Рухимович вроде как и одобрительно покивал при моих словах, но некий оценочный блеск в глазах и на мгновение поджатые губы, сказали мне, что он чем-то недоволен. Уж не получил ли выговор от товарища Сталина за свой прошлый выверт? Не знаю, надеюсь, даже если так, вреда он мне чинить не будет.
Андреев тем временем открыл мою работу и бегло ее прочел. Мне даже показалось, будто он и не читал, а лишь листал, но новый нарком на этом не остановился и стал задавать уточняющие вопросы. Что и привело меня к мысли, что он именно прочел документ. Не сказал бы, что вопросы толковые. Больше было похоже, что Андреев для себя пытается уяснить, над чем я работаю, чем способен какой-то дельный совет дать. Так и получилось. Ничего от себя мужчина добавлять не стал, похвалил за старание, пожелал трудиться на благо страны в том же темпе, после чего и попрощался со мной. Моисей Львович даже не читал мой труд, видимо полностью уже мыслями покинув пост наркома.
Когда я вышел из кабинета, на месте секретаря сидел все тот же мужчина, что и раньше. У него я и решил уточнить, почему меняют его начальника и кто такой вообще этот Андреев Андрей Андреевич.
— Так принято же решение о развитии «Кузбасса», — пожал плечами секретарь. — А товарищ Рухимович в этом деле опытен. До того как наркомом стать он трестом «Донуголь» управлял. И вообще с угольной промышленностью хорошо знаком.
— А товарищ Андреев откуда?
— Из Северо-Кавказского крайкома, — понизив голос, ответили мне. — Насколько я успел узнать, товарищ Андреев с детства по партийной линии идет. Он самого товарища Ленина еще в семнадцатом году на Финляндском вокзале встречал!
Вон оно что! Рухимович оказывается «промышленник», от того и получил новое назначение. А Андреев — больше «партиец» и скорее всего верный сталинец, из-за чего и получил свой новый пост. Вот потому он мою работу и не комментировал, и советов не давал. Это я правильно о нем спросил! Надо учесть в будущем, что совета ждать от нового наркома не стоит, а вот контроль по линии партии за мной он установить может.
С товарищем Сталиным встреча состоялась на следующий день. Иосиф Виссарионович принял мою работу и похвалил за оперативность.
— Смотрю, товарищ Огнев, вы добавили правовую часть, — заметил Сталин. — Похвально. Вижу, ваша учеба не проходит для вас даром.
Ну да, я и правда сделал отдельную часть по законам. Кто на каком этапе отвечает за перевозимый груз. Какую несет меру ответственности. В каком случае эта мера может быть применена.
Надолго товарищ Сталин меня не задержал. Лишь пообещал со мной связаться, когда полностью изучит документ в случае появления каких-то вопросов. Я лишь облегченно выдохнул. Хоть передышку получу, смогу к Кольцову с Алкснисом сходить спокойно. От Иосифа Виссарионовича это не укрылось.
— Что, товарищ Огнев, тяжко?
— Да дел много, не все иногда запоминаю. Я даже уже о собственном секретаре начал задумываться, — улыбнулся я.
— Планирование — важная часть хозяйственного процесса, — заявил мне на это товарищ Сталин. — И планировать нужно не только рабочий процесс на заводах или в сельском хозяйстве, но и собственный день. Тут ваша мысль пошла верно. Обычно этим как раз и занимаются грамотные секретари — планируют рабочий день своего руководства. Если не решите сами эту проблему, я подумаю, как вам помочь.
— Решу, — заверил я Сталина.
Нет уж. Не надо мне помощи с этой стороны. Приставит своего человека и окончательно «обложит» меня со всех сторон. Да и честно говоря, это ведь тоже можно как экзамен воспринять. Ведь Иосиф Виссарионович не сразу мне сказал, что даст секретаря, а лишь в случае, если «я сам не решу проблему». Оговорочка, но очень значительная.
Новость о смене наркома путей сообщения вышла в газетах второго октября. И в этот же день я встретился с Михаилом Ефимовичем.
— Сергей, ну нельзя же так пропадать, — укоризненно покачал он головой, когда мы поздоровались.
— Искренне прощу прощения. Сделаю все, чтобы этого не повторилось, — клятвенно пообещал я.
