Так, теперь можно нормально подумать про мою персональную «Черную Вдову». Нет, не в этом смысле, а конструктивно. Все говорит о том, что мы тут имеем очень грустную и сломанную девушку. Не жалеть — обещал же! Но это — при условии, что у нее и вправду есть приказ отвечать на мои вопросы о ней. Более того: отвечать правду. Не хочется думать в эту сторону, но: а если это все — тщательно отыгрываемая роль? «Мышка»-то у нее образцово-показательная получается, так почему бы не изобразить вот такое, чтобы помощнее залезть пионеру в душу? В этом случае родной дед поступил со мной максимально подло, выдав ей приказ «приручать любой ценой». А дальше просто, даже многолетняя спецподготовка не нужна, малюсенькой методички хватит: знаем, что Сережа любит, когда вокруг него смеются — звонко хохочем по любому поводу. «Объект» ходит в отечественных шмотках? Отказываемся от инвалютных чеков с презрительным «я эти платья уже видеть не могу» — она ведь могла сказать это из-за того, что насмотрелась и натаскалась их у фарцовщиков. А дальше я сам выдал ей шикарнейший козырь, когда спросил про «медовую ловушку». Все, образ сформирован, от него и пляшем, давим пионеру на жалость так, чтобы он спать и кушать не мог от того, насколько «Вилочка хорошая» и несчастная. Угодил в ту самую «медовую ловушку»! Пока жужжу, дергаю крылышками и лапками, но…
Горько вздохнув, аккуратно подложил под руку подушку. А что я сделаю? Первым делом — спрошу у родного деда прямо, когда меня к нему привезут — уже совсем скоро. Соврет? 50/50, как и везде, впрочем. А пока… А пока мне от Вилки просто крышу сносит.
Соечка — тихий, ласковый, теплый ручеек. Вилка — грёбаное, густо замешанное на гормонах, цунами. Долбаная биология, ненавижу! Можно мне переехать в стальной хромированный корпус? А? Надо было в будущее попадать? Не, это сразу в исторический музей работать определят экспонатом, типа как Фрая в «Футураме» сажали.
Просмеявшись, посмотрел на звездное небо за окном. Уважаемая вселенная, очень прошу, пусть все сказанное Виталиной — на самом деле правда. С другой стороны: чисто по-человечески я буду рад, если нет — как не дави жалость, а сердце все равно леденеет, когда представляю, через что она прошла. Я ведь знаю половинку процента, максимум, а какие еще жуткие вещи скрываются за абстрактной «подготовкой»? Ой, всё, пустопорожним размышлениям — бой! Быстро спать, малолетний сотрясатель планеты!
Глава 20
С утра, проводив Таню в школу, а отчима на работу, примерил пиджак — годится! — и немного повоспитывал маму на тему «почему так важно закрывать дверь на замок». Добившись понимания, оделся в костюм старый, дождался пришедшую в новеньких импортных сапожках и стильной тонкой оправе (сразу +1000 к внешнему виду) Вилку — маму не хочет обижать, вот и надела подарки, и мы поехал в Московский горком — знакомиться с членом политбюро Виктором Васильевичем Гришиным.
— Мрачный ты какой-то сегодня, — заметила Виталина.
— Не выспался, — отмазался я.
— Снилось что-то? — подставилась она.
— Ты, — честно ответил я. — В сладких эротических снах. Не делай так больше.
Вилка рассмеялась:
— А я-то чего? Я чужими снами управлять не умею!
— Какая недоработка! — расстроился я.
— Виктор Васильевич нам нужен, Сережа, поэтому постарайся произвести хорошее впечатление, — посерьёзнев, выдала инструкцию Вилка.
— Что значит «нужен»? — сымитировал я возмущение. — А остальные члены высшего государственного правительственного органа, получается, «не нужны»? Неуд тебе за политическую подготовку, агент Вилка!
— Я тебе не Аджубей, — даванула она меня взглядом.
Не сработает — и покруче «давили», я ё*нутый, мне плевать.
— А что Аджубей? — поиграл я в дурачка.
— «Кал»! — процитировала Вилка, и, отпустив, руль, прикрыла ладошками рот и спародировала мое детское хихиканье.
Вернув руки на место, продолжила:
— Это вот так у тебя получается вверх карабкаться?
