно, харчи дармовые, но пироги у тёти Тони всё же получше будут.
— Виктор? Ты как здесь? — с большим удивление спросил Стрельников и хотел было уже броситься ко мне, но остановился, увидев входящего в камеру сотрудника НКВД.
— Товарищ Головин, мы там форму чистую приготовили для товарища Стрельникова и воду чтобы умыться, — доложил старший охранник.
— Благодарю. Можете быть свободны.
Охранник молча козырнул, повернулся кругом и вышел из камеры.
— Виктор, а это, вообще, как? — удивлению Стрельникова не было предела.
