Я теперь был гораздо ближе к Николаю, чем из рядов наблюдателей, и мог видеть на его груди едва заметные шрамы — следы прошлых дуэлей. Плетнёв и не скрывал их, стараясь при возможности выпячивать грудь.
Как и сейчас…
Я резко дёргаюсь вперёд, но сразу же останавливаю атаку, притормаживая у черты. Николай реагирует мастерски — успевает отбить мой клинок. Мне в руку прилетает ощутимая вибрация.
Улыбка, подкачанная адреналином, растягивает мои губы. Хорошо-то как, жжёный пёс, давно я не ощущал такого азарта.
Мне сразу же вспомнились наши боксёрские раунды на базе… У солдат всегда накапливается агрессия, и командование никогда не было против, чтобы мы хорошо друг друга помутузили.
Как говорится, чем крепче мы били друг другу рожи, тем надёжнее прикрывали в бою спины.
Плетнёв пока атаковать не спешил. Твою мать, глаз вообще не видно. На псионику я вообще и не надеюсь — не могу прочесть мысли.
Ну, с реакцией у него нормально.
Я делаю шаг влево, вправо. Снова выпад вперёд, и сразу же назад, в защиту…
Плетнёв опять правильно отбивает… и тут же срывается в контратаку, тянет саблю к моей груди. А я этого ждал, достаточно уже наблюдал за ним сегодня.
Выворачиваюсь, парируя его клинок, и заставляю оппонента провалиться. Он почти шагнул на черту, но всё же успевает перенести вес тела на заднюю ногу. А я уже тянусь свободной рукой, чтоб схватить его за вооружённую.
Мои пальцы почти сомкнулись на его гарде, но Николай всё же принимает правильное решение. Он резко приседает, даже не пытаясь удержать равновесия.
Его рука ускользнула от меня — и у самой земли Плетнёв, почти коснувшись её пятой точкой, опирается на другую ладонь. Перекатывается, чуть коснувшись коленями земли, и снова вскакивает.
— Воу… — донеслось из толпы.
Я видел, что Плетнёв раздражённо тряхнул невооружённой рукой. Всё же, считай, он почти упал на неё.
— Видали?
— Вот это чушка творит…
— Вася, охрененненько!
Николай нервно дёрнул шлемом, повёл плечами. Ему явно не нравились ни моя инициатива, ни реакция толпы. Он привык быть в центре внимания, но не так.
— Браво, Василий, — донеслось из-под его шлема, — Ну, пару шансов я тебе честно отдал. Это мой подарок тебе за твои подвиги.
При это он небрежно махнул рукой, изображая, видимо, как бросает мне мелочь.
Вот же гниль!
Я медленно выдохнул. Так, спокойно, в нашем с Василием тандеме хватит и одного гормонально нестабильного.
Мне ещё подумалось, а не начать ли отвечать Плетнёву в его же манере… как вдруг я заметил, что на возвратном движении руки Николай опять стукнул двумя пальцами по наплечнику. Три раза.
Правда, тут же опомнился, сделал вид, что смахивает пыль, а потом поправляет наплечник.
Да ну твою псину, либо я параноик, либо… Нет, если перед тобой змеюка, то любое её шипение неспроста.
— Ну, Василий, поздно уже, — весело подытожил Плетнёв, — А то магистр заругает.
В толпе жиденько посмеялись. Все понимали, что наступает финальный акт — обычно Николай быстрее расправлялся. Хотя до меня доносились раздражающие шепотки: «Видишь, Николай молодец, жалеет безлуня…»
Вот Плетнёв снова подступил к черте. Осторожно, но при этом движения пружинящие — он явно уже на взводе.
Рисковать он больше не будет. А значит, сейчас использует свой таинственный козырь.
Я настроил, как мог, свою чувствительность на максимум. И сразу же сделал выпад, опять напав первым, не дожидаясь от врага более сложных приёмов.
Плетнёв снова отбивает клинок… В этот раз он в контратаку не бросается, наученный, а задумывает свой манёвр, отводя руку для более хитрого удара.
Вот только теперь я сразу бросаюсь в следующий выпад, рисково ступив стопой к самой черте. Бог троицу любит… и шельму метит!
Плетнёв опять дёргается в последний момент, его рука ещё не успевает поменять движение. Но мой клинок уже почти дотягивается до его груди…
И в этот момент я чувствую тонкий поток псионики. Жжёный псарь, нет!!!
