э-э-э, Юрием Владимировичем? — наморщила лобик Ирина и прошептала. — Это с нашим генсеком, что ли?
— Именно, Ира, — Роман с таким значением на лице кивнул головой, что у Ирины раскрылся рот. — Ты думаешь, почему ему разрешили такую машину привезти. А в Москве он вообще на джипе «Гелендваген» ездит.
— На полигоне клёво на нём, да? — вспомнил я.
— Зверь машина! Слюшай! — с кавказскими интонациями проговорил Роман. — Хорошо мы там порыбачили. Под грохот канонады. Ха-ха… На фашистской технике. Ха-ха… Нас чуть свои не расстреляли, как шпионов. Хорошо, у Женьки какая-то корка мощная. Он как махнул ею, так воины под козырёк взяли.
— Трепло, — махнул я на него рукой.
Ирина посмотрела на меня с утроенным интересом.
— Рома никогда не врёт, — сказала она и поправилась. — Мне. Правда, Рома?
— Правда, Ирунчик.
Роман привстал, и, щёлкнув каблуками, как белогвардейский офицер, боднул воздух головой.
— Что там у тебя за «корка»? Ты гэбист?
Я «испуганно» расширив глаза, замахал руками.
— Да ну, Ира. Какой «гэбист»? Дали корочку для проезда на мою территорию. Она там вся под военными. Сотня километров туда-сюда. Чтобы не приставали. Я простой музыкант и учитель физкультуры.
— И доверенное лицо учредителя французского фонда Пьера Делаваля, — добавил цыганский барон.
— Ну и что, — дёрнул я плечами. — Встретились как-то в хорошем месте и в хорошее время, вот он и приклеился ко мне. Мы с ним чем-то похожи. Только у него уши не такие лопоухие, как у меня.
— Точно — похожи, — подтвердил, подыграв мне, Роман. — Я как-то их даже перепутал.
Я мысленно улыбнулся. Он то точно знал, «ху из ху». И я знал «ху из ху» Роман Григорьевич, хе-хе, цыганский барон и иже с ними.
Мы с Ириной несколько раз танцевали, во время танцев разговаривали о её, в основном, проблемах: о разводе и о том, что ей так и продолжают сбрасывать ломанный «нелеквид». Однако я сразу сказал, что заниматься «онанизмом» не собираюсь.
— Подожди, немного Ирочка. Буквально через пару месяцев будет у меня площадка для сборки техники. А пока плюнь ты на эту хрень. Пусть делают с ней, что хотят. Тебе денег не хватает?
— Да, хватает, вроде, — пожала плечами она. — Но как ты? Пока стройка, пока, оборудование, людей надо пригласить.
— Для радио ничего не надо. На Радиоприборе потребуется минимальный косметический ремонт в том цехе, где… Ну, понятно… И люди есть. Не вытягивает завод план. Многое сейчас поменялось. Уже и транзисторы другие и техника сама другая нужна. Нового поколения. Не нужна продукция Радиоприбора нашему Военно-промышленному комплексу. Загибается он.
— А с тобой, значит, разогнётся? — скептически ухмыльнулась Ирина.
— Однозначно разогнётся.
Не расскажу же я ей, что в двухтысячных все корпуса завода были проданы в частные руки и использовались, как торговые центры. И не только Радиоприбора. Э-э-э-х! Что получится у меня, я не знаю, но попробую переналадить производство на передовые технологии. Я-то, как акустик и корабельный радиотехник, точно знал, куда движется прогресс в кораблестроении. И то, что выпускал тот же Радиоприбор, мне было точно известно.
Беда в том, что этот завод «сидел» на элементарной базе очень низкого качества. Радиодетали высшего сорта шли на космос, и то спутники время от времени падали, а то, что получал Радиоприбор отбраковывалось до пятидесяти процентов. Я же планировал элементную базу производить прямо здесь. А почему нет?
В Москве цеха производили не только микрочипы, но и «обычные» диоды, транзисторы и термисторы. Ну, не совсем обычные, и очень даже качественные, и не очень много, но производство постепенно расширялось. Тайваньский «филиал» поставлял, то, чего не хватало, и наших специалистов, прошедших практику и освоивших производство, не только микросхем, но и как кремниевых пластин, так и самого кристалла кремния.
До выращивания кристалла мы, полагаю, подойдём года через два, а вот кремниевые матрицы пилить начнём уже примерно через год. Пока же, кроме сборки оборудования из чужой элементной базы, займемся подготовкой цехов к чистому производству, установкой и наладкой оборудования.
Это я пожалел Ирину, сказал, про косметический ремонт в цеху. Ага… Цех из пыльного убожества превратится в подобие космического корабля. И потрачу я на эту «косметологию» около ста миллионов фунтов стерлингов. Но, думаю, процентов на тридцать больше. А потом оборудование ещё столько же. Здесь я тоже закладываю площади на лабораторные исследования и на параллельное развитие и расширение производства. Я сделаю Приморский край, мать их так, краевых партийных руководителей, сидящих на «рыбной игле», городом высоких технологий, сука!
И он, в принципе был высокотехнологичным, благодаря тому же Радиоприбору, заводу «Изумруд» и «Прогресс» с его вертолётами «Аллигатор», да сдулись производства ВПК в «перестройку». Только «Прогресс» и остался. Но ведь этой элементной базы-то и не хватало, мать их, потому что не на что было купить зарубежом… Вот я и попробую устранить сей негативный фактор, построив производственный комплекс во Владивостоке.
Убедившись, что история не меняется и «Баллада» играет там же, где и в «том будущем», я отдался общению с друзьями и кухне из морепродуктов. Ни Гончаров, ни Гутман, меня не узнали. Да и как во мне нынешнем можно признать худосочного паренька двенадцати-тринадцати лет? Особенно после пяти пластических операций. Ха-ха… Хотя облик Пьера Делаваля, действительно, не особо отличался от Джона Сомерсета и Евгения Дряхлова-Семёнова. Уши, да скулы, в виде небольших подкожных имплантов.
Обычно, я уходил из ресторана чуть раньше закрытия. Опасался попасть в пьяные разборки. Наличие навыков, приравненных правосудием к холодному оружию и рассматриваемые судом, как отягощающие факторы при разбирательстве, вынуждало опасаться последствий. Буквально во всех ресторанах города Владивостока «паслись» спортсмены, считающие, что драка — это хорошая тренировка, а чужие деньги, как побочный заработок.
Одни выбирали из посетителей крепких ребят, задирались и затевали драку, другие выбирали денежных и не только «тренировались» на живом теле, но и «выставляли на бабки». Вот, первая ситуация в ресторане и произошла. Драка началась как-то вдруг. Когда я обернулся на шум падающих стульев и звон разбивающейся посуды, то увидел, как женщина, сняв туфлю, бьёт её каблуком — «шпилькой» какого-то гражданина, амплитудно размахивающую правой рукой.
Мне она видна была со спины, и я видел лишь быстро поднимающуюся и опускающуюся руку «мадам» в под цвет туфле платье.
— Вот оно, подумал я, — заметив трёх не хилых ребят, спокойно стоявших за спиной «девушки».
