Были ли у других мотивы? Вполне могли быть такие о которых я пока не знал. Это предстояло мне еще выяснить.
— Думаешь, у кого-то есть причины убить Петровича?
— Не знаю точно, но на самоубийство или несчастный случай не похоже.
— Чай будешь?
— Можно
Брахман вскочил, вышел наружу и через некоторое время принес оттуда чайник с кипятком.
Он взял две эмалированные кружки, залил кипятком, потом Брахман извлёк из кармана маленькую коробочку и, вынув оттуда щепотку листиков чая, бросил их сначала в одну кружку потом во вторую.
Несколько мгновений он, затаив дыхание, смотрел на то, как чаинки расправляют лепестки.
— Лучший в мире чай! — заметил он, отпивая глоток. Какое-то время, живя в Хабаровском крае, он пристрастился к зеленому чаю, хотя таскать с собой отдельные пачки чая было затруднительно.
Мне всегда казалось, что этот «лучший в мире чай» отдаёт веником, но я безропотно сносил чайные чудачества соседа.
Я тоже сделал глоток чая. И хотя зеленый чай считался успокаивающим, он всегда бодрил меня и я не любил пить его перед сном. Но завтра торопиться было некуда, а чувствовал, что моему соседу хочется поговорить и он может случайно выболтать что-нибудь полезное.
— Что только я не передумал про старика и то, что с ним произошло, — Брахман уселся по-турецки.
— И к какому выводу пришел?
— В том-то и дело, что пока ни к какому. Но вот, что мне не дает покоя, так это рюкзак Петровича.
— Почему же?
— Раз он исчез и от него избавились, значит в нем был что-то такое, что могло навести на след преступника.
— Да, согласен.
— Еще вся эта история со стволом.
— Каким?
— Пистолетом старика. Я не стал рассказывать, но в то утро когда ты пек блины на морозе я видел, как один из братьев крутился у нашей палатки.
— Ну так один из них и нашел пистолет.
— Да нет же я не об этом.
— Тогда не понимаю тебя, а о чем ты?
— Раньше. Я видел, как он крутился у палатки до того, как мы все спохватились и стали искать Петровича.
— И что он там по-твоему делал?
— Да я не обратил на него внимания я ходил к воде умываться. Я же тогда не знал, что что-то произошло со стариком, поэтому не особо помню.
— А может помнишь, что у него что-нибудь в руках было?
— Нет не могу сказать, могу только сказать, что он без варежек был.
— Ну это понятно, в то утро не так прохладно было. Все были без перчаток.
— Ты верно говоришь, он был без варежек, они у него были заткнуты за поясной ремень, ты же знаешь, как эвенки свои полушубки носят.
— И что?
— Я говорю, тогда это не имело никакого значения, но сейчас мне кажется, что варежки были испачканы.
— Испачканы? Чем?
— Вроде как засохшей кровью. Но точно сказать не могу.
— Ты это имел ввиду, когда вчера, говорил, что можешь подставить человека.
— Нет, то другое. Неважно.
— Подожди, как не важно? Брахман, не темни, — я постарался сказать, как можно более дружелюбным тоном. Мне не хотелось, чтобы он снова, как улитка замкнулся, и спрятался в домик, — мы потеряли Петровича, а ты говоришь не важно. Давай вместе подумаем?
— О чем?
— Мог ли один из братьев убить старика.
— Я боюсь оговорить кого-нибудь, понимаю, что не мое это дело. Если совершу наговор, то следуующего перерождения еще одну жизнь ждать придется. Хотя они годятся на роль подозреваемых ничуть не хуже, чем другие.
— А я гожусь?
— Ты нет.
— Почему?
— Ты другой человек, я вижу. Ты старика любил и уважал, да и не было у тебя особых причин его убивать. В то, что ты мог из-за золота это сделать я не верю.
— Ну спасибо за доверие, конечно, только я не понимаю, почему ты считаешь, что я из-за золота не мог бы пойти на убийство, а, например, братья могут.
— Ну известно почему. Если бы тебя золото интересовало, если бы его блеск ослеплял бы твой разум, то ты нахапал бы себе еще в твоей прошлой экспедиции. И ворам бы или гаглаям координаты приисков продал бы. Еще чаю будешь?
