— Выстрел! — гаркнул наводчик мехводу, чтобы тот успел выжать педаль сцепления. Подобное приходилось совершать каждый раз, поскольку фрикционы банально не выдерживали получаемых машиной при отдаче орудия нагрузок. — Заряжай! — стоило только отрывисто тявкнуть короткоствольной КТ-28, тут же заорал командир башни Александру. Увы и ах, но в машинах, вооруженных подобным орудием, именно командир танка отвечал за открытие затвора пушки, поскольку ему это осуществить было куда как проще, нежели подчиненному. К тому же половина выстрелов располагались в укладках именно с его стороны, что превращало командира машины также в «заряжающего на полставки».
— Бей туда же! — отбросив на время в сторону уставщину, прокричал Геркан, загоняя новый осколочно-фугасный снаряд в казенник. После чего примкнул глазом к танковому перископу, чтобы оценить результат стрельбы, как своей машины, так и прочих танков взвода, открывших огонь следом за ним. — Еще раз туда же! — дернув рукоять затвора и скривившись от повеявшего резкого запаха сгоревшего пороха, потянувшегося вслед за вылетевшей на пол боевого отделения гильзой, Александр закинул на освободившееся место новый унитар. — Еще раз! Еще! Еще! — лишь после шести отстрелянных по паникующим вражеским пехотинцам снарядов, к которым добавились с три десятка фугасов выпущенных прочими танками, он связался по радио с командиром взвода и отдал приказ идти всем в атаку. Ему уже хорошо было видно, что противник полностью дезориентирован и деморализован столь жесточайшим артиллерийским налетом и даже не думает о дальнейшем продвижении или же сопротивлении, откатываясь назад, а точнее, драпая. И потому складывающуюся ситуацию следовало как можно скорее усугубить. Естественно, усугубить для противника.
Может где-то в другом месте никто не позволил бы «технарю» распоряжаться боевым подразделением. Но уж точно не этому и уж точно не здесь. Ведь сам комбат еще в Мадриде, тыкая пальцем в фигуру военинженера 2-го ранга, буквально требовал от всех и каждого в 3-ей роте слушаться того, как родную мать и родного отца разом. В противном случае обещая устроить всяким самонадеянным краскомам страшные кары физического характера, вплоть до противоестественных. Да никто в общем-то и не возражал против такого положения дел, прекрасно зная, под чью руку их неофициально временно передавали. Геркан среди экипажей тяжелых танков личностью слыл известной и уважаемой, как один из аксакалов бронетанковых войск Красной Армии и создатель данных боевых машин.
Увлекая за собой сотни орущих от невероятного воодушевления республиканских бойцов, шестерка танков, ревя своими движками, устремилась вперед, ведя при этом непрестанный пулеметный и орудийный огонь по разбегающемуся по окрестным полям противнику. Урожай уже давно был собран, отчего многочисленные человеческие фигурки хорошо просматривались на фоне голой иссушенной Солнцем земли.
— Дима, не вырывайся вперед! Не гони! Держи скорость десять! — задраив-таки люк и рассматривая расстилающееся впереди поле боя, то через перископ, то через смотровые щели командирской башенки, давал мехводу указания Геркан. — Пусть вражина всегда будет впереди нас! — Конечно, догнать и попросту раздавить солдат противника, было для машины типа Т-24 плёвым делом. Однако здесь и сейчас не просматривалось никакой нужды демонстрировать скоростные характеристики данного танка. Здесь и сейчас требовало набить как можно больше вражеских бойцов, что виделось возможным осуществить, лишь постоянно наступая тем на пятки, но никак не опережая. — Вася, пулеметом их! Пулеметом! — а это уже последовала команда командиру башни. — Бей короткими! Не перегревай ствол! — Удовлетворившись, что весь экипаж танка занят своим делом — стрелок-радист тоже вовсю работал из своего оружия, Александр, наконец, позволил себе отвлечься от отслеживания противника и обратить внимание на действия временных подчиненных.
Пятерка танков 3-го взвода 3-ей роты, как им и было приказано изначально, продвигались вперед строем фронта на удалении в 30 — 50 метров друг от друга, опять же не стремясь непременно догнать противника. Памятью будущего Геркан прекрасно знал, что поначалу у франкистов не имелось под рукой достойного противотанкового вооружения, способного причинить критический урон хорошо бронированным Т-24, отчего у танкистов не было нужды сторожиться или же лететь вперед, сломя голову, при этом активно маневрируя. Нет, здесь и сейчас вполне себе допустимой виделась именно спокойная работа по постепенному и показательному перемалыванию живой силы противника на радость совсем было поникшим от постоянных поражений союзникам. Что перед началом боя Александр и постарался донести до командиров взводов и машин. И ныне как раз наблюдал результаты своих наставлений. Вот подобным образом, временами отрываясь от приборов наблюдения, либо для перезарядки спаренного с пушкой пулемета, либо для связи с командиром взвода, он и провел свой первый, но отнюдь не последний за этот день бой.
