– Всё правильно ты говоришь, – согласился он. – Обложили ироды. Не тяну я свою долю расходов. В долги залез. А пайщики помалкивают. Одни сами едва справляются, другие Трапезникову в рот смотрят, а тот лишнего гроша просто так не даст. Только в обмен на мои паи. Вот и выжидает, пока я банкротом стану. Хочет корабль полностью прибрать к рукам.
– Вот я тебе и предлагаю по ручонкам его стегануть, – улыбнулся я.
Хозяин некоторое время молчал.
– Лёвка! – позвал он.
В комнату заглянула рыжая лохматая голова.
– Сбегай–ка, дружок, за Шишкиным. Скажи, мол, Никифоров по срочному делу кличет. Но только без суматохи пусть подойдёт. Да и сам смотри, тихонечко обернись, так чтобы ни одна душа не пронюхала.
Купеческий подручник кивнул и выскочил из избы.
– Эх, где ж ты раньше был, мил человек, – сказал Никифоров. – Теперь многое переиначивать поздно. Думаешь, не чувствовал я к чему дело идёт? Думаешь, не упирался? Ещё как! Но опоздал ты. Мы ещё зимой компанию сколотили. С Трапезниковым и Снегирёвым. Кроме них ещё с десяток купцов помельче в дело вошли. Надёжных среди них мало, а доверяю я одному только Петьке Шишкину. Этот не продаст. Но остальные спят и видят, как меня в могилу вогнать. Теперь уж этих упырей с горба не сбросить.
– Если их доля невелика, то пусть подавятся, – заметил я. – Главное корабль не уступать.
– Должен я уж больно много, – вздохнул купец.
– Выплачу и долги, – заверил я.
– Выплатишь? – с горечью усмехнулся Никифоров. – Мне, знаешь ли, особой разницы нет, у кого в долгах ходить. У Трапезникова, у Снегирёва или скажем у тебя. Ты сам–то, сколько паёв за помощь получить хочешь?
– Нисколько, – улыбнулся я.
– Как так?
Для тех, кто в танке, пришлось объяснить ещё раз: я предлагаю помощь без кабальных процентов, без отторжения или залога собственности. Корабль с командой мне нужны только на один рейс, но уж в этом рейсе я собираюсь использовать их на пределе.
– Я на паи не претендую. Покрою твою часть расходов и от долгов избавлю, какие ты уже наделал. Корабль, когда вернётся с промысла, полностью останется за тобой. Но во время похода галиот будет подчиняться мне без оговорок.
– И всё? – недоверчиво хмыкнул он. – А с долгами как разойдёмся?
– Проще простого, – улыбнулся я. – Поскольку я сам в вояж иду, то заберу всё, что мне причитается из твоей доли промысла. Прямо на островах заберу, но по здешним ценам, а то и по охотским.
На такую благотворительность Никифоров не надеялся. Своевременная помощь оставляла его в бизнесе, мало того возвращала главенство среди акционеров. Причём никакого дополнительного риска. Если корабль сгинет, то и кредитор вместе с ним. Однако купцу было трудно поверить в выгодную сделку без какого–либо подвоха. Терзали его сомнения. Долго терзали.
– Тогда скажи, зачем оно тебе надо? С твоими деньжищами, я так понимаю, ты и без меня легко обойдёшься. Слышал, у тебя ещё не один галиот в постройке.
– А время? Пока ещё те корабли построят, а на деньжищах не поплывёшь. А люди? Нет людей! Мне без помощи камчатских промышленников далеко не уйти. А они всё думают, как бы лишний кусок ухватить. Вот когда увидят, что без них обхожусь, небось, сами забегают. Затем и к тебе обратился, чтобы эту шайку на место поставить.
Не знаю уж, что повлияло на решение больше, коммерческий расчёт или желание расквитаться с хищниками, но Никифоров в конце концов согласился.
– Только вот что, – сказал он. – На "Иулиане" Шишкин передовщиком пойдёт. Так и тебе легче будет с народом управиться, да и мне спокойнее.
Лёгок на помине, появился Шишкин. Его я уже видел в "салуне". В отличие от компаньона он не чурался купеческих пьянок.
Мне пришлось вновь обрисовать общие планы, а Никифоров изложил конкретные предложения, несколько сместив акценты. Про Трапезникова и прочих кредиторов купец не помянул вовсе, а напирал на богатую добычу, которой якобы и соблазнился.
