А может, пуговица от рубашки удачно зацепилась за выщербину на шифере. Я перестал скользить и смог закинуть ногу на крышу...
И ведь многие могли видеть, как кто-то карабкается по стене отеля, — думал я, пробираясь между лесом труб и антенн, и выискивая удобное местечко для того, чтобы перепрыгнуть на соседний дом.
Надо бы замести следы...
Главное, чтобы за мной не отправили вертолёты.
Но небо было чистым. Никакого твок-твок винтов, никакого стрёкота дронов...
Я немного успокоился.
Лука Брази чётко представлял последствия выстрела из гранатомёта в центре Москвы.
Он НАМЕРЕННО притянул всё внимание к своей персоне, дав мне возможность исчезнуть.
Раствориться в многомиллионном городе...
Взобравшись на очередную крышу, я огляделся. И сразу подумал: а ведь Москва — не такой уж и большой городок. Сан-Инферно гораздо больше...
И тут меня накрыло.
Вдруг я почувствовал, как глаза застилает непроглядная тьма. Потом в ней прорезались зловещие огненные искры.
Кулаки сжались, тело напряглось так, что превратилось в струну. Из горла вырвался крик.
Я кричал на город.
Ведь это МОЯ МОСКВА! Я здесь вырос, знаю каждый закоулок, каждую крышу. Здесь ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ничего сверхъестественного.
ФСБ-шники — да. Предотвращать терракты — их работа. Шустрилы с финками, братки на геллендах — сколько угодно!
Но никаких, затянутых в чёрное, ассасинов. Никаких желтоволосых демониц с рысьими глазами. Никаких мечей — по крайней мере таких, которые могут разрубить балкон пополам.
Здесь всё должно быть ОБЫЧНО.
Выкричавшись, я успокоился.
После гонки под снегом, в мокрой рубашке, меня начала бить крупная дрожь. Руки покрылись синими цыпками, и я только что заметил, что сорвал два ногтя...
Но факт остаётся фактом: я своими глазами видел рожки и вертикальные зрачки. А ещё никогда не забуду гладкий, словно полированный срез бетона.
Это может значить только то, что всякие иноизмеренческие существа чувствуют себя в Москве, как у себя дома — просто москвичи об этом не подозревают.
А ещё это означает, что те убийцы в "Метрополе" могли быть далеко не единственными...
Чтобы согреться, я побежал. С крыши на крышу, удаляясь всё дальше от центра.
Не сразу я осознал, что инстинктивно выбрал направление, ведущее к району, где мы жили с бабушкой: я стремился попасть в единственное место, в котором чувствовал себя в безопасности.
И вот — родной дворик. Песочница с окурками и пустыми бутылками в качестве строительного материала для детских куличиков, старая берёза, на которой я ещё в детстве вырезал своё имя...
Я любил эту берёзу. Любил водить пальцами по гладкой, с редкими шероховатостями коре, любил нюхать коричневые мягкие серёжки ранней весной, любил смотреть, как распускаются клейкие зелёные листочки...
А вот и окно нашей кухни.
Сердце в груди глухо бухнуло. Бабушкины, белые в мелкий желтый цветочек занавески...
Я помню, как она шила их из старой простыни. Серединка у той вытерлась, но края оставались вполне приличными — так говорила бабушка. Стрёкот машинки доносился с кухни целый день, я так и уснул, не дождавшись обновки.
Зато на утро, прошлёпав на кухню за стаканом молока, в восторге замер на пороге: солнце било в стекло, и вся кухня полнилась желтыми весёлыми лучиками.
Сейчас в окне было темно. Свет не горел.
А с чего ему гореть, — одёрнул я себя. Ведь дома никого нет... Главное, чтобы запасной ключ был на месте.
Мы с бабушкой хранили его за старыми почтовыми ящиками: газет давным-давно никто не получал, ящики эти стояли пустые и пыльные. Запасной ключ мы прятали в неприметной щели между нашим ящиком и стеной.
