— Какой муж⁈ — сказал Кирилл. — Она ведь не замужем! Сама нам об этом говорила!
Прохоров взглянул мимо моего плеча на Кира, покачал головой.
— Все они так говорят… — пробормотал он.
Усмехнулся и тут же снова ойкнул.
— Хорошо, я хоть шорты и футболку надел, — произнёс Артурчик. — Бежал по коридорам не голышом. А он меня сразу: раз!.. и кулаком в морду. Здоровый чертяка. Он как тот шкаф: пошире тебя, Чёрный, в плечах будет.
Прохоров сплюнул в раковину.
— А эта дурра кричала, что я сам к ним припёрся, — сказал он. — Говорила, что не знает меня. Как в том кино: «Не виноватая я, он сам пришёл». Смешно. Сейчас. А тогда я чуть в штаны не наложил с перепуга.
Позади меня хмыкнул Кирилл.
— А гитара где? — спросил мой младший брат.
Артурчик вздохнул, размазал по верхней губе выкатившиеся из носа тёмные капли крови.
— Где, где… — произнёс он. — Там осталась. У девок в комнате. Я сам оттуда едва ноги унёс. Этот здоровенный псих из Смоленска едва не разорвал меня на куски. Чудом вырвался из его лап. Я о гитаре тогда и не вспомнил.
Прохоров потрогал пальцем свои зубы.
Я взглядом исследовал его лицо. Отметил: нос у Артурчика не сломан (хоть и заметно опух), зубы (на первый взгляд) уцелели, а на верхней губе (наверняка) останется небольшой шрам.
Кирилл всплеснул руками.
— Так… это… гитару забрать нужно, — сказал он. — А если её сломают? Схожу за ней…
— Ты с ума сошёл⁈ — сказал Артурчик.
Он встрепенулся, шагнул было к Кириллу. Но тут же снова скривил губы и снова сплюнул — вода в раковине окрасилась в красный цвет. Прохоров махнул рукой.
— Фиг с этой гитарой! — сказал Артурчик. — Новую куплю… дома. Давно пора: та уже совсем старая… была. Не жалко. Фиг с ней. Хорошо, что этот сумасшедший орангутанг меня не сломал. Просто повезло!
Прохоров сунул окровавленные руки под струю воды.
— И ничего не фиг! — произнёс Кирилл. — С какой это стати мы им подарим гитару? Ты с его женой целовался. Он тебя за это поколотил. Здесь всё понятно. Но гитара-то тут причём? Не получит он её. Подавится.
Кир дёрнулся к выходу — я придержал своего брата за руку.
— Стой, малой, — сказал я. — Угомонись. Не светись там. Пока эти дурочки и на тебя грехов не навесили. Они сейчас на кого угодно свои грешки спихнут. Останься в комнате. Присмотри за Артурчиком.
Кирилл нахмурился, произнёс:
— Серый, но там же гитара…
— Сам за ней схожу, — заявил я, — за этой вашей гитарой.
Мой младший брат смущённо насупился, закусил губу. Прохоров кивнул, ухмыльнулся и снова размазал по губам кровь. Я засучил рукава тельняшки и направился к двери.
* * *
Комнату работниц чулочной фабрики я бы нашёл, даже если бы забыл её номер. Кровавые следы чётко обозначили на полу жилого корпуса профилактория путь к ней. Но я не раз уже видел, откуда выходили подружки Кирилла и Артурчика (теперь уже бывшие). Женя и Любаша проживали на том же этаже, что и тульские парикмахерши. Вот только их комната находилась по другую сторону от соединявшей этажи лестницы. Поэтому я не особенно присматривался к кровавым точкам на полу — скорее, сторонился их, чтобы не поскользнуться и не испачкать обувь. Снова подумал о том, что «проверенные кадры» лучше «непроверенных»: с парикмахершами мы в прошлой жизни не знали тех проблем, какие преподнесли нам сейчас Женя и Любаша.
Около номера смоленских девиц я остановился, прислушался. Ухмыльнулся: услышал за дверью громкий мужской голос. В дверь я не постучал — вошёл без стука. Секунду потратил на оценку ситуации. Гитара Прохорова, Любаша, Женя и её муж-орангутанг — все четверо присутствовали в комнате. Целая и невредимая гитара притаилась в углу номера. Люба сидела на стуле около окна, изображала торшер или мраморную статую. Женя разместилась на кровати: забралась на неё с ногами, прислонилась спиной к стене, прижимала пальцы к уже налившейся синевой правой скуле. Похожий телосложением на тяжелоатлета мужик замер посреди комнаты. Он обернулся на звук моих шагов. «И правда, похож на обезьяну, — подумал я. — Но только не на орангутанга, а на гориллу».
