Илья и Кадарчан, подошли к нам поближе.
— Приехали, однако! — Кадарчан упёр руки в бока и слегка прищурился, — Вон, Мирон идёт.
Мирон был чрезвычайно похож на Илью: среднего роста, русоволосый, серые, чуть с прищуром глаза, походка чуть враскачку — только старше нынешнего Ильи лет на сорок.
На нагрудном кармане его камуфляжной формы, как у остальных, крупно было вышито: «МЧС». Приблизившись, он, видать, автоматически решил поздороваться за руку, но мы со стороны Новой Земли дружно в четыре глотки гаркнули: «Руки!!!» Мирон вздрогнул, резко затормозил и приложил уже протянутую ладонь к козырьку.
— Здорово, дядь Илья, дядь Кадарчан… Добрый день, уважаемые, — кивнул остальным нам оптом.
По хмурому лицу Мирона сложно было что-то понять, и Илья нетерпеливо спросил:
— Ну, как Макс-то? Живой?!
Тот покивал, и тяжело вздохнул, словно не зная, с чего начать.
— Максим жив, только… Нету у него никаких шансов, говорят. Вроде как мозг начал отмирать. Если бы не Маринка, его бы уже позавчера отключили. Не дала, ревела, от палаты не отходила. Документы подписывать отказалась. А тут ваш звонок! Мать, считай, с коляской во дворе больницы жила всё это время, чтобы она кормить могла.
Оп-па… кормящая — это значит, что ребёнку не больше года, а скорее меньше… Надо прояснить.
— Минуточку! — я подняла руку, — Так вы привезли Максима?
Мужик вопросительно глянул на Илью, получил какой-то сигнал и хмуро покивал:
— Да.
— А Марина — это, я так поняла, его супруга — она где?
— Здесь, — Мирон кивнул в сторону машин, — От мужа не отходит.
— А ребёнок?
— Оба с ней, — ещё интересней! — Как с ума сошла, не отпускает от себя, боится, что семью разделят.
— Так у ней двойня?
— Нет, старшему уже три годика.
— Тяжело ей будет при нашем неустройстве, хотя… Короче, что яйца мять — везите Максима, и девушка пусть подойдёт, я хочу с ней поговорить.
Мирон хотел сказать ещё что-то, но передумал, кивнул и решительным шагом пошёл к машинам.
14. «ПРЕДЧУВСТВИЯ ЕГО НЕ ОБМАНУЛИ…»
МАКСИМ И МАРИНА
Из санитарной машины выкатили каталку, всю обвешанную какими-то трубочками и датчиками. На лице лежащего была прозрачная пластиковая маска с подводящими трубками — искусственная вентиляция, должно быть. Или ещё какая байда, я не разбираюсь. За каталкой шёл врач.
Марина оказалась вовсе не такой, какую я успела себе представить. Почему-то я ожидала увидеть девушку, похожую на Одри Хёпберн, такую тоненькую, с аккуратным чёрным каре и обязательно с чёрными кругами под глазами. Из совпадений были: круги под глазами и цвет волос, жгуче-чёрных, заплетённых в две простые толстые косы. Марина оказалась крепкой, широкой в кости, с шикарных размеров бюстом и раскосыми якутскими глазами на совершенно зарёванном лице. Одной рукой она судорожно цеплялась за каталку, второй держала крепко сбитого черноволосого мальчонку. Младенец спал в слинго-рюкзаке на груди.
Я пыталась разглядеть Максима сквозь стену портала, отделяющую один мир от другого. Неудивительно, что врачи сказали об отмирании мозга… при таких повреждениях… было плохо видно, как сквозь плёнку, и я постаралась максимально сосредоточиться. Параллельно мне хотелось разглядеть душу — а вдруг парень и вправду уже ушёл, и все эти показатели жизнедеятельности — всего лишь результат усилий современной медицины, поддерживающей безжизненную уже плоть? Да нет, вон он! Душа, спасаясь от нестерпимой боли, спряталась так глубоко, что перестала отражаться в жизненном плане. Смотреть одновременно в обе транс-реальности оказалось как… вот если бы перед глазами стояла вертикальная стена — и один глаз смотрит с левой стороны, а другой — с правой. И слева, например, подводный мир кораллового рифа, а справа — лес ночью. Кошмар, мозг чуть не сломался. Я так ушла во внутренний план, что забыла поддерживать себя и повалилась, едва не треснувшись лбом в стену портала. Вова поймал, спасибо ему.
— Камлает, однако! — прокомментировал Кадарчан.
Врач чопорно поджал губы.
Мирон смотрел на меня настороженно, а Марина — с безумной надеждой.
— Марин, такое дело… Мужа я твоего вылечу, в конце концов, я обещала. А на счёт тебя — я предлагаю сперва с мужем посоветоваться. Вдруг он не захочет к нам в посёлок? — Илья хотел было что-то возразить, даже рот уже раскрыл, но передумал и нахмурился, — Двое малолетних детей — это тяжело. Если бы мало́му было хотя бы пять лет… Опять же, пока здесь ему станет пять — у нас пройдёт двадцать. Решать вам.
Губы девушки упрямо сжались.
Я кивнула Мирону:
— Отключайте всю вашу аппаратуру и закатывайте.
Врач помедлил.
— Поскорее, пожалуйста, нас ждут дела! — ещё я на спектакли под названием «вы не настоящий врач» не смотрела!
Я отвернулась и отошла в сторону. Кадарчан что-то прикрикнул, бряканье оборудования разом приобрело гораздо более бодрый характер, что-то тревожно тоненько запикало.
— Любимая! — муж всегда контролирует ситуацию лучше меня. Носилки были уже на нашей стороне. Максим начал хрипеть и стремительно синеть. Я привычно уже попросила Вову:
— Держи меня!
Положила руку на лоб своего пациента и провалилась внутрь. В принципе, страшно, но не очень. Аккуратная, тщательная работа с телом, а потом с душой заняла у меня около десяти минут по времени «снаружи». Время «внутри» я не взялась бы оценивать, там всё и всегда было не так. Я вышла, разом почувствовав тёплые поддерживающие меня мужнины объятья.
— Спасибо, милый, я уже стою, — Максим спал, всё ещё пристёгнутый к носилкам страховочными, видимо, ремнями, — Распутай его, пожалуйста, и я его разбужу.
— Хорошо.
Он начал выполнять работу санитара, Илья и Кадарчан с энтузиазмом к нему присоединились. Приезжий врач взволнованно подавал советы из-за черты. Ну, и где ваш пафос, доктор?
Пока мужики были заняты, я присела на лавочку и маленько подпиталась сама. Всё время забываю про себя, иногда от внутренних усилий аж подплющивает…
— Готово, однако!
— Иду! — я положила ладонь Максиму на лоб. Особой нужды в этом нет, но на камеру, я думаю, так эффектнее, — Проснись!
