будете дома, покинув наш город Верасити.
— Мы уедим сегодня! — зло прошипел белобородый дядюшка Томаша.
И семейство Крайкосов вместе с оставшимися в живых свидетелями шумно удалилось прочь из зала, безуспешно пытаясь сохранить остатки потерянного достоинства.
За ними, придерживая с двух сторон судью Триликого, ушли монахи.
Отец подошел ко мне и положил тяжеленую руку на плечо.
— Ты можешь уже убрать меч, сын мой, всем показывать свою силу — удел слабых или стражников и простолюдинов, нам это ни к чему. Самый опасный враг тот, кто ничем свою силу не выдаёт.
Я мысленно попросил меч сгинуть и… О чудо! Тяжеленная махина, которую я таскал целый день, исчезла. А что так можно было?
— Сегодня я впервые горд за тебя, сын! А теперь тебе нужно привести себя в порядок, через час жду тебя в столовой. Обсудим предстоящий поединок и всё остальное. Ну и тебе необходимо поесть.
Мне оставалось только сожалеть о том, почему меня сначала не покормят, а потом уже можно было бы толковать и про порядок, и про гордость. И про главное: нафига козе баян в виде поединка, пусть и с отсрочкой, что за подстава? Это мне предстояло тоже в скором времени выяснить, а то, может, пока не поздно все же отказаться. А то получалось без меня — меня же женили. Я так не привык.
Отец покинул зал, и мне тоже нужно было идти приводить себя в порядок. Но ходить и расспрашивать первых встречных и поперечных, где моя комната, и где здесь ванна — было бы, мягко говоря, странно, а сам я мог бы блудить вечно в этом лабиринте коридоров огромного замка и, в конце концов, одно из двух, либо умереть с голоду, либо от усталости.
Я растеряно вышел из зала, ломая свою уставшую голову над тем, что делать и куда мне податься. Однако выход не заставил себя долго ждать. Как Сивка-бурка, вещий каурка, стал передо мной Рыжий парень, и я понял, что выход найден.
— Обалдеть, Эрик, ты и вправду достойный! — с порога с восторгом затрещал рыжий. — Мы то все думали, ты какого-то зелья наглотался от заморских мротов, которое позволило тебе обхитрить меч, а ты вон оно как, реально достойный…
Я с какой-то дружеской теплотой подумал, что болтливый паршивец уже всё выведал. Если он умеет быть верным, при должном обучении, такие простаки на войне бесценны. Их никто всерьёз не воспринимает, и они ловко добывают информацию, а если верны, то не расстаются с ней даже после смерти.
Мы подошли к лестницы и прошли на третий этаж. Вереницей запетляли коридоры. Я мысленно подсчитывал повороты и запоминал приметные местечки: вроде коридора-галереи с портретами каких-то важных мужиков и красивых женщин или коридора с выставленными в два ряда огромными в метра три роста доспехами. На мгновение мне даже показалось, что один из них приоткрыв забрало повернулся в нашу сторону. Но я быстро приструнил разыгравшуюся фантазию.
Были и совсем ничем не отличающиеся друг от друга коридоры. Хорошо навык с войны по запоминанию локаций сохранился. К тому же без тяжеленного меча на плечах идти было куда как проще, а так бы мне точно хана.
— Круто, конечно, — между тем продолжал тараторить парень. — Жаль тебе Томаша не одолеть на твоем уровне силы.
— Это мы еще посмотрим, — устало хмыкнул я.
— За три месяца тебе к поединку не приготовиться. Даже, если каким-то чудом натренируешься до первого уровня силы, Томаш-то уже на третьем и в Академии второй курс закончил.
— Да хоть третий курс, — самоуверенно отмахнулся я.
А сам смекнул, что три месяца отец выторговал для меня в надежде подтянуть по навыкам. Шанс на жизнь, хоть и слабенький.
Рыжий вдруг остановился. Повернулся ко мне и виновато заглянул в глаза. Я заметил, что парень весь дергается и сильно подавлен, в нем происходила какая-то внутренняя борьба.
— Знаешь, Эрик, я только сейчас понял, как мы оплошали, — вдруг как-то серьезно и печально вздохнул рыжий. — Надо было всё-таки тебе ходить на тренировки к учителям, которых тебе отец пачками отовсюду выписывал, чтоб ты в Академию вашу крутую поступил, а не бегать со мной к моей больной матери и сестре.
— Мать — это святое, — растроганный неожиданным порывом, пробормотал я. — Я свою слишком рано схоронил.
Сказал и прикусил язык, сообразив, что у Эрика-то мать вполне могла быть жива и здорова. Но рыжий неожиданно кивнул.
— Это да, Эрик, герцогиня ушла слишком рано, — и кивнув на дверь добавил: — Я сбегаю за прислужницей, чтобы принесла тебе чистую одежду и помыла тебя. Скоро уже ужин, твой отец не терпит опозданий.
Ванная комната оказалась огромной. И вся увешена зеркалами. Я смог себя получше рассмотреть. Весь избитый и грязный я представлял собой жалкое зрелище. Длинные каштановые волосы ниже плеч висели грязевыми паклями. Глаз подбит, щека расцарапана.
Я скинул грязные лохмотья, в которые превратилась моя одежда. Тело оказалось хилое и изнеженное до тошноты. Будто я не мужик, а избалованная барышня. Но вот елдык был что надо. Я усмехнулся — таким можно города сокрушать. Вспомнилась блондинка, из-за которой я сюда попал, одна крепость на примете у меня уже имелась.
Я осмотрелся и с удивлением уставился на кран. Присвистнул, ничего себе — продвинутое средневековье. Раскрутил кран и в здоровенную ванную полилась теплая вода.
— Ну, что вы ваша светлость, не утруждайте себя, — за спиной раздался приятный девичий голос. Я развернулся, передо мной стояла прихорошенькая служаночка. — Негоже вам самому себе ванную готовить, — смущаясь, добавила она.
— Я сам разберусь, что для меня гоже, — резче, чем того требовала ситуация, отрезал я.
Девчонка уж очень плотоядно смотрела на мое мужское достоинство и под ее откровенным взглядом мое достоинство слегка возросло.
— Да, ваша светлость, прошу прощение за дерзость, — притворно потупилась служаночка, тем не менее продолжая разглядывать меня из-под опущенных ресниц.
— Чего надо? — чувствуя, что начинаю краснеть, как малолетний дебил, буркнул я.
— Я принесла вам чистую одежду и бельё, — разулыбавшись, промурлыкала служаночка.
Чуть отошла развернулась и выгнув спинку развратной кошечкой, наклонилась, кладя свежую одежду на лавку, потом призывно вильнула широкими бедрами и повернулась ко мне невинно хлопая длинными ресничками. — Я с удовольствием помою вас.
Я даже растерялся от такого предложения.
— Нет, я сам, — я уже просто боялся ее, мне вообще сейчас было не до восторженных девиц, а это была нагловата, хоть и притворялась невинной овечкой. — Можешь идти, — властно махнул рукой я.
— Как пожелаете ваша светлость, — поклонилась служанка и вышла прочь. Явно