В три шага я приблизился к мужчине и пробил «двоечку» ему в корпус. Гость из Смоленска произнёс: «Кхууууу!» И запоздало отвесил мне поклон. Я похлопал его по плечу — оно опустилось на уровень моего живота. Прошёл к гитаре, взял её в руки — убедился, что на ней ревнивый Женин муж свою ярость не вымещал. Подмигнул даже не пошевелившейся при моём появлении Любаше. Взглянул на Женю, полюбовался уже вполне оформившимся фингалом у неё под глазом. Покачал головой — Женя вздрогнула и вжалась спиной в стену, словно изобразила пантомиму «Цыпленок табака». Я заметил, что её муженёк уже почти восстановил осанку и силился то ли рыкнуть на меня, то ли надеялся меня по-дружески обнять. Шагнул к нему — ударил его по печени.
Гостя из Смоленска перекосило на бок.
Я взял мужика за чёлку — запрокинул его голову, посмотрел ему в глаза.
— Это тебе таблетка для памяти, — сказал я. — Чтобы ты запомнил: девчонок бить нельзя — даже если очень хочется, даже жену или тёщу.
Струны гитары завибрировали — я прижал их к своей ноге.
Музыкальный инструмент умолк — тишину в номере нарушали лишь всхлипывания Жени и сопение её муженька.
— Ты кто? — выдохнул мужик.
— Чёрный дембель, — представился я.
Забросил гитару на плечо и вышел из комнаты.
* * *
Утром в столовой за нашим столом царило упадочное настроение. Артурчик страдал из-за раны на губе. Ворчал о том, что на «эту дуру потратил столько сил и времени», а в итоге «всё напрасно». У Кирилла внезапно проснулось чувство вины перед Прохоровым. Мой младший брат вообразил: Артурчика не поколотили бы, если бы он не оставил его вчера в комнате работниц чулочной фабрики. А я думал о том, что не все перемены в этой новой жизни к лучшему. В прошлый раз наш отдых здесь не омрачался разбитыми лицами и рогатыми мужьями. В моей памяти об отдыхе в пансионате «Аврора» сохранились только позитивные воспоминания (во многом связанные с тульскими парикмахершами).
Оксана и две её подруги явились на завтрак раньше нас. Они заметили наше появление — прервали разговор, впились в меня внимательными взглядами. Я не подошёл к их столу — поприветствовал девчонок издали взмахом руки. Парикмахерши ответили мне милыми улыбками. Я отметил, что девчонок из Тулы сегодня будто бы не интересовала еда. Позабытый завтрак остывал в их тарелках. Девицы посматривали в нашу сторону и шушукались (пока мои соседи по столу ковырялись вилками в тарелках и совсем не по-мужски жаловались на жизнь). А я размышлял о прошедшей ночи и сравнивал впечатления от неё с теми, что остались у меня после прошлого посещения пансионата «Аврора».
— … Море, солнце, пляж, — говорил Кирилл, — а больше нам здесь ничего и не нужно. У меня есть Инга. У тебя — Наташа Торопова. У Серёги — эта его официантка из «Московского»… и Котова…
— Мне Наташка заявила, что до свадьбы «ни-ни», — сообщил Артурчик. — А когда она, та свадьба, будет? Я взрослый и здоровый мужчина! Тут, на море, полно взрослых женщин. И что ж мне теперь?..
Прохоров пожал плечами, прикоснулся к ране на губе.
— От Наташки не убудет, — сказал он. — Сама виновата! Да и не узнает она ни о чём… если вы ей не расскажете. На море потому и едут: за развлечениями. А во всем остальном наши пляжи на речке ничем не хуже морских.
— Скажешь тоже… — произнёс Кир.
— Скажу! — заявил Артурчик. — Если мы здесь до отъезда только в море плескаться будем — я с ума сойду от скуки. С Чёрного бери пример. Вон, как на него та блондинка посматривает.
Артурчик указал вилкой на Оксану.
— Сразу видно: твой брат шампанское не без пользы израсходовал, — сказал он. — Сегодня, небось, опять к ней пойдёт. А мы с тобой книжку про пиратов будем читать. Да, Чёрный?
Парикмахерши заметили наш к ним интерес — кокетливо поправили причёски, приняли «выгодные» (с их точки зрения) позы. Я отметил, что лица парикмахерш подкрашены косметикой, а причёски девиц уложены, словно для похода на светский раут. Девчонки стреляли в нашу сторону глазами, улыбались. Выглядели приветливыми и жизнерадостными, явно настроенными на общение… с нами. Будто позабыли о том, как отшили Артурчика всего пару дней назад. Я неспешно дожевал кусок творожной запеканки, запил его уже остывшим какао. Подумал о том, что неплохо «постарался» сегодня ночью, и что некоторые события из прошлой жизни стоили того, чтобы я их пережил снова.
