совести и под мою ответственность.
— Да чего уж там, — буркнул дядя Витя, и они с коллегой надежно прижали руки вора к столу.
— Что вы делаете?! — добавил реализма Андрей Викторович.
— Гражданин Капкан — шмыг, — на глазенках выступили слезы, дрожащие руки поднесли пассатижи к синим от татуировок рукам вора. — Если вы нам все не расскажете, мне придется вырвать вам ногти.
— Я на эту ху*ню не поведусь! — энтузиазма мое предложение не вызвало.
— Зачем вы так? — расстроился я. — Теперь, если я не сдержу слово и не вырву вам хотя бы один ноготь, товарищи сочтут меня, как это у вас говорят, «фуфлометом». Извините, так потерять лицо я себе позволить не могу. Итак…
Стальные губы сомкнулись на холеном, почти полусантиметровой длины ногте указательного пальца вора. Для надежности упершись в стол ногой, роняя слезы, я начал тянуть.
— Стой! — вякнул багровый от комплекса ощущений вор, осознав, что никто не шутит. — Я расскажу!
— Вы уж расскажите, пожалуйста, — с неподдельным облегчением отложил я пыточный инструмент и вытер слезы.
Андрей Викторович с довольной рожей достал из-за дивана невидимый мне прежде бобинный рекордер с микрофоном, из портфеля — кучу бумаги и пяток ручек, я покачал головой на вопросительный взгляд Вилки — нафиг нам-то записывать? — и частично освободившийся от гнета кровавого режима и севший поудобнее вор Капкан начал вещать.
Когда он закончил, пленка сменилась пять раз, из машины была принесена дополнительная бумага, а маленькая стрелка на пыльных почти до неразборчивости ходиках перевалила за тройку.
— Мне обязательно в Грузию ехать? — спросил я Виталину.
— Нет конечно, у нас все есть, — с улыбкой погладила она меня по голове.
— Донеси меня тогда до гостиницы, — прикрыв глаза, я опустился на ее мягкие, теплые руки и отрубился.
Вернувшись в Москву на следующий день, вечером вместе с семьей посмотрел в программе «Время» снятие с должности и арест Первого секретаря ЦК КП Грузии Василия Павловича Мжаванадзе и назначение его преемником Эдуарда Амвросиевича Шеварнадзе. Колесо истории повернулось снова!
* * *
Лето шло своим чередом, ребята — кто может — разъехались по деревням и весям к родне, кому повезло больше — по санаториям и понерлагерям, и, вопреки ожиданиям, гвалта за окном (где эко-парк) стало только меньше. Сам «парк» продолжает развиваться — деревья приживаются, по периметру высадили уже покрывшуюся зеленью «живую изгородь», на территории благополучно поселились бронзовые животные, а у всех восьми «официальных» входов поставили здоровенные зеленые таблички с белыми надписями: «В эко-парке: не мусорят, не ругаются, не дерутся, не распивают алкогольные напитки и не курят. Товарищи собачники, пожалуйста, убирайте за своими питомцами!».
Не панацея, конечно, но бросать мусор на такую-то красоту (собственные дети вон на одеялке с книжками сидят!) рука поднимается прямо не у всех, поэтому воззвание в целом работает. Официальное открытие тоже было — пришел весь район, а со сцены, на правах местных жителей, немножко выступили я, Хиль, и, на правах Гришинского засланца, один из его подручных — приехал вместе с телевизионщиками поторговать лицом. Репортаж получился знатным, и всю следующую неделю на районе мелькали незнакомые лица — народ повалил на диковинку посмотреть. Теперь ждем эффект в виде тысяч писем на тему «а почему у нас так не сделали?».
Гастроли былую эффективность потеряли на третью поездку — в город Омск, куда пришлось лететь с пересадкой из ТУ-144 в Новосибирске. Увы, «мои» силовики пахали всю ночь, но все работники почему-то нашлись на рабочих местах, вместе со всей нужной образцово-показательной бухгалтерией, а вместо свидетелей злоупотреблений на местах — сплошь благодарные человечному начальству пролетарии. В общем — гастроли теперь просто гастроли, но «офлайн»-жалобы зрителей продолжают разбираться, а по начавшим поступать от администраций на местах просьбам по итогам концерта зову на сцену самого главного местного функционера, который на эти «офлайн-жалобы» по мере сил отвечает. Пиар, так сказать. Тоже нормально — не мытьем, так катаньем привязываем к себе (работает пока дед в силе, то есть работать будет еще лет десять) местную номенклатуру.
Пару раз выбирался в дальнее Подмосковье, по «указивке» Щелокова. «Дело сожженных вагонов» получилось даже интересным — нифига себе, составами «утрясали и усушали под предлогом пожаров». Не жадничали — жгли пару поездов в год на разных маршрутах, так что никому и в голову такая схема не пришла. Ну не хватает в останках вагонов пепла, ну нарушены пломбы там, где двери сохранились — ну так и чего? Потратили день, посадили трио железнодорожник-начальник овощебазы-главный «торговик» района. Тоже неплохая разминка!
Рука крепла, легкие починились целиком, количество физкультуры по утрам и вечерам нарастало, погоды стояли дождливые, и настал долгожданный день поездки в пионерлагерь Артек, название которого радостным звоном до сих пор отзывается в сердцах миллионов людей. Таня вместе с Надей, Рыжим («Я?! В Артек?!!») и Катей Солнцевой уже там. Ну а мне сгодится пару дней пузо на солнышке погреть — ну некогда полноценную смену отбывать, хотя, если честно, очень хотелось бы. С нами летит «Лайсковый май» — «Цветы» послали гастролировать, нефиг в четырех стенах сидеть, пора уже и в народ пойти.
— Жаль, что тебя не получилось на эти два дня устроить пионервожатой, — пожаловался я Вилке, когда ИЛ-62 (в Симферополь ТУ тоже летает, но жаба задавила) набрал высоту. — Обалденно бы смотрелась в форме!
— Все равно выдадут, для маскировки, — улыбнулась она. — Не в этом же мне там ходить? — оттянула ворот изрядно задравшего «платья гувернантки классического».
— Наделаю кадров как надо! — обрадовался я. — Бывала в «Артеке»?
— Нас три года подряд возили, — кивнула она с ностальгической улыбкой. — Тренироваться с детьми-иностранцами дружить. И почти никакой учебы! — довольно потянулась и с улыбкой вынесла вердикт. — Здорово было!
— Негритянок зубной пастой мазали?
— Наоборот — вместе с негритянками мазали француженок! — рассмеялась Виталина и шутливо пожаловалась. — А у нас-то в палатах порошок был, паста только у буржуев. Мажу, а на душе кошки скребут — такая трата дефицита!
Хохотнув, пустился в размышления о судьбе Родины:
— История смешная, но про зубную пасту и порошки грустно, — вздохнул я. — Почему чужим все, а свои — потерпят? Понимаю, что мы народ хлебосольный, но грань-то должна быть.
— В эти времена паста в «Артеке» у всех есть, — неубедительно попыталась меня
