продавать, сколько оставить на посевную, лорд очень редко вмешивался в такие дела. Те, кто пытался воровать у общины — получали затрещину у самой общины, ведь все понимали — что выжить в этом мире можно лишь сообща. Кто прикроет твою спину, если нападут гоблины? Кто отправится вместе с тобой искать пропавшего ребенка? Крестьяне привыкли брать ответственность за свою жизнь даже в большей степени, чем наемники. Напротив, наемниками зачастую были те, кто бежали от ответственности перед своей общиной, перед своей семьей.
Эти же «крестьяне»… Совершенно не походили на своих собратьев по рабочему классу. Слишком привыкли вредить общине, ради крошечного кусочка себе. Они готовы были не просто попытаться зарезать чужую курицу ради мяса, они были готовы умереть в этой попытке и сами. Ведь жить им было настолько противно, что они сознательно топили свою жизнь в алкоголе.
Они не видели ценности в своей жизни, и тем более не видели ее в чужой. Взаимопомощь? Пустой звук. Лен был уверен, если на деревню нападут гоблины, каждый спрячется в своем бараке, а не попытается совместно дать отпор.
Таким людям невозможно дать свободу, они не понимают, что это. Напротив, дать ее им насильно — обернется катастрофой. Слишком уж они привыкли паразитировать, оставь им запас на посевную, они перегонят его на брагу и умрут с голода. Привыкли, что лорд позаботится о них и не даст им умереть. Оставить все как есть, лишь сменив руководство… И они начнут подтачивать и его.
Но почему так происходило?
У этих людей не было ничего. Они получали еду, что валилась на них практически просто так, потому что надсмотрщик провернул мошенническую схему. Все, что им было нужно — это не поднимать голову и молчать. Им не платили деньги, поэтому они не могли накопить и что-то поменять в своей жизни. Единственная их валюта — это алкоголь. Единственная радость — бессмысленная гордость за успехи Герцогства, ведь своих успехов у них не было. Бессмысленная ненависть ко всем вокруг, ведь на самом деле теми, кого они в глубине души ненавидели — были они сами.
Он нашел ответ на вопрос, что мучил его почти с первого дня — «как заставить их бороться»? Ведь у них нечего отнять, им не за что было бороться. Ответ оказался прост. Надо сделать жизнь людей лучше. Только так, когда у них появится то, что можно отнять — они начнут за это бороться. Нет ни малейшего смысла рассказывать им, что работник может жить в тепле и сытости. Им надо это показать.
Пусть даже первый шаг — это все лишь приличное пойло, что не пахнет клопами.
Месяц пролетел незаметно. Деревню засыпало снегом. Каждый день Лен старался провести на благо общины, залатал щели в бараке, срубил неопрятные стебли травы, что выглядывали из-под снега. Прочищал тропинки и дорожки, чтобы по ним можно было легко пройти. Разумеется, он не делал это просто так. Его цель была не обслуживать погрязших в лености людей, а заразить их своим примером. Показать, что может быть лучше. Грубым словом, матом, упреками, угрозами, спорами, пари и добрым словом — постепенно он добился того, что все больше людей выходили с ним заниматься полезными делами.
Вскоре каждую субботу он выводил на морозные улицы почти половину деревни. Конечно, не всем это пришлось по вкусу, но видя улучшения вокруг, эти люди могли лишь ворчать и напиваться.
Качественный спирт позволил Димитрию разжиться новыми вещами для деревни, выменивая их через патрули или изредка проходившие караваны торговцев. Постепенно люди даже заговорили о том, не стоит ли им приобрести наковальню. Конечно, это были лишь мечты, для этого требовались бы целые бочки алкоголя, но… раньше у них не было даже фантазий об этом.
Надсмотрщик не мешал этой идиллии, хотя требовал все большую и большую долю за то, что закрывает на это глаза. Лен видел зреющее недовольство людей, когда те отдавали борову свой алкоголь, полученный с таким большим трудом. Видел и потирал руки.
Все шло по его плану.
По крайней мере, пока из города не прибыла весть.
Герцог назначил нового лорда, взамен погибшего. Сезон раздолья для надсмотрщиков закончился.
Как только Барон Манус закончит обживаться в замке — он посетит с инспекцией каждую из своих деревень.
— … сегодня я жду от вас полной отдачи… и только попробуйте мне лодырничать! — Прошипел Надсмотрщик, тщательно пытаясь втянуть свое пузо. Получалось плохо. Расстегнутая кираса топорщилась на животе, подпирая подбородок. Застегнуть ее не было не никакой возможности, ремни давным-давно стали коротки для тела надсмотрщика.
Впрочем, сама кираса была начищена до невыносимого блеска и слепила глаза даже лучше, чем снег в солнечный день.
Обычно надсмотрщик ее даже не надевал… Да что уж там, обычно он вообще не посещал делянку, но сегодня был особый случай.
Услышал топот копыт вдалеке, надсмотрщик взялся за хлыст и яростными криками принялся подгонять лесорубов. Правда, больше мешая им работать, чем мотивируя.
Он весь взмок от непривычных усилий… а, быть может — от банального страха. Его маленькие глазки бегали туда-сюда, но надсмотрщик боялся обернуться к приближающимся шагам, предпочитая имитировать бурную деятельность.
Зато Лен без труда улучил секунду, чтобы оторвать взгляд от дерева и оценить прибывшего лорда.
На первый взгляд, Барон Манус был довольно типичным представителем своего социального класса. Расфуфыренная свита, что состояла скорее из бандитов, чем воинов. Крупный конь, однако не детриец. Трудно было определить рост барона, пока он был в седле — однако, он точно выше среднего. В меру мускулистый, однако едва ли кто-то счел бы его красивым. Уродливые, бугристые шрамы ветвились по шее, нос словно обрублен и щека неправильной формы. Сложно было разглядеть больше — кафтан и меховой плащ, скрывали не только шрамы, но и толстый доспех… Хм. Странно. В доспех была облачена лишь правая рука и почему-то стопа. Когда Барон повернулся другой стороной, Лен без труда заметил, что она вовсе не закрыта доспехом.
Какой смысл надевать лишь половину доспеха?
Поняв, что бездействует слишком долго, Лен опустил голову и сделал несколько ударов топором. Ему не следовало привлекать к себе много внимания.
— Работников меньше, чем полагается, согласно численности деревни. — Сухим голосом произнес Барон, заставив надсмотрщика трястись еще сильнее.
— Они… Они ра-работают на дру-дру-другой деляне. — Замявшись, выдавил из себя он.
— Вот как? Тогда пойдем, проведаем и их?
— О, ваше б-б-благородие, это дальняя деляна в г-г-глубине леса, вам не стоит тратить своего дра-дра-драгоценного
