Ознакомительная версия.
– Нормально он справится, не переживай, – черт прожевал остатки запеченного на углях барашка и с сомнением посмотрел на полное блюдо пирожков. – Куда на фиг денется?
– Доверяешь?
– Нисколько.
Вот о чем Глушата совершенно не беспокоился, так это о лояльности Шаха Ерезада – сам лично закрепил на нем пояс верности, состоящий из бурдюка со святой водой, ходиков с чугунным утюгом вместо гири и пары хитрых проволочных конструкций. Они должны были обозначать дистанционные взрыватели, и хотя таковыми не являлись, но должное впечатление произвели. К тому же для пущего контроля проследил за тем, чтобы шайтан наизусть заучил текст передаваемого Пету-хану сообщения. И сопроводил до юрты правителя.
Планировалось, что барыги будут пробираться одновременно в четырех местах – Акакий не стал жадничать и сообщил будущему зятю о наличии подземных ходов собратьев по ремеслу, которыми и сам порой пользовался втайне от их хозяев. Вышеозначенные собратья, они же конкуренты, сидели сейчас под домашним арестом, а набранные втихаря бригады каменщиков заканчивали некоторую модернизацию подземелий. Срамота и народное творчество, конечно, но одно мероприятие свежая кладка должна выдержать, а других больше не ожидалось.
– Кто поведет лазутчиков, не говорили? – уточнил Август.
– Какая разница? – отмахнулся Глушата. – Чай Пету-хан не сам под землю полезет.
– А хорошо бы.
– Да уж… Ну ничо, там его родственников целая куча будет – Манга, Байдар, Кардан и Бастырь. Братья двоюродные.
– До чего же имена поганые! – плюнул корчмарь.
– А чего ты хотел от дикарей, Акакий Хиппогрифоньтьевич? – Фон Эшевальд на мгновение оторвал взгляд от плана города. – Там слишком много народу живет, чтобы на всех человеческих имен хватило.
– Оно и верно, – согласился оборотнев тесть. – И вы-таки не представляете, как тяжело мне было от них принимать тот поганый мешок с золотом. Просто себя пересиливал, так брать не хотелось.
– Поосторожней в высказываниях! – Черт мельком глянул на кучу монет, небрежно вываленную в углу. – Это же я его принес.
– Таки-да! Только из уважения к вам, Глушата Преугрюмович, и взял.
– Ладно, потом поделим! Закончили! – прикрикнул Август. – Фирочка, дорогая моя, достань из подвала еще дюжину гишпанийского, нам тут долго сидеть придется.
Тремя часами позднее
Великий властелин барыгской Орды Пету-хан аэп Обраэм бухты Алексун сегодня сам вышел провожать отборные отряды, назначенные для тайного проникновения в непокорную крепость длинноносых шайтанов. Не совсем сам вышел – его вынесли на белой кошме шестеро здоровенных носильщиков, и хан произнес торжественную речь, постукивая в такт словам золоченой плетью по сапогу. Почетную должность сапога занимал старый нойон Абер-ад-дин, на лысине которого яркими красками был нарисован отпечаток ноги повелителя.
– Воины мои! – обычный фальцет Пету-хана поднялся до немыслимых высот. – Назад дороги нет! Мы не покроем позором тень великого предка, завещавшего дойти до последнего моря! Только вперед! Нас ждут великие победы и великая добыча, путь к которым идет через этот жалкий городишко! Богатые страны лягут пылью под копыта наших коней, мы разорим вражеские жилища, убьем их баранов, овладеем их несметными стадами. Три раза овладеем! Э-э-э… я хотел сказать, что юные девственницы станут украшением наших шатров, и каждый сможет вытирать жирные руки об их длинные светлые волосы! Так окуем же чужим золотом мечи нашей доблести!
Речь была воспринята со сдержанным восторгом – бурные выражения чувств у барыгов не приветствовались. Лишь немногие военачальники, преимущественно двоюродные братья, знавшие Пету-хана достаточно близко, промолчали, пряча усмешки в жидких усах. Уж не повелителю Орды, известному мужским бессилием, упоминать о юных девственницах. Хотя… в его гареме любая будет в гораздо большей безопасности, чем в родительской юрте под присмотром строгого отца и старших братьев. И зачем только таскает за собой целых двенадцать кибиток, полных этими сонными, толстыми, вечно что-то жующими созданиями? Может быть, чтобы другим не достались? Да никто и не позарится – внук Божественного Потрясателя Вселенной, имя которого запретно, выбирает настолько страшных, что хочется бежать от них, ухватившись покрепче за стремя товарища. Оттого и зовут ханских наложниц стремными девками.
