— Здравствуй, Сережа, — крепкое рукопожатие. — Здравствуйте, Виталина Петровна, присаживайтесь.
Присели, и первый секретарь горкома продолжил источать дружелюбие — искреннее, надо полагать, а за что ему меня ненавидеть? Я же уникальный пионер, и все от меня до сих пор видели только пользу. Кроме тех, кто помер, разумеется.
— Наконец-то познакомились, а я уж думал встретимся только когда я тебе почетную грамоту буду вручать.
— А есть грамота? — обрадовался я.
— Зависит от того, зачем ты пришел, — подмигнул он и сочувственно спросил. — Как ты, Сережа? Болит?
— Тут болит, — поджав губы, приложил руку к сердцу я. Уставившись в пол, тихо сказал. — Леонид Ильич меня от пуль заслонил. Еще одна — и меня бы не стало. Очень дорого Родина за мою жизнь заплатила, Виктор Васильевич, а значит — нужно каждую минуту своего пребывания здесь отрабатывать, — подняв голову, посмотрел в Гришину в глаза. — В лепешку расшибусь, но отслужу!
Вилка очень уместно вздохнула и аккуратно погладила меня по голове.
— Зря ты так, Сережа, — мягко улыбнулся мэр. — Каждый мужчина Советского союза с радостью отдаст жизнь за ребенка. Это — правильно, ведь все, что мы делаем — ради будущих поколений.
— Я это понимаю, Виктор Васильевич, — серьезно кивнул я. — И именно это и имел ввиду. Как бы там ни было, жизнь продолжается, планета вертится, а значит нужно жить и работать дальше. Верно?
— Верно, Сережа, — подтвердил Гришин.
— Виталина Петровна, дайте, пожалуйста, книжку, — попросил я.
— Зарубежную-то? — спросил Виктор Васильевич. — Видел, Сережа, капиталисты поступили очень подло.
— Чего еще от врагов ожидать? — улыбнулся я ему и принял из рук Вилки сберкнижку.
И пальцы на моих задержала, «ловушка» долбаная!
— Я имел ввиду вот это, — открыв на нужной странице, показал мэру. — Двести восемьдесят тысяч рублей Родина начислила, и я совершенно не представляю, куда их девать — у нас настолько все есть, что мне даже стыдно.
— Не переживай, Сережа, ты заслужил, — утешил меня Виктор Васильевич, который живет несоизмеримо круче.
— Это я понимаю, — светло улыбнулся я ему. — Но, если Родина дает столько денег, значит рассчитывает, что я их буду тратить на что-то хорошее. У нас около дома пруд есть, грязный и неухоженный.
— Благоустройство вашего пруда планом развития Москвы на этот год не предусмотрено, — развел он руками, потускнев лицом — думает, я его ругать пришел, что офигеть как унизительно с учетом разницы в статусе и возрасте. — Ничем не могу помочь, Сережа — извини, но у города есть намного более важные проблемы.
— Я это понимаю, Виктор Васильевич, потому и пришел: государство у нас огромное, а Москва — город мирового уровня, настоящий бриллиант! Невозможно заделать все ямы, устранить все протечки и сделать из каждого прудика место для отдыха — банально не хватит ресурсов. Я к вам пришел попросить разрешения немного помочь — деньги есть, но я совершенно не представляю куда их нести. Двухсот тысяч ведь хватит на маленький прудик? У меня и проект есть, Виталина Петровна, пожалуйста.
Вилка выдала снисходительно выслушавшему мои оправдания Гришину от руки нарисованный обновленный пруд — купаться в нем нельзя, вода совсем не та, единственный вариант — ежедневно засыпать хлорку, превратив таким образом в открытый бассейн, но лучше — в красивую зону отдыха. Я таких в будущем насмотрелся, а вот в эти времена так даже на Западе не делают, поэтому…
— Никогда не видел ничего подобного, — хмыкнул Гришин. — Это ты сам придумал?
— Сам, — признался я. — И готов потратить все деньги на этот проект, если вы одобрите, Виктор Васильевич.
— Скажи, а почему… — и мы полчасика поиграли в вопросы и ответы на тему урбанистики.
Оп, глаза загорелись!
— Эко-парк, значит?
