— Хватит! — чуть ли не запаниковал я.
«Да, довольно», — вальяжно отэмоционировал Потап. — «Что стоишь, придурок?» — поинтересовался он.
А я немножко хренел от того, во что меня натериантропило. Со стороны я себя, само собой, не видел, но судя по ощущениям: чудище обло, озорно и даже, возможно, лаяй. Плечи в полтора метра, не меньше. Лапы — жуть, когтишшы — жуть в степени, потому что десять штук из заметных. Вдобавок густая шерсть переливалась огненными огоньками, правда, с этим я, похоже, сам постарался. В смысле, когда Потап меня корёжил, я уцепился за свою самость, в том числе и за душевную жабу, которая стала частью меня. Ну и добавил огоньку, что смотрелось… впечатляюще, судя по перекошенным рожам окружающих.
Ну да ладно, Потап начинает недовольно порыкивать, я сделал шаг в сторону распахнувшей варюшку Фиалки… и чуть не распахнул варюшку сам, судорожно пытаясь понять что за чертовщина творится. Дело в том, что я проваливался в мать-сыру-землю, покрытую травой, при каждом шаге, на десяток сантиметров минимум. Причём мало того, что это не доставляло дискомфорта, так ещё и земля шла волнами! И воздух, как оказалось, при движении. Точнее — шло волнами, искажениями, пространство, от той хрени, что сотворил со мной Потап.
Наблюдатели стояли с распахнутыми клювами, Фиалка припала к земле, обратившись… вообще, даже удивительно: свинячие черты проглядывали, но какие-то… Ну скажем так, не баба-свинота из неё выходила, на удивление. Видимо, эстетизм был не чужд Капру их рода, так что морфизм свинюшки выходил на удивление органичным, а не противным и отталкивающим.
Но вот выражение морды-лица у Фиалки было: изумлённым, испуганным, неверящим. В общем, она просто бестолково заметалась по краю поляны, даже не пытаясь атаковать. А я, тем временем, тяжело, фактически корёжа реальность, шёл к ней. Её и наблюдателей натурально пошатывало, каждым шагом! Но совсем я не расслаблялся — а то мало ли. Хотя мало ли не случилось и, лыбясь во всю пасть (улыбайтесь: это всех раздражает), дотопал до сжавшейся Фиалки.
— НУ⁈ — прогрохотал я, с некоторым удивлением отметив вырывающиеся из пасти, вместе со словом, язычками пламени.
«А ничего выходит», — довольно одобрил «подсветку» Потап, с чем сложно было не согласится.
— Я… — пискнула фактически стоящая на четвереньках Фиалка.
И повалилась на спину! Просто упала на спину, жалобно на меня зыркая!
— И что делать-то? — обратился я к Потапу, как единственному доступному собеседнику.
«Придурок! Сожри, трахни, обоссы — сам разберёшься! А я — пошёл! И не думай, что я буду напрягаться по всякой глупости! Сам справляйся! А я — спать!» — пакетно, эмоционально и с слишком излишними подробностями выдал мыслеобразы Потап и «отключился».
Но вообще — мощно. И это мохнатое чудище, искажающее реальность лишь частью своей мощи, действительно играючи извело род кровников — сейчас я не просто не сомневаюсь, я просто понимаю «как». Просто шёл в Михолапе и уничтожал, рвал и давил. Вряд ли Феллисы оказывали хоть какое-то сопротивление.
А меня чуть ли не щелчком вернуло к «нормальному» состоянию беролака, а, подумав секунду, я стал человеком. Фиалка так же лежала на спине, да и у наблюдателей вопросов не возникало — «безоговорочная сдача перед превосходящей топтыгинностью», никак иначе. Ну, положим, трахать, жрать и обоссывать я не собираюсь — как-то негигиенично и наблюдателей перебор.
Отступил на пару шагов, хрюшка, зыркая на меня вопросительно, стала подниматься, на что я кивнул. И, к моменту когда она поднялась на ноги (в полупоклоне ко мне), главкабан, прокашлявшись, вопросительно хрюкнул:
— Мировую, почтеннейший видом Потапыч?
На что я, подумав секунду, кивнул и махнул рукой. Ссоры с довольно сильным родом не случилось, а если не тупить, то эта бредовая «дуэль» может принести пользу. Ну и «мировая»: совместное застолье в качестве символа отсутствия вражды — естественная вещь, в случае отсутствия этой вражды.