Посчитав миссию по воодушевлению воинов законченной, повелитель вяло махнул носильщикам, и те, осторожно ступая, отнесли драгоценную ношу в юрту. Там его с поклонами встретил вечно улыбающийся шаман, присланный благодетелями из страны на берегу последнего моря – тощий, в черном бесформенном балахоне с веревкой вместо пояса, и с выбритой на затылке плешью. Проклятый обманщик! Ведь именно он утверждал, что у руссов слишком мягкие для меча руки и победа сама упадет в подставленные вовремя ладони. И где оно, то время? Злой городок и не думает сдаваться оружию, пришлось отправлять на приступ груженного золотом осла.
Золото… шайтанское золото… Конечно, оно помогло в борьбе за ханскую кошму, усесться на которую удалось прямо перед носом менее расторопных соперников, но никакое богатство не смоет позор поражения. А как иначе назвать долгую осаду крепости с труднопроизносимым названием Алатырь? Глорхи-нойон наверняка уже захватил обе вражеские столицы и сейчас посмеивается над собственным повелителем, неспособным приманить прихотливую и ветреную удачу. Скорее всего, так оно и есть, не зря же хитрый одноглазый багатур так и не прислал ни одного гонца. Добычу, небось, захапал, старая скотина, а про хана совсем позабыл. А если и вспомнит, то только с сожалением, что придется делиться.
Золото… опять это золото… За него приходится покупать верность полководцев, мудрость лекарей, обещавших вернуть мужскую силу, храбрость воинов… Просто утекает сквозь пальцы, а потому приходится улыбаться черному шаману в ответ, стискивать зубы и делать вид, будто выполняешь все его пожелания. Но в самом ближайшем будущем придется обязательно намотать на шеи этих благодетелей их собственные кишки. Потом… а пока цели Орды и Ордена совпадают.
– Не угодно ли повелителю услышать последние новости? – опять почтительно склонился черный шаман.
– Последняя? – моментально вскипел хан. – Ты мне пророчишь скорую смерть?
– Прости, великий!
«Я подарю негодяю медленную смерть», – решил Пету-хан и откинулся на подушки.
– Говори.
– Наш Великий Магистр шлет тебе привет и пожелания благополучия.
– И это все?
– Да, повелитель!
Владыка барыгов нахмурился – слова, опять одни слова. Да и тех становится все меньше. А нужно золото – много золота и серебра. Проклятье… война, которая обычно кормит себя сама, сейчас пожирает все, до чего может дотянуться. Казна пуста, хотя еще недавно буквально ломилась от несметных сокровищ, захваченных в Хабаре, Коканде и Бабиллее; даже простые воины могли пить кумыс из драгоценных чаш, а рабыни сравнялись по стоимости со старым облезлым верблюдом. Но ничего, уже половина мира лежит под копытами его коней, а скоро и закатные страны содрогнутся от тяжелой поступи не знающих страха туменов. Содрогнутся… или уже начали?
Земля под ногами Пету-хана тяжко застонала и заходила ходуном, будто там, в глубине, вскрикнул и заворочался неведомый великан. А потом небо обрушилось на юрту, смешав яркие звезды с грязью и кровью. Сквозь громадную прореху в войлочной стенке ворвался свежий ночной ветерок, раздувая льющееся из упавшей на спину повелителя лампы горящее масло. Только хан уже ничего не чувствовал – с бесформенным месивом вместо головы вообще трудно что-то почувствовать.
Немного позднее. Алатырь
– Бля, что это было? – Годзилка почесал набитую упавшим бревном шишку на макушке и принялся выбираться из-под развалин рухнувшей башни. – Нас атакуют?
– Не кричи, а? – Никифор сидел под чудом уцелевшим столом и покачивался, обхватив руками контуженую голову. – Сейчас башка взорвется к чертям собачьим.
– Чертям? – переспросил Змей Горыныч и заорал, не обращая внимания на страдания полковника. – Глушата! Кто видел Глушату? Я убью эту сволочь!
Тем временем упомянутый рогоносец растерянно метался по городу, пытаясь хотя бы примерно оценить масштабы устроенного разгрома. Во-первых, отсутствовали стены, сползшие в ров, и лишь кое-где торчал из земли покосившийся частокол. Еще уцелела церковь архангела Гавриила, единственное в Алатыре каменное строение, а дома мирных жителей и немногочисленные общественные здания пребывали в живописном беспорядке: съехавшие набок крыши, выбитые окна, совсем недавно блестевшие дорогущими новомодными стеклами. Ну а во-вторых… да много чего было во-вторых, и черт заранее хватался за сердце, представляя размеры будущих компенсаций.
Ознакомительная версия.