Когда я подошел к подъезду, окончательно стемнело. Двор был пуст. Зато в окнах теплились желтые уютные огоньки.
Вдохнув знакомый запах — немного пыли, немного мочи и много-много старого сигаретного дыма... я бегом поднялся на один пролёт — туда, где у стены притулились газетные ящики.
Ключа не было.
Я облазил всю стену: может, он упал и завалился за плинтус; может, застрял между ящиками...
Но было уже понятно: КТО-ТО ВЗЯЛ КЛЮЧ.
Сев на горячую батарею под окном, я попытался думать. Но от тепла, от усталости и от того, что я сидел в своём собственном подъезде, на той самой батарее, где я провёл столько часов, ожидая бабушку с работы, общаясь с дружками, целуясь с девушками и бренькая на рассохшейся гитаре... В общем, меня разморило и потянуло в сон.
В подъезде было тихо, пахло кислой капустой — опять тётя Валя с пятого варит щи...
Я почувствовал себя не Безумным Максом, а просто Максимкой, которому только что исполнилось двенадцать лет, и страшно гордого этим.
Но вдруг где-то на верху громко хлопнула дверь, и наваждение прошло. Соскочив с батареи, я выскользнул во двор и направился к соседнему подъезду — там, как я помнил, всегда была открыта дверь на чердак.
Есть много способов проникнуть в собственную квартиру...
Балконная дверь подалась легко. Ручка никогда не закрывала её слишком плотно — из-за толстого слоя резинового уплотнителя. Чуть приподняв её, сначала потянув на себя, а затем сильно толкнув, я её открыл — как и в те разы, когда возвращался домой слишком поздно для того, чтобы тревожить спящую бабушку.
Осторожно отодвинув занавеску, я шагнул в свою комнату.
В ней ничего не изменилось. Узкая кровать, застеленная полосатым сине-красным пледом, в застеклённой полке — кубки и награды, полученные мною в школьные времена.
А вот стол изменился. На нём стоял новенький монитор с плоским экраном.
Я удивлённо моргнул.
А в следующий миг ощутил тупую, но зверскую боль в затылке и рухнул на пол, как подкошенный.
Глава 21
Пришел в себя от жуткой головной боли. В ушах раздавалось пронзительное неприятное жужжание.
И сначала я подумал, что это от того, что болит голова, но тогда уши мои должны быть расположены на стенах. Причём, на противоположных, метрах в четырёх друг от друга.
Открыв глаза, я им не поверил.
Весь предыдущий жизненный опыт, все потраченные не впустую годы говорят: если, открыв глаза, ты видишь маленьких зелёных человечков — надо завязывать.
У тебя белочка, чувак, потому что никаких МЗЧ не бывает.
Я перевёл взгляд на потолок.
Слава Богу, я в своей спальне. Под потолком, привязанные к люстре на ниточках, кружатся модели Энтерпрайза и Тысячелетнего сокола.
Чем-то они похожи... — я глубокомысленно задумался. — Их создатели явно вдохновлялись одной и той же идеей.
Жужжание не прекращалось. А кроме того, из глубин шкафа донёсся хотя и приглушенный, но довольно отчётливый стон.
Вот странно. Если я в своей комнате... То почему лежу на полу?
Головная боль и МЗЧ перед глазами явно указывают на то, что вчера я где-то пил. Потом кое-как добрался до своей квартиры, зашел в спальню... А вот лечь на кровать сил не хватило — так и рухнул рядом, на коврике.
К тому же, я был полностью одет.
Ну как полностью? Рубашка оставляла желать лучшего, но зато на ногах были ботинки — что ещё раз указывает на вчерашние обильные возлияния... Интересно, по какому поводу?..
Успешно сданная сессия? Чей-то день рождения? Или это был один из тех дней, который любой нормальный человек не может пережить без выпивки?