Я отрицательно покачал головой.
— А я попью, если ты не возражаешь. Божественный аромат.
Он налил себе кипятка ту же кружку, не добавляя новой порции заварки.
— Все знают, что вы с тем армянином одних образцов двадцать килограмм намыли. Если бы тебе золото нужно было бы, то ты бы его присвоил и не пошел бы друга своего искать.
— Ну во-первых, не двадцать, а шесть, а во-вторых, кто тебе рассказал про нашу с Гибаряном историю?
— Ну если ты не знаешь, то после твоего возвращения весь Поселок гудел.
— Кстати, продавать ворам или гаглаям нечего, я память потерял и ничего не помню. А журнал с данными утерян.
— Ну, конечно. Так я тебе и поверил. Но я не обижаюсь. уважаю твою позицию, я сам считаю, что золото государству должно идти. Много бед от него в людских руках. Не все могут, как ты — относиться к нему равнодушно
— Ну, хорошо, допустим я исключаю из списка подозреваемых, потому что равнодушен к золоту. А украденный пистолет?
— Пфф, ну ты меня удивил? Зачем тебе эта пукалка в тундре? Ею разве только человека с близкого расстояния можно убить и то, если в упор стрелять. Или сурков с мышами распугивать.
Он посмотрел на пар поднимающийся от кружки с чаем, потом подул на него и сделал громкий глоток
— Ни медведя ею не отгонишь, ни на охоту не сходишь. Тут у каждого свое ружье есть. Зачем тебе при таком раскладе пистолет, еще и неизвестно откуда, и с каким прошлым? Я вообще считаю, что его случайно сперли, может даже не обязательно вместе с золотым самородком.
— Допустим ты прав, а какой смысл Мухтаровым убивать старика. Разве у них есть причина? Они, можно сказать, всю дорогу, всю экспедицию с ним толком не общались. Они вообще достаточно нелюдимые, необщительные. Что могло побудить их на убийство.
— Вот именно! Их! Ты тоже считаешь, что они могли это сделать только вдвоем.
— Нет, я так не считаю. Я просто полагаю, что у обоих нет мотива. Так как они братья, выросшие на Севере, то согласно правилам их воспитания, они будут действовать сообща, даже, если им придется противостоять всему свету, вот и все.
— Ты недооцениваешь роль местных верований.
— Верований?
— Да, если хочешь, роль религии.
— И при чем тут религия.
— Слушай, Илья, не считай меня сумасшедшим, я знаю, что ты атеист и относишься к моему увлечению индийской философией, как к какой-то дурацкой блажи, так ведь?
Что ему ответить? Я действительно не верил ни в Будду, ни в Шиву, ни в шаманов с духами, но мне нужно было понять до конца, что он имеет ввиду.
— Брахман, давай так, я не буду тебе говорить, что я верю в то, во что веришь ты или братья Мухутаровы, но понимаю, что в природе иногда происходят вещи, необъяснимые с точки зрения материалиста. В роль религии я не принижаю, а наоборот, считаю, что иногда из-за нее люди творили безумные вещи. Так, что говори.
Он облегченно выдохнул, посчитав, что я не намерен смеяться над его предположениями.
— Это хорошо, значит ты сможешь меня понять. У братьев Мухутаровых был очень даже серьезный мотив для убийства, если ты, действительно, понимаешь, что в природе постоянно происходят вещи, которые необъяснимы с точки зрения современной науки.
— Да? Ты серьезно? И какой же?
Он посмотрел на меня, заглядывая в глаза, как бы проверяя мою способность относиться серьезно к его словам.
— Помнишь, когда мы выходили в поход с последней стоянки вверх по реке?
— Ну? Помню
— Я наблюдал такую картину: Козак помочился в реку, к огромному неудовольствию братьев. Ты знаешь все эти их заморочки по поводу духов воды реки и всего такого.
— Ну да, знаю. И при чем здесь убийство?
— Они сделали ему замечание и сказали, что дух реки может наказать нас всех. Они чуть не подрались, ты тогда куда-то отходил, но многие видели эту неприятную картину.
— А старик тут каким боком?
— Да, подожди, дай мне рассказать.