— Ага! В наше время, когда прогресс шагает семимильными шагами, а городского человека окружает бетон, металл и стекло, просто необходима отдушина. Москва в этом смысле очень хороша — у нас очень много «зеленых зон», но, все-таки, в полноценный поход выберешься не каждый день. А так после работы можно всей семьей прихватить покрывало и посидеть на зеленой травке, посмотреть на уточек и фонтаны, красиво сфотографироваться на арочном мостике, покормить уток. Отдохнуть душой, в общем. А еще «Эко-парк» звучит необычно, а значит на такой захотят посмотреть все. У нас же там окраина, Виктор Васильевич, и людям обидно, что чем ближе к центру, тем лучше благоустройство. Очень вас прошу — дайте мне возможность немного помочь? Потренируемся здесь, а дальше возьмемся за «Эко-парк Сокольники», превратив его в образцово-показательный.
Гришин снова перевел взгляд на проект, подумал пару секунд и решил:
— Хорошо! Обычно так не делают, но мы не должны быть догматиками, верно?
— Если бы Владимир Ильич, — перевел взгляд на портрет Вождя. — Был догматиком и конформистом, мы бы до сих пор выплачивали выкупные платежи мерзким тварям, считающим себя лучше других по праву рождения. Хуже фашистов!
— Именно так, Сережа, — покивал Гришин. — Давай поступим так — мы с товарищами посовещаемся, решим, как правильно это все оформить, мои помощники свяжутся с Виталиной Петровной, и мы с тобой снова встретимся, чтобы поговорить более предметно.
— Спасибо большое, Виктор Васильевич! — благодарно улыбнулся я ему, мы попрощались и покинули Горком.
— Сережа, а есть что-то, в чем ты не разбираешься? — задумчиво спросила Виталина.
— Пока не сталкивался! — самодовольно ответил я. — Погнали теперь в Министерство обороны!
— Зачем? — опешила Вилка.
— Потому что я написал песни про милицию, про пограничников, про КГБ, про врачей (последствия долгого пребывания в больнице), про космос, про учителей, — перечислил я. — И совсем ничего для армейцев! Да, про войну у меня много всего, но это же другое — у меня есть песни, которые служивые ребята будут петь под гитару всей казармой. А еще — есть парочка маршей, один с текстом, один без. Я нашу армию уважаю — она мне мирное небо над головой обеспечивает, поэтому дави на педаль своей прекрасной ножкой, агент Вилка!
— Да почему ты меня «агентом Вилкой» называешь? — потеряла она терпение, однако на педальку нажала.
— Потому что офигенно смешно! — заржал я. — Сама подумай — мы с тобой как в шпионском сериале для детско-юношеской аудитории: мальчик-гений и его верная подручная агент Вилка!
— Не заигрывайся, Сережа! — строго одернула она меня. — Мы — не в сериале, а в реальной жизни, и твои…
— И мои косяки ударят по всем, кто мне дорог, — перебил ее я. — Я это полностью и целиком осознаю. «Головокружение от успехов» мне не грозит, потому что напоминалка — прямо вот она, — указал на плечо. — Человек — скотина хлипкая, и раздавить зарвавшуюся особь ничего не стоит. Скажи — разве я позволяю себе клоунаду тогда, когда она неуместна? Открываю двери с ноги? Рассказываю всем, какой я о*уенный? Воспитатель мне не нужен, агент Вилка — я битый, ученый, разумный и хладнокровный. Но мне приятно, что ты так за меня переживаешь, — закончил пафосную речь теплой улыбкой.
— Приказ такой, — отмахнулась она.
— Цундере! — стебанул я ее.
— Что это? — на всякий случай насупилась она.
— Это японское, «цун» — холод, «дере» — тепло. Применительно к девочкам — та, кто ведет себя строже, чем есть на самом деле из-за проблем с самооценкой и стесняется показывать свою милую сторону. Сам придумал! — ловко приписал себе несуществующий пока термин.
Японцев потом научу, планов у меня на них — громадьё!
— Уши бы тебе надрать, — мечтательно протянула Виталина.
— Разрешаю нежно куснуть за мочку, — подставил ей ухо.
— Губу закатай! — фыркнула она.
В здании Министерства обороны нас вместо привычных бабушек-дедушек встретил молодой младший лейтенант, который сразу же уставился на Вилку влажными глазами.
— Товарищ лейтенант, — привлек я его внимание. — Меня Сережей Ткачевым зовут, член союза композиторов…
— Знаю, а как же! — обрадовался лейтенант, извлек из стола номер «Юности» с «Марсианином». — Распишешься? — покосившись на повязку, попытался посочувствовать. — Крепко тебя приложило.
