При этом мастер Берг оказался предприимчивым, как и многие протестанты. В крови у них это, что ли? Когда Никлас Берг прокатился на уже переделанной карете, да прочувствовал изменения, которые оказались существенными, он сам предложил мне бизнес. Датчанин общался со мной свободно, не знал, что я вообще-то человек из второго… ладно… из третьего эшелона власти, что ограничивает, как это ни странно, мои возможности. Я не могу лично заниматься таким бизнесом, как производство рессор.
Мне пора выдёргивать Тарасова из сельскохозяйственного бизнеса и привлекать вот к таким делам. Иначе всякого рода производства и проекты накопятся, и придёт пора делать выбор: или бизнес и реальные деньги, или служба с не таким уж большим окладом, но с высоким статусом. Стоять возле камня с надписями «на лево пойдёшь…» я не желаю, оттого нужны исполнители, а я меж тем стану над всем этим бизнесом возвышаться, ну, или было такое слово «крышевать». И пусть в таком случае прибыли будет чуточку меньше, но я убью-таки обоих зайцев, вопреки поговорке, что нельзя угнаться за двумя длинноухими.
Карету я купил неказистую, новые стоили баснословных денег, которые, если «погрести по сусекам», я бы нашёл, но остался бы, как в той сказке Пушкина, с дырявым корытом. Но и пользоваться дальше выездами Алексея Куракина не мог. Мы с ним или партнёры, и я уже начинаю показывать свою самостоятельность, или нужно давать Куракиным оммаж [вассальная клятва в Средневековой Европе].
Быть ограниченным всякими личными обязательствами с Куракиными нельзя уже потому, что государь не слишком доволен работой Правительствующего Сената в последние месяцы. Как только я был официально отправлен на помощь в составлении финансовой реформы к Алексею Ивановичу Васильеву, в Сенате вновь начались какие-то неразберихи [в РИ было примерно то же. Куракин справился с завалами в Сенате, но после сильно запустил работу]. Я мог бы помочь Алексею Борисовичу Куракину наладить дела и без меня, но не хотел этого делать по своим причинам. Вот такая я свинья. Хотя, нет, всего-то рациональный человек, который хочет показать свою полезность и добиться толики уважения, без которого оставаться полноценным партнёром в бизнесе нельзя. И ведь польза от меня не на словах, напротив, лишь на деле. И если Куракины, будь кто из братьев, попросят о помощи… Так я сразу и с прилежанием всё решу. Но тут есть нюанс — это просьба от князей.
Тут и решать особо не приходится. Нужно лишь поставить обер-секретарём Правительствующего Сената выпускника Московского университета господина Тимковского Илью Фёдоровича. Весьма способный исполнитель. Он может неплохо работать, правда, как мне кажется, неинициативно, но прилежно и скрупулёзно исполняя всё необходимое.
Однако, я не собирался дарить Алексею Куракину очередную рабочую лошадку. Как уже сказал, мне было важно, чтобы меня попросили о помощи, даже делал намёк на это. Подобные просьбы в высшем свете стоят больших денег, порой бесценны. Но не может же обращаться с просьбой князь, если я живу в его доме, питаюсь в его доме и ещё разъезжаю на его выезде. В таком случае он может требовать, а не просить.
Вот потому и пришлось мне покинуть действительно гостеприимный дом. Между тем, я оставался учителем для сына и племянника Алексея Борисовича, пусть и договорились мы о крайне гибком графике преподавания, когда у меня будет время
— Я помню чудное мгновение: передо мной явилась ты, как мимолётное виденье, как гений чистой красоты… [А. С. Пушкин «К Керн». Полное стихотворение см. в приложении] — зачитывал я вслух стихотворение, которое если не сегодня, так завтра должно тайно лечь на стол Екатерины Андреевны Калывановой.
Я говорил, что не буду красть у Пушкина? Видимо, соврал. Ну, уж больно этот стих долго не выходил из головы. Это стихотворение Анне Керн настолько подходит к этому времени, оно столь душевно и пронзительно, что не использовать такой ресурс было категорически невозможно. Слишком большой соблазн.
