Во-первых, отсюда близко практически до всех ключевых точек города. И до Набережной, и до автовокзала и Приморского парка, в двухтысячные безжалостно застроенного высотками с панорамными апартаментами, а сейчас просторного и цветущего.
Во-вторых, тут сходятся маршруты практически всех городских автобусов. Если куда-то нужно уехать, проще всего это сделать отсюда.
В-третьих, он не слишком известен приезжим, зато его обожают местные жители. Ялтинцы именуют его не иначе, как «Спартак», по находящемуся поблизости кинотеатру.
Если вам нужно приобрести свежих помидоров, душистой зелени, медово-сладких абрикосов, починить ботинки или укоротить штанины брюк, — ваш путь лежит на «Спартак».
За цветы приходится отвалить целых 10 рублей. Зато за эту сумму я становлюсь обладателем семи прекрасных тёмно-бордовых роз.
— Нэ один дэвушка не устоит, — комментирует мою покупку горбоносый продавец.
В здании филармонии мой букет срабатывает лучше любого пропуска.
Внутри пахнет пылью, побелкой и старым деревом. Почему-то именно такой запах всегда стоит в театрах, Дворцах культуры и Домах пионеров. В детстве мне казалось, что именно так пахнет искусство.
В коридорах филармонии полно детворы. Очевидно, закончился какой-то утренний спектакль. Хотя нет, не закончился, выходить никто не собирается. Вероятно, антракт.
Без всякого почтения я открываю дверь с табличкой: «Не входить! Для персонала!», и шагаю за кулисы.
Пришёл я, откровенно говоря, наудачу. Считаю, что отрицательный результат — это тоже результат. Меня с букетом увидят, к расспросам прислушаются, а после пойдут гулять слухи, которые мне только на руку.
Но мне везёт.
Между сценой и гримёрками, как оголтелые, носятся барышни в жёлтых трико и такого же цвета жёстких юбках, похожих на балетные пачки, с кокетливыми красными косынками на голове.
Проявив немного фантазии, я признаю в них цыплят.
Мужчина с тонкими усиками, в тирольской шляпе и костюме с преобладанием рыжих тонов, курит возле закрытого занавеса, украдкой выдувая дым за кулису.
— Не подскажете, Бельскую как найти? — подхожу я к нему.
Он с любопытством поглядывает в мой букет и молча тычет в сторону гримёрки.
Захожу туда.
Аллочка сидит в одном из кресел, на которых цыплятам, словно на конвейере, поправляют кучерявые белые парички.
— Евстигнеев, — удивляется Аллочка, — ты что, обалдел? Мне через две минуты на сцену!
— Алла, — говорю я, становясь на одно колено.
Шум в гримёрке волшебным образом затихает. Абсолютно все взгляды устремляются на нас.
Пухлая женщина, вероятно костюмерша, то ли с испугу, то ли от нетерпения щёлкает ножницами.
На неё сердито шикают.
— Алла, — говорю я в наступившей тишине. — Я прошу твоей руки и сердца, будь моей женой.
— Евстигнеев, ты что, пьян? — обалдевает она.
Я склоняюсь к девушке, целую её в щёку и, наклоняясь к уху, шепчу:
— Радуйся, дура. Это всё по плану.
Глава 3
— Федя, мне здесь ничего не нравится, сделай что-нибудь, — Аллочка надувает губки, всем своим видом показывая, что она очень недовольна, — это же не настоящие камни я вижу. А ты обещал мне рубины. Сделай с этим что-нибудь Федя.
— Милая, может быть, ты всё-таки выберешь себе что-нибудь? Нет. — я вскидываю руки в защитном жесте, — если тебе не нравятся кольца, и серёжки то к свадьбе мы найдём то, что тебе подойдёт, но может быть браслет или подвеску с цепочкой? Выбери себе что-нибудь, а я пока поговорю с товарищем заведующим.
Мы так громко и старательно изображаем богатых молодых бездельников, а их есть и в Союзе, что все посетители ювелирного магазина, куда мы с Аллой зашли в курсе того, что у меня денег куры не клюют, а Алле нужны украшения не как у всех.
А мажоров нигде не любят, а таких тем более.
Вон та молодая парочка, парень у которого на лице написан тяжёлый рабочий день за рычагами трактора, ну не только на лице, конечно, в основном об этом говорят руки, и его невеста фигуристая, но при этом простовато одетая девушка, нас уже тихо ненавидит. Я вполне могу представить сценку двадцатилетней давности, мы в роли стиляг, а они народных дружинников. Вот буквально вижу я нечто подобное.