Я посылаю такой импульс злости, пытаясь перебить мой бесконтрольный кокон. Но моё сознание начинает улетать, раскручиваясь и сворачиваясь в точку.
Твою-то псину…
***
Я лишь на миг ощутил скорлупу кокона, как вдруг осознал, что смотрю глазами.
Так, Тим, теперь быстро всё запоминаешь. Ощущения, время, пространство.
Разбирайся, что с тобой происходит! Это твой второй перескок, тупить времени нет.
Да, я стою, прислонившись плечом к колонне. И смотрю через спины студентов на двух космонавтов, сцепившихся в освещённом фонарями круге.
Нет, это, конечно же, не космонавты. Это два студента, Василий Ветров и Николай Плетнёв, сцепились между собой. На одном из них доспехи висели чуть более мешковато — значит, это мой Ветров.
Я лишь на миг заволновался, а потом улыбнулся. А Васёк-то молодец… Он не растерялся, когда моя душа исчезла.
Да, приём не получился, но и у Плетнёва ничего не вышло. Клинки порхали где-то за спинами обоих, потому что противники просто обнялись.
Ветров схватился рукой за шлем Николая, а тот обхватил в ответ его за шею, намереваясь затащить к себе. А Василий, наоборот, аж вздыбился на цыпочках, пытаясь завалиться на спину и тем самым перетянуть Плетнёва на свою сторону.
— А, сволочь! — донеслось от каштана.
Я уже чуял удивление этого хозяина тела, того самого белобрысого оракула. Это ведь он стоял позади всех, у колонны, я запомнил его.
Так, сразу опускаем взгляд внутрь, рассматриваем чакры. Чую поток через нижнюю… Ага, хорошо развита чакра. Вот только у Василия больше, недолунок ты недоделанный.
Вижу вторую. Он уже начал с ней работать, и даже есть намётки на третью.
Ого, у него виднеется и четвёртая чакра — слабая, но при этом чётче третьей. Парень явно даже не чует поток псионики через неё.
Ага, значит, у оракулов и вправду есть какие-то отличия от других магов.
Как там говорил Гранный? Магия мысли…
Я не стал смотреть дальше, пытаясь выискать недостающие чакры, чтобы вдруг не подарить этому идиоту лишние знания. А то вдруг запомнит?
Убить я его сейчас не убью.
Зато я прекрасно запомнил, как ощущает себя утренний маг с полностью работоспособной нижней чакрой. Прекрасно ощущает…
Ощущает?
Я чуть покосился в сторону. Странно…
Какой-то шум. Будто частое-частое биение сердца, только приглушённое. Нет, это не моё… точнее, не сердце оракула.
Пульсация непонятная… И она давит на мозги. Зовёт как будто.
Знакомое чувство, мы это уже испытывали с Василием. Я бы сказал, что так может шуметь вертун, но незнакомого мне типа.
Вот только он рядом. Где-то совсем… совсем рядом. Он даже не за городом.
Даже не за академией…
А ведь четвёртая чакра, если присмотреться к этой слабой точке, пульсирует в унисон с этим биением сердца. Словно связана с этим шумом.
— Давай, давай!
— Вали его, вали!
Я открыл глаза, внезапно поняв, что Василий сейчас проиграет. Жжёный псарь, сколько ж злости в этом дрище скопилось, что он смог устоять против Плетнёва.
Сабли уже валялись под ногами, и мензурка перетекла в силовую борьбу.
Мне едва удалось не рассмеяться. Ветров использовал один из приёмов, который показывал нам с утра тренер по «красногорской бузе» — он загнул Николая в неудобную позу, пытаясь неумело выйти на залом локтя.
Так и стоял сзади, нависнув над загнутым каштаном, обвив ногой его ногу, и пытаясь справиться с непослушной рукой Плетнёва. При этом смешно дёргался, от чего шатался и Николай.
Твою луну, Васёк, да ты после Соболевой сам не свой!
А ведь Плетнёв явно знаком с этой борьбой, и сдаваться не собирался. И получилось, что сейчас оба противника стояли друг у друга на половинах, заступив ногами.
Судя по улюлюканью толпы, это как-то оговаривалось правилами, и бой продолжался.
Я понимал, что сейчас сделает каштан — он уже подвинул ногу на удобную позицию, найдя новый центр тяжести, и готовился скинуть вес противника. А это значит, что Василий сейчас просто нырнёт вниз, и окажется проигравшим.