22. Всяческие неприятности
Проводился этот кутёж, в смысле «банкет по поводу мирного разрешения конфликта» в том же кабаке у камня Ида. Щебур выцепил откуда-то управляющего — долговязого и скорбного дядьку средних лет, отсчитал ему весьма ощутимую (я не пересчитывал, но на вид — точно так) сумму, после чего скорбный персонал отделил треть кабака переносными ширмами, составив три стола в один, ну и таская всякие закусить и выпить.
При этом, довольно занятный, я бы даже сказал, «умаляющий честь», судя по читанному, момент: меня усадили во главе стола. Но судя по тому, что сделали это сами Капросы, да и Карий с Зорга отреагировали «как должно», выходило, что тут использовался подход не как к владетелю, а как к «душевной персоне», в смысле паладину Апопа, морде частично религиозной. Что после учинённого «явления силы» Потапом было скорее закономерно.
Подельников усадили мне по левую руку, а вот по правую расположилась Фиалка. Скромно, чтоб её, опускающая глаза и медленно но верно придвигающаяся к моей персоне. То есть, через пять минут после начала посиделок эта хрюшка терлась о мое плечо сиськами. Сиськи, кстати, судя по ощущениям, были очень даже ничего, да и сама девица, в отличие от первой нашей встречи, выходила не такой уж и отталкивающей. Но точно не «объектом грёз», если, конечно, в роли этого объекта не выступают чемпионы среди женщин в тяжёлой атлетике. Не уродина и даже не жирдяйка, да и вне оборота вздёрнутый нос и пушистые ресницы вокруг ярко-голубых глаз даже симпатичные. Ну, когда физиономия заносчива не искажена, губищща не отклячена и прочее, что было при нашей первой встрече.
Более того, Капросы, наперебой выдающие тосты насчёт Корифея, Апопа, Потапа, да и Капра своего, зыркали на поведение своей родственницы не просто равнодушно или одобрительно, но даже с какой-то надеждой. Что наводило на массу мыслей, но данных для подтверждения или опровержения — ни черта не было. Так что великодушно предоставив Фиалке возможность тереться об меня сиськами (чем она с энтузиазмом и занималась, через какое-то время начав тереться и бедром о бедро, даже появились мысли что «сама со всем справится», без моего участия), я стал задавать Щебуру наводящие вопросы. Дядька поговорить был не против, хрюкал с энтузиазмом. Хрюкал долго, задорно, с подробностями, обогатив меня немалыми знаниями насчёт как рода Капрос вообще, так и их жития-бытия. Да и некоторые мелочи небезынтересные всплывали: кабанище явно был любителем «повещать». Прямо много не говорил, но косвенно прекрасно экстраполировалось, да и подхрюкивания Фиалки и прочих Капросов, нередко прорывающиеся, были уместны и многое подтверждали.
При этом приходилось пить. А Фиалка, тоже выпивающая, напирала уже совершенно откровенно. То есть мои шутки «сама справится» медленно, но верно переставали быть шутками. Что становилось если не проблемой, то затруднением. Во-первых, я к эксбиционизму не относился от слова «совсем», искренне считая, что интимное дело — интимное. И для себя разницы между сосущейся на улице разнополой парочкой или каким-нибудь гей-парадом не видел (ну, не депутат же я!). В том смысле, что и те, и те нагло тычут в глаза окружающим своими интимными вещами (а то и причиндалами), что действительно можно приравнивать к преступлению. И сам подобного совершать не хотел, особенно на виду самих Капросов, парней из ертаула, да и персонала кабака.
Во-вторых, из хрукотания Щебура (и повизгивания Фиалки) выходила понятна причина её поведения и отношения к этому поведению Капросов. Ничего страшного, вроде бы, даже, возможно, потенциально выгодно… Но я не имел достаточного количества данных, чтобы принимать решение «прям щаз». И отвечать на откровенные «заигрывания» (а без кавычек это елозинье по мне и не назовёшь) положительно или отрицательно было просто несвоевременно. Особого огня в чреслах у меня эта хрюшка не вызывала, но и отвращения тоже. Но несколько факторов возможного взаимоотношения как с её родом, так и с корифеем как работодателем меня от реакций останавливала. Данных нет, из хрюкотания не экстраполировались: может быть как полезно, так и вредно. Или даже нейтрально, но принять взвешенного решения я не мог, как понятно, а думать писюном, при том, что сама девка особого желания не вызывала (да даже если бы вызывала) — не выбор разумного адвоката.
