«тигль», — и греющуюся над ней, держащуюся на стойке с помощью специального зажима, колбу с ярко-голубым раствором. В колбу с разных сторон были воткнуты прозрачные трубки, в неё что-то то ли втекало, то ли вытекало, а время от времени принимался валить пар — в общем, сам чёрт ногу сломит, понятия не имею, как Сеприт в этом разбирался. Лично я часы-то увидел не сразу.
То есть, увидел сразу, но не сразу догнал, что это часы. Никаких тебе цифр или стрелок — боже упаси, такие приблуды для слабаков, наверное. На столе стояли два воткнутых друг в друга стеклянных конуса. Из верхнего конуса в нижний тонкой струйкой сыпался песок. Видать, как весь пересыплется, так и конец эксперименту. Как говаривал наш жестянщик Палыч, туши горны, завтра докуём.
Сколько, Сеприт сказал, ждать-то ещё — два с половиной часа?.. Ох, чует моё сердце, а ещё больше — хребет, что хрена лысого я столько прожду! Уползать надо — на корабль, к Шарлю. Если не хочу совсем развалиться.
Я попробовал встать, и с ужасом понял, что не могу. Вот, прям вообще. Каждое шевеление ног отдавало дикой болью в спине, если бы я так не стремался — на крик бы орал.
Диана, зараза, куда ж ты делась, когда так нужна? Хрен с ним уже, с твоим Сепритом, помоги до корабля доползти! Там Шарль, там братуха Филеас с животворящим раствором. Ворон, опять же — птица вещая. Махнёт правым крылом — Костя на ноги встанет. Махнёт левым — тут уже глюки посильнее попрут… Блин, только бы не яйцом возродиться, только бы не яйцом! И Диану я так и не поцеловал. А если яйцом возрождусь, то и не смогу уже…
— Константин Дмитриевич, — откуда-то из навалившейся темноты позвала вдруг Диана.
— Дура, — сказал я, — иди сюда. Мне, может, жить-то осталось — всего ничего. Ты меня, может, до корабля-то не дотащишь, — притянул её к себе и впился губами в губы.
Пару секунд всё шло отлично, а потом мне съездили по морде.
— Константин Дмитриевич, вы что!
Я открыл глаза и увидел взбешённую Робин.
— Что вы себе позволяете?!
— Помираю, — объяснил я. Попробовал приподняться и не смог, рухнул на пол. — А Диана — чёрт её знает, куда делась… В общем, так. Если не найдёшь Диану, беги на пустырь. На двух недотроллейбусах отсюда, последняя остановка. Свалка там ещё здоровенная — знаешь?
— Знаю, — всхлипнула Робин, — микрорайон «Зелёные дали».
— Гринписовки собираются, что ли?
— Что, простите?
— Ничего. — Я понял, что сил на стёб уже не хватит, и сосредоточился на главном. — Сойдёшь с троллейбуса, там над свалкой ворон круги наматывает — здоровый такой, чёрный, Гримуэля ждёт. Издали его увидишь. А если повезёт, то, может, неподалёку и Филеас шастает. Филеас — это кошкодевка с рыжим хвостом и сиреневыми волосами, звать Фионой. Беги к ней и ворону, скажи — Косте пипец хреново, раствор нужен. Поняла?
— Вы бредите? — с надеждой заглядывая мне в лицо, спросила Робин.
— Беги, — чувствуя, что повторно озвучить инструкции уже не смогу, сказал я. — Прямо сейчас беги, без раствора я дольше часа не протяну! Свалка. Ворон. Кошкодевка… — И вырубился.
… Мы теперь уходим понемногу
В ту страну, где тишь и благодать.
Может быть, и скоро мне в дорогу
Бренные пожитки собирать, — было первым, что я услышал, когда начал очухиваться.
Подождал. Унылые завывания продолжились:
Милые березовые чащи!
Ты, земля! И вы, равнин пески!
Перед этим сонмом уходящих
Я не в силах скрыть своей тоски.
Я решил, что с тоской перебор, и возмутился:
— Алё! Я ещё не помер, вообще-то.
Фиона взвизгнула:
— Очнулся!.. Диана, Шарль! Костя очнулся!
— Я же сказал, минут сорок, — проворчал Шарль. — Сорок минут и прошло. Всё правильно.
Я разлепил глаза. Увидел, что лежу на койке в своей каюте, а рядом шевелятся рыжие кошачьи уши.
— Ну, как ты? — Фиону отодвинула Диана.
— Норм. — Я попытался сесть.
Диана вцепилась в плечо, помогла.
— Где Сеприт? Он меня уже вылечил? — Я закинул руку за спину. Рука нащупала проклятые болты. — Блин…
— Блин, — кивнула Диана. — А Кристиан в тюрьме, его надо как-то вытаскивать. Вся надежда на тебя.
Вот, интересно — я хоть когда-нибудь в этой проклятущей Сансаре очнусь так, чтобы на меня была не надежда, а что-нибудь другое?
— Как вы себя чувствуете, Константин Дмитриевич?
Ну, как обычно, блин. То ни одной не дозовёшься, то все вокруг столпились. И хоть бы одна — голышом.
— Спасибо, Робин Генриховна, прекрасно. Сейчас вот, пороховницы порохом набью — и готов дальше за вашим ненаглядным Сепритом бегать. Как ты его упустила-то? — Я повернулся к Диане. — Всего-то пара агентов, и те — сиди, я сам открою! Даже я бы справился.
— Я бы тоже справилась, — огрызнулась Диана, — но Кристиан запретил.
— То есть? — обалдел я.
— Ну, он увидел меня на улице. Понял, что я готова вмешаться — и подал мне знак, запрещающий нападать. Категорически. За те годы, что мы были вместе, у нас сложился свой язык жестов. Приказ Криса был однозначным, ошибиться я не могла.
— И что это значит? — заинтересовался я. — Захотелось пацану тюремной романтики?
Диана пожала плечами:
— Понятия не имею. Думала, ты объяснишь, я-то с Крисом и словом не перемолвилась. А от этой ду… гхм, Робин Генриховны, толку никакого.
— Я рассказала вам всё, что услышала от Сеприта, — обиженно проговорила Робин. — Не понимаю, чем тут может помочь Константин Дмитриевич, который слышал ровно то же самое! А если вы, уважаемая Диана, сомневаетесь в моих умственных способностях…
— Не ссорьтесь, девочки, — попросил я. — Занимайтесь любовью, а не войной.
— Вот и я говорю, — вмешалась Фиона. — Мы должны быть благодарны Робин Генриховне за то, что позвала нас на помощь!
— Оррррррала, — сообщил ворон. Он, оказывается, сидел на дверной ручке. Взмахнул крыльями, изображая, очевидно, орущую Робин: — Каррраул! Помирррррррррррает!
— Простите, что не поверила вам, Константин Дмитриевич, — покаялась Робин. — Когда вы начали говорить про ворона и девушку-кошку, решила, что у вас начался бред. Прибежала сюда,