– Передовщиком пойдёшь? – спросил он Шишкина.
– С Глотовым?
– С Глотовым.
– Пойду, – кивнул Шишкин.
– Вот и ладно, – Никифоров повернулся ко мне – Раз такое дело, думаю, тебе стоит ещё с Кочмарёвым поговорить. Он человек свободный, на Трапезникова не больно оглядывается. "Троицу" свою почти достроил и люди у него есть.
– Видел его лодочку, – я нарочито поёжился. – На ней по реке боязно сплавляться.
– Ты Кочмарёва не знаешь, – усмехнулся Шишкин. – Он и на щепке может в море пойти, если удачу почует. А удачу он чует как пёс камчадальский вонючую рыбину, оттого и жив до сих пор.
– Что ж, поговорю. Заодно и запах удачи проверю.
– Ещё Деридуба позови, – добавил Шишкин.
– У него тоже корабль свой?
– Корабля у него нет, но с людьми ладить умеет, – сказал Никифоров.
– Ты Василия своего расспроси, – улыбнулся Шишкин.
Что я за вечерним столом и сделал.
– Не пойдёт с нами Деридуб, – буркнул Оладьин.
– Почему же?
– Дуба он раньше даст. Пусть только появится здесь.
– Чего же вы не поделили?
Оладьин отмахнулся.
– Девку они не поделили, – вмешался Чекмазов.
– А тебя не спрашивают, – огрызнулся зверобой.
– Ты, Вася, не ершись, – осадил товарища хозяин. – Сразу надо было разбираться, а после драки нечего кулаками махать. Раз тогда отступил, то что уж теперь вспоминать. Тебя местные подзуживают, а ты им на потеху смертоубийство учинишь. Или чего хорошего тебя Деридуб прихлопнет, он ведь тоже не дохляк.
– Прям уж, – хмыкнул зверобой.
– Ладно, – вздохнул я. – Деридуба вычёркиваем.
***
Возвращение долга Никифоров обставил как настоящий режиссёр. Сценой послужила корчма, зрителями – её завсегдатаи, актёрами предстояло стать ему самому и Трапезникову. Конечно, я не мог пропустить такого шоу и заранее занял место в первом ряду, прихватив на представление Комкова и Яшку.
Никифоров пришёл позже нас и уселся отдельно. Заказал какую–то похлёбку, но почти не притронулся к ней. Имея на руках мощный козырь, купец, однако, заметно нервничал. Посетители же поглядывали на него с любопытством. Никифоров слыл нелюдимым, и его появление в корчме уже само по себе привлекало внимание. Кое–кто, почувствовав грядущее представление, не спешил уходить, даже покончив с обедом. Предчувствие передалось остальным. Так что когда, в окружении свиты головорезов и сображников, наконец, ввалился Трапезников, "салун" оказался заполненным почти до отказа. Аншлаг, так сказать.
Трапезников заметил и нас и своего должника, наверняка ощутил и висящее в корчме как табачный дым и вместе с табачным дымом напряжённое ожидание. Но виду волчара не подал. Стая двинулась к собственному столу, который никто не смел занимать даже при нехватке мест, расселась, повинуясь какому–то внутреннему регламенту. Андрюха уже носил миски, блюда, кувшины, кружки. Но сыграть до конца у ватаги не получилось. Необычная атмосфера и любопытные взгляды со всех сторон всё же озадачили хищников и вместо обычного шума, гогота, они приступили к трапезе молча.
Это видимо приободрило Никифорова, и он вышел на сцену. Твёрдым шагом подошёл к столу кредитора, спины головорезов привычно раздвинулись, и он сел, отодвинул брезгливо чужую миску.
– Ты чего сюда пришёл, Ваня? – засмеялся Трапезников.
Смех его прозвучал в полной тишине.
– Поговорить, – спокойно ответил тот.
– Ну, говори.
– На будущий год собираюсь на промыслы корабль отправить.
– Хорошее дело, – кивнул Трапезников. – Но его следует всем вместе решать.
– Давай решать, – согласился Никифоров. – Корабль достраивать нужно. И на промыслы выходить. Сгниёт ведь, если дальше ждать будем. Достроить сейчас проще, чем потом чинить.
– Кто же спорит? – согласился купчина. – Да только что же тут сделаешь? На всё средства нужны.
– Я нашёл на достройку средства. А поскольку корабль мой и паёв за мной больше, то мне и решать.