Так был частично уничтожен, а частично рассеян целый табор[1] регулярных войск[2], шедший в авангарде колонны, после чего действующие со стороны Ильескаса танки ударили во фланг главным силам противника на этом направлении. Те, не смотря на первоначальный шок от попадания во вражескую артиллерийскую засаду, сумели сохранить боевые порядки и, расположившись с противоположной стороны обстреливаемой из оливковой рощи дороги, вовсю вели ответный огонь по зеленым насаждениям, как ружейно-пулеметный, так и артиллерийский. Просто тогда они еще не сумели понять, что столкнулись в бою с тяжелыми танками, отчего и не предприняли героическое отступление, пока это еще было реально осуществить. Однако с появлением на правом фланге огромных танков, ведущих сильнейший орудийно-пулеметный огонь по их рядам, а также с переходом в атаку еще вдвое большего количества таких же мощных боевых машин по фронту, песенка их оказалась спета.
Сметая на своём пути всякое сопротивление, вроде ведущих огонь прямой наводкой немногочисленных уцелевших полевых и горных пушек, а также установленных на грузовиках зенитных автоматов, семнадцать Т-24 прошли сквозь вражеские ряды, и вдоль, и поперек, сея сущий хаос среди франкистов. Слишком уж сильно последние привыкли к легким победам над слабо подготовленным и плохо вооруженным противником, только с которым им и приходилось сталкиваться доселе, отчего профессионалы своего дела, да еще имеющие в руках самую совершенную технику, оказались натуральными палачами и могильщиками для войск подполковника Баррона. Так два табора марокканцев общей численность почти в 900 человек и целая бандера[3] иностранного легиона Испании, вместе со всеми приданными им вспомогательными частями, оказались раздавлены неожиданно обрушившейся на них танковой волной. Причем наиболее невезучие оказались раздавлены в прямом смысле этого слова. И лишь пара эскадронов кавалерии из флангового охранения сумели умчаться обратно в сторону Толедо, не понеся потерь, тогда как большая часть пехоты и грузовики стались законными мишенями для советских танкистов.
Вплоть до полного израсходования боеприпасов вели экипажи Т-24 стрельбу, поскольку первоначальный запал защищавших Ильескас республиканских бойцов совершенно истощился уже спустя километр бега вслед за танками. Да и больно уж сильно начало грохотать там, впереди, куда в конечном итоге умчались прикрывавшие город боевые машины, отчего пехотное командование приняло решение отвести свои силы назад в городок и даже начать восстанавливать раскиданные танками баррикады. Лишь когда Александр примчался на своём «боевом скакуне» назад и с помощью приданного ему переводчика, размахивания пистолетом и такой-то матери смог объяснить «героям», что наступило время собирать богатые трофеи и вязать пленных, «гордые и воинственные сыны испанского народа» вновь осмелились показать свой нос из-за укрытий. И вот с такими вот помощничками — донельзя капризными анархистами, легко способными пальнуть в спину, да марксистами троцкистского толка, не сильно уважавших советских «добровольцев», считающихся сталинистами, ему предстояло отбивать обратно Толедо! На секунду — город с населением в полсотни тысяч жителей и практически совершенно неприступный для танков в силу своей древности и связанной с данным фактом узости улиц. В общем, персональный кошмар одного военинженера 2-го ранга еще только начинался. Тем более, что первые серьезные разногласия в стане союзников возникли практически сразу, как только началась дележка трофейного имущества, что уцелело после разгрома вражеской колонны. Что местные, что Геркан, насмерть вцепились в две 20-мм автоматические зенитные пушки итальянского производства по причине крайней нужды в подобном вооружении и невозможности достать его каким-либо иным путем, кроме как отбить у противника. Естественно победила… Нет, не дружба! Победила сила в лице 17 тяжелых танков и их башенных орудий, повернутых по команде Александра в сторону излишне жадных и чересчур непонятливых местных. А что еще ему оставалось делать, если всё зенитное прикрытие полка, которое с горем пополам удалось выцарапать у родной РККА, составляли всего 12 крупнокалиберных пулеметов Дегтярева? Да и те пришлось распределить по двум складам боеприпасов и ГСМ, а также отрядить в прикрытие танковой школы. Хотя каким образом их огонь мог уберечь от бомбардировок с высоты в несколько километров, откуда и работали по тылам трехмоторные немецкие Ju-52 с итальянскими SM.81, объяснить ему никто так и не смог. Однако же в танковый батальон их не отдали ни одной штуки. Вот и пришлось искать иные пути устройства собственной безопасности от действий вражеской авиации, которая так-то более-менее активно помогала в продвижении колонн мятежников в сторону Мадрида. Отчего и встреча с ней советских танкистов была отнюдь не иллюзорна.
