до меня начал доходить смысл слов, которые она небрежно бросила в столовой: «Вряд ли здесь найдётся тот, кто сможет меня удержать». Она, как радостный сон на рассвете, утекала сквозь пальцы, а ребята ничего не могли сделать.
— И долго я буду её искать? — останавливаясь посреди зала, вопросил я у себя после очередной неудачной попытки выловить этот ураган в юбке. Мне бы празднику радоваться! Так нет же — обязанности старшего требуют разобраться в ситуации.
— Долго, — отозвался подошедший Брэдон. — Судя по всему, Куколке здесь сильно не нравится.
— Да ну?
— Я заметил одну закономерность: чем больше вокруг неё собирается ребят, тем сильнее она нервничает. Куколка тогда становится скованной, рассеянной, будто слышит не окружающих, а что-то доступное ей одной, начинает нервно вздрагивать и оглядываться, а потом сбегает.
— Хочешь сказать, что она боится толпы?
— Напрашивается именно такой вывод.
— Но причём здесь наставники?
— Ты о чём?
— Где бы она ни появлялась, туда потихоньку начинают стягиваться ближайшие наставники. Если она подстраховалась на случай, если ребята потребуют ответить за поведение утром, то перегнула палку.
— Сам спроси. Вон она, видишь? — кивнул Брэдон мне за спину. Я оглянулся. В нескольких десятках шагов от меня в одиночестве с отрешённым видом стояла Куколка. И спрошу. У меня накопилось много вопросов к ней.
* * *
Я стояла, незаметно переводя дух. Тридцать фениксов — это мой предел, после которого я практически не могу дышать и готова броситься на любого, лишь бы мне дали толику пространства, которое они так нагло отбирают.
Быстрее бы этот вечер закончился! Феникс с каждым разом всё больше нервничает. Он внимательно замирает, когда я начинаю разговор с одним-двумя, и кажется вполне довольным, пока ко мне не стекается фениксов десять-пятнадцать. Потом начинает ходить взад-вперёд по клетке, ворчать и постепенно проявлять все признаки агрессии и беспокойства. Когда я сбегаю и пытаюсь побыть одна, он ведёт себя ещё хуже: тогда клетка буквально сотрясается от его непрерывных ударов.
Внезапно феникс замер, а это является верным признаком того, что кто-то сейчас ко мне подойдёт.
— Куколка, — раздался голос за моей спиной. Я начала поворачиваться с лёгкой улыбкой, убеждая себя, что я выдержу ещё пару часов. — Я хотел бы с тобой поговорить.
Улыбка соскользнула с губ, глаза расширились, хотя я ещё не видела говорившего со мной.
Можно с тобой поговорить?
Этот голос. Тот самый голос.
«Ну и сброд!.. Давай-давай, пошевеливайся. Чего сидишь?»
Перед глазами встала забитая до отказа комнатушка и двое темноволосых мужчин, пинками и ударами выгоняющих всех наружу.
Я хотел бы с тобой поговорить.
Голос из ужасного кошмара.
Я, наконец, увидела обратившегося ко мне феникса и отступила перед ожившим сном.
«Давай-давай, пошевеливайся! Чего сидишь? Пошла!»
Нет. НЕТ. Не-е-ет!
Ужас заполнил меня и цунами, снося лёгкие заграждения, вылился во внешний мир.
Пошевеливайся!
Нет. Это не правда. Кошмар не мог ожить и прийти сюда, за мной. Не мог… Он меня не заберёт. Я не вернусь туда. Ни за что в жизни!
Внезапно, будто щёлкнули переключателем — и меня заполнила ярость. Я не видела, что остальные ученики в ужасе отшатываются от нас, что к нам со всех ног спешат наставники. В этом мире остались лишь я и мой оживший кошмар.
Если я его убью, то смогу освободиться от него. Для этого нужно просто уничтожить его. Убить!
Парень всё ещё с недоумением смотрел на меня, когда мой кулак, окружённый аурой, с силой врезался ему в грудную клетку, но не пробил. Глухо рыкнув, я полоснула когтями с тонкой, как заточенный стилет, аурой по одежде, разрывая её и царапая кожу. Всего пару капель крови, и он больше никогда не посмеет меня тревожить.
В тело больно врезалась тёмная плеть. Опасность! Но это не важно. Нужно лишь поставить щит. На мгновение отвлёкшись от своей жертвы, я, не задумываясь даже, опустила цельный пространственный щит. Он очистит место на двадцать шагов от меня и не даст приблизиться кому бы то ни было раньше времени. Сама же я вновь сконцентрировалась на пытающемся освободиться от меня фениксе.
Он меня боится!
Я ликовала.
Глядя прямо в эти чёрные бездонные глаза с зарождающимися звёздами, я начала медленно сжимать руку в кулак, чувствуя сопротивление жертвы. Его сердце мощно, но тревожно билось о мою кожу, с каждым разом всё затихая.
Из глаз, рта, носа, ушей феникса уже текла кровь. Ещё немножко, ещё чуть-чуть, ещё…
Внезапно мир померк. Я успела лишь почувствовать вспышку обиды от того, что мне не дали закончить начатое, и провалилась в пустоту.
Я, чисто вымытая, сижу, уткнувшись подбородком в колени. Света в этой комнате мало. Народа, кроме меня, вообще нет. Пол и стены чуть теплые на ощупь и немного пружинят, будто сделаны из каучука, что исключает любую попытку самоубийства, появись такая идея у меня.
В горле застыл истерический смех пополам со всхлипами. Меня отмыли, осмотрели со всех сторон, и отправили сюда. Похоже, меня не собираются пускать на органы или на корм. Во всяком случае, пока на мне тестируют дорогие шампуни, мази и притирания. Живот подводит от голода, зато кожа и волосы — обзавидоваться можно…
Тихо схожу с ума от одиночества. Вон уже разговаривать сама с собой начала. Провела рукой по лицу, снимая наваждение. Кожа на запястье неимоверно чесалась, тыльная сторона ладони пошла волдырями. Что же нужно добавить в крем, чтобы получить подобный эффект?
Дверь с тихим шелестом отъехала в сторону. В проеме стоял мужчина в светло-сером халате. У них здесь всё серое, даже мысли.
— Пошли.
Я не стала спрашивать, куда. Бесполезно. Они не желают разговаривать со мной попусту. Да и так понятно, даже гадать нечего. Двое сопровождающих мужчины подхватили меня под руки и, скорее волоча, чем помогая идти, направились следом за своим старшим.
Но нет, на этот раз мы идем намного дальше, чем обычно. Путь наш оканчивается в огромной комнате, полной плоских мониторов на стенах. Двое помощников волокут меня к кругу, начертанному красным на полу. На запястьях защелкиваются браслеты, каменный пол неприятно холодит тело. Я смотрю на себя в огромное зеркало, укрепленное на потолке как раз над кругом: исхудавшая, бледная, с потухшим взором. Ни на что уже не надеющаяся и не годная.
Зеркало начало запотевать, потом по нему прошла изморозь, оставив причудливые узоры. Подул ветер, заставляя меня сжаться от холода, следом пришел страх. Боже, я так в жизни не боялась! Страх всё