Операция «Сватовство» входила в решающую фазу. Я осаждал Екатерину Андреевну и её батюшку по всем направлениям. Первое, я заручился поддержкой в этом вопросе со стороны Александра Борисовича Куракина. Прибывший буквально перед самым моим отъездом в Москву старший из Куракиных оказался очень доволен и благодарен мне за идею создания Военторга. Наш исполнительный директор господин Ложкарь пишет, что ему нужно много и всего, что расторговывается почти моментально.
Здесь я князя ещё порадовал тем, что через посредников, используя ресурсы государственного казначея Алексея Ивановича Васильева, мне удалось отправить письмо и уже получить ответ о том, что управляющий имениями Николая Александровича Румянцева на Юго-Востоке Белой Руси готов содействовать в организации деревообрабатывающего бизнеса.
Ещё, когда я был в своём имении, уточнил, что даже в Елизаветграде, не говоря о Херсоне и Николаеве, везде готовы покупать задорого лес, если он будет доставлен в регион. Мало того, в Николаеве остро нуждаются в корабельном лесе. И новоросские корабелы готовы покупать даже сырой лес, впрочем, Черноморский флот почти весь построен из сырого леса. Не успевают его сушить. А мы можем и сырым торговать, и начать сушить корабельный лес. Дубов на юге Беларуси в достатке, так что можно нажиться и на этом.
Вновь, конечно, стал вопрос о том, кому непосредственно заниматься делами, так как свою часть работы я практически сделал. Ещё ранее оговаривалось, что мои идеи и всемерное участие, но нужен исполнительный директор. Благо, что у Александра Куракина нашлись исполнители. Я-то на самом деле думал лично съездить в Гомель и найти управляющих компанией на месте, пусть даже иудеев. Представителям этой нации запрещено селиться в Великороссии, но вот на недавно приобретённых территориях, вполне. Ну, а о предприимчивости евреев только легенды ходят.
Когда я показал примерные выкладки по деревообрабатывающей промышленности, Александр Борисович Куракин, будучи ещё под впечатлением от успешного начала деятельности Военторга, прямо сказал:
— Михаил Михайлович, я же понимаю, что все проекты ваши, и нынче вы в той силе, что можете найти и иных покровителей, как и пайщиков, потому говорю вам: чем могу быть полезен?
— Помогите мне жениться на Екатерине Андреевне Калывановой? — после некоторой паузы, взятой мной для размышления, я уверился, что иного случая не представится.
— Необычный выбор просьбы, — придя в себя после чрезмерного удивления, проговорил Александр Куракин. — Признаться, господин Сперанский, я был уверен, что вполне вас изучил. Здесь напор и устремление, что вы являли собой, но они не оставляют места для амурных увлечений. Она же бесприданница! Да, Андрей Иванович Вяземский души не чает в своей дочери, но будь вести о том, что отец оставляет Екатерине Андреевне большое приданное, так я и сам задумался бы…
Александр Борисович улыбнулся, но несколько сдержанно, скомкано, было видно, что он размышляет. Я не мешал ему принимать решение. Он сам предложил оказать мне услугу, я не требовал. Может, только чуточку вывел старшего Куракина на капкан из слов, но ступил он в него самостоятельно.
— Когда вы надумаете сговариваться, я замолвлю своё слово. Считайте меня сватом, — нехотя отвечал мне Александр Борисович Куракин.
И вот я мчусь в Москву, чтобы отвадить от будущей жены главного конкурента за сердце, ну, и за все остальные части прелестного тела Екатерины Андреевны. Николай Михайлович Карамзин жил в доме Анастасии Ивановны Плещеевой, ну, или ее мужа Алексея Александровича Плещеева, который к этому дому имел посредственное отношение, что не мешало тому терроризировать супругу и быть сущим тираном в семье.
Туда я и направлялся, и моей целью была дуэль. Боялся ли я ставить свою жизнь под угрозу или вообще затевать скандал? Скорее, я опасался не самой дуэли, а того, что Карамзин может выбрать шпагу. Не то чтобы я был полным профаном, но этот вид оружия — моё слабое место, не хотелось бы выглядеть слабым.
Иное дело — пистолеты. И здесь мне помощником то, что дуэль на пистолетах нынче входит в моду. А ещё, как я знал, Карамзин забросил занятия фехтованием сразу после ухода из гвардии. А это спорт, тут нужны постоянные тренировки.