Удовлетворившись моим ответом, журналист перешел к делу.
— Как я тебе писал в записке, съездил я в Америку, посмотрел, как у них промышленность развита. И скажу я тебе, сравнение будет не в нашу пользу, — грустно подвел он итог. — Даже думаю, может не выпускать статью? А то получится восхваление чужой страны, а мы на их фоне вообще будем выглядеть отсталыми дикарями.
— Неужели там все так радужно? — удивился я. — Вон, в Германии и Франции промышленность тоже лучше нашей пока что. Но у них же кризис начался, и мы упор сделали на то, что предприятия разоряются, и как их рабочим живется. А тут по-другому?
— Нет, почему же, — встрепенулся Михаил Ефимович. — У американцев этот кризис еще раньше начался. С них-то все и пошло-поехало в мире. Так что рабочим там сейчас тяжко. А если про социальный класс говорить, то и вовсе — беда у них. Социальное разделение серьезнейшее. О том и сами их политики пишут, а уж крестьянам там сейчас живется в разы хуже, чем до кризиса, — тут он опустил голову и закончил, — вот только все равно лучше, чем нашим.
— Поясните?
— У них крестьяне трактора в кредиты брали, а сейчас отдать не могут. Перепроизводство, цены на продукты падают, и многие разоряются. Сельскохозяйственная проблема в США очень острая. Но наши-то крестьяне такой трактор даже в кредит взять не смогут, даже если захотят! А возьмут, где столько умельцев водителей найти? Не от хорошей жизни у нас по всей стране МТС строят.
— Тогда сравним именно этот момент, — чуть подумав, решил я. — Что у них все недавно хорошо было, а тут вниз покатилось. А у нас наоборот — все было плохо, а сейчас на улучшение идем. И сравнивать будем свою ситуацию с собой же, но парой лет назад, и у американцев также. Их сравним с ними же самими, но опять же — двухгодичной давности. И даже нарисуем график какой-нибудь, где будет две кривых: наша ползет вверх, а их — вниз. И вывод — значит, мы идем верным путем, а они — нет.
Это я уже пытаюсь «сову на глобус натянуть», что понимали мы оба, но не пропадать же труду Михаила Ефимовича? Заодно сделаем приписку какую-нибудь, что лучшие показатели США мы догоним, даже примерно можно будет посчитать, когда — пятилетние планы нам в помощь, а к тому моменту сами американцы дай бог смогут из ямы, куда падают, выбраться.
Перед уходом, рассказал журналисту о появлении в моем доме телефона и оставил свой номер. Тот этому обрадовался, поздравив меня с получением такой статусной и востребованной вещи.
Когда я возвращался от Кольцова домой, в голову пришла мысль, что отдать разбор его текста Жене будет самым правильным вариантом. И займу эту неугомонную, и самому не придется отделять положительные моменты жизни фермеров и рабочих США от отрицательных. А уж потом свести все в одну статью с добавлением сравнительного анализа с нашей страной я уже и сам смогу. Ну и поговорить с ней надо, предупредить, чтобы Кате не проболталась о нашей близости.
Тут же развернулся на ходу и поймал такси. Где находится новый медицинский институт, я не знал, вот и пришлось потратиться. Была надежда, что Женю я найду там, и мне повезло. Васюрина и правда была еще в институте. И не одна, а проводила совещание комсоргов. Вот чего она мне не сказала, так что уже является главной в комсомоле по своему университету!
Дождавшись, когда девушка освободиться, я зашел в ее кабинет.
— Рада тебя видеть, — улыбнулась Женя и встала из-за стола.
После чего обогнула его и попыталась меня обнять. Пришлось мягко отстраниться.
— Больше никакого секса и другой близости.
— Это из-за той девушки, Кати, да? — тут же сообразила Женя.
— Да. И ей ничего не говори, что у нас что-то было. Иначе о сотрудничестве можешь забыть.
— Хорошо. А ты уже нашел мне дело?
— Да, поэтому и зашел, — кивнул я, доставая материалы Кольцова.
— Надеюсь, это что-то стоящее? — уточнила Женя, с любопытством смотря на доставаемые мной бумаги. — А то я и обидеться могу.