— Просто показываю людям то, что они хотят увидеть, — пожал я здоровым плечом. — Я же родился в конце прошлого лета, у меня личного в голове — с гулькин нос. Пустота, — горькая усмешка.
Такой вот я трагичный, да!
— А пустоту чем угодно наполнить можно — и я выбрал звуки, образы и тексты. Остатки забил любовью к Родине, маме и Соечке. Стараюсь быть хорошим человеком. А еще — хочу пользу приносить, как можно больше. А если не делать «хи-хи-хи» и не мимикрировать под образцового пионера — хер мне такую возможность дадут. Прояви понимание, агент Вилка — перед тобой мне притворяться не хочется, поэтому давай эту тему больше не поднимать, ладно?
Девушка задумчиво посмотрела на меня и кивнула:
— Хорошо.
— Отчет-то написала? — перевел я тему.
— А как же! — кивнула она.
Протянув руку, погладил ее по голове:
— Вилочка хорошая!
— Вилочка стучит на тебя в КГБ! — ехидно улыбнулась она.
— И правильно делает — на такого подозрительного пионера стучать нужно как можно больше, — покивал я. — Иначе как старшие товарищи узнают, что замышляю я только добро, а причиняю — справедливость?
Девушка засмеялась, а я приуныл — сука, а если она притворяется? Такая «подача» помощнее пары огнестрельных будет — мясо-то регенерирует, а у души с этим похуже.
— Любишь, значит, Сойку, а снюсь я? — перевела она тему, заметив мрачняк.
— Что поделать, биология, — отмахнулся я. — Человек — тварь слабая, ни когтей, ни зубов. Детеныши растут долго, а значит единственный способ выжить для древних людей — сбиваться в стаи, осваивать орудия труда и много-много трахаться со всеми подряд, чтобы детей было как можно больше. Эволюционный механизм, — развел здоровой рукой. — Сейчас нужды в этом нет, а воспитание частично купирует тягу к промискуитету, ибо разум человек тоже вырабатывал исключительно ради выживания, когда начал осознавать мир вокруг как строительный материал. Дальше — больше: появилось абстрактное мышление. Короче — разум борется с биологией, и у меня это неплохо получается, так что не переживай — кидаться не буду, агент Вилка.
— Мал еще кидаться, — фыркнула она.
— И это тоже, — не стал я спорить.
Припарковались.
— Люблю я «сталинский ампир», — любуясь колоннами, доверительно поведал я Вилке. — Офигенно эпично смотрится.
— Мне тоже нравится, — кивнула она.
— В США хорошо умеют в стилизацию и подчеркивание своей имперскости, не стесняясь слизывать архитектуру напрямую с Древнего Рима. А мы чем хуже?
— А мы — не империя, — ответила девушка.
— Ты так говоришь, будто «империя» — это что-то плохое, — отмахнулся я. — У нее разные формы бывают, и наша — вполне человечная. Да у нас «покоренные» народы лучше центра живут! Мы вот в Калининград ездили, немножко в окно на Прибалтику посмотрел — это же охереть просто!
— Там тоже по-разному живут, — заметила Вилка.
— Дай душой за русский народ немножко поболеть, — улыбнулся я ей. — И вообще — Москва — это Третий Рим, а четвертому не бывать. Как ни крути, а здесь, — указал пальцем на землю. — Древняя держава с многовековой историей и политической традицией. У нас просто выбора нет, кроме как создавать на границах «пояс безопасности». Как сверхдержава, мы имеем на это полное право. Право сильного — только оно в геополитическом процессе и учитывается. Могу — делаю, и насрать, что там кто по этому поводу думает. Не подумай, я мир завоевывать не собираюсь, — на всякий случай соврал я.
Завоевание же тоже разное бывает — игра «Цивилизация» нас этому хорошо учит, там можно культурно-экономической экспансией побеждать.
— Нашелся мне тоже малолетний Македонский, — стебанула меня Вилка.
Вошли в здание, подтвердили дежурному дедушке, что «назначено», посидели десять минут в приемной и попали в кабинет нынешнего мэра — просторный, с мягким кожаным диваном, пушистым ковром, вполне казенной прочей мебелью и портретами Ленина и деда Юры на стене.
— Здравствуйте, Виктор Васильевич, — поприветствовали мы почти седого, немного лысеющего мужика с приятным лицом — «приятности» способствовала гостеприимная улыбка.