Завмагом, очень подвижный человечек с характерными именем и фамилией Яков Соломонович тоже кое-что видит. Он уже двадцать минут неслышной тенью нарезает круги по магазину, ожидая, что со вкусом одетый молодой человек, я то есть, прекратит заниматься ерундой и приступит к делу.
Что ж, наверное, пора. Мы уже достаточно пустили пыли в глаза. Пора делать следующий шаг.
— Ну что, молодой человек, выбрали что-нибудь? — голос у этого повелителя ювелирного дефицита чарующий и приятный. Как и внешний вид. Весь он такой располагающий и, безусловно, заслуживающий доверия.
В общем, хороший человек. Такой хороший что нужно, ну просто необходимо прямо сейчас просто так дать ему рублей двадцать. А лучше пятьдесят, а лучше сто. Что мелочиться, для такого хорошего человека ничего не жалко, тем более какой-то там ассигнации государственного банка СССР. Как не дать когда перед тобой такой хороший человек?
— Да вот, товарищ заведующий, никак не можем выбрать обручальное кольцо для Аллочки, — вздыхаю я. Девушка чуть ли не шипит на меня и я тут же добавляю. На самом деле проблема не только с обручальным кольцом. Аллочка у меня настоящая русская красавица, сказочная царевна, — это, кстати, чистая правда, девка она что надо. Там, где нужно у неё много, а где не нужно совсем ничего, — но во всём Крыму мы не нашли ничего что было бы достойно украсить её платье на нашей свадьбе. ВЫ же нам поможете? — говорю я кладу на прилавок свёрнутую сотню. Кладу как бы невзначай, случайным движением руки.
Надо отдать должное Якову Соломоновичу, с реакцией у него всё в порядке. Раз и всё, было ваше, стало наше.
— Конечно, Фёдор, — его губы расплываются в улыбке, — как вас по батюшке?
— Фёдор Михайлович, — говорю я.
— Да, Фёдор Михайлович, вы обратились к тому, кто вам нужен. Дайте мне секунду, — говорит этот прохиндей и тут же буквально кричит.
— Лариса! Лариииса! Покажи, пожалуйста, девушке товар из нашего последнего поступления.
— Иду-иду, Яков Соломонович, — так же практически кричит Лариса, которая ещё секунду назад показывала обручальные кольца из классического советского золота, жёлтого и на вид устаревшего лет этак сорок назад невесте тракториста, — если что-то подошло, то оплачивайте на кассе и с чеком подойдёте ко мне, — сказала она, убрала украшения и подскочила к Алле.
— Пойдёмте, девушка, я вам всё покажу, — надо же, эта мымра с монументальной причёской умеет улыбаться, правда смотрится это скорее отталкивающе, — у нас есть замечательные подвески с рубинами и браслеты с этими же камнями. Вам очень подойдёт.
Видно, что Аллочка в хороших руках а, я влекомый Яковом Соломоновичем иду в служебные помещения ювелирного магазина. В кабинет заведующего, если быть точным.
— Итак, Федор Михайлович, — начинает завмаг, когда мы оказались в его кабинете, — я так понимаю, что вы хотите по-царски одарить свою невесту?
— Вы очень точно охарактеризовали мою проблему, Яков Соломонович. Да хочу.
— Похвальное желание. Ваша невеста действительно очень эффектная девушка. Такой красавице действительно нужно самое лучшее.
— И у вас оно есть? Самое лучшее?
— Да, да и ещё раз да! Тысячу раз да, молодой человек! Вот смотрите.
Яков Соломонович подходит к стене своего кабинета, отодвигает в сторону репродукцию Репина, за которой обнаруживается сейф. Пара секунд и вот уже я смотрю на горку камней, которых ни с чем не спутаешь.
— Вот, якутские алмазы с рудника «Удача», лучшие в стране. И не подумайте ничего дурного. Всё официально. У меня все бумаги на эти камешки имеются. Уверен, что ваша избранница вполне достойна этих камней.
— Я тоже так думаю, Яков Соломонович. А что насчёт металла? Я знаете ли считаю наше обычное золото слишком вульгарным и кричащим. Вы уж простите, но ассортимент вашего магазина больше подойдёт артистам театра Ромэн чем моей невесте.
