пламени, жерло вулкана.
Мне пришлось хорошенько присмотреться, чтобы выцепить среди разрухи кусочки Распрея. Ошмётки каменной статуи подрагивали и силились снова собраться воедино. Я положил на ближайший из них лапу и стал поглощать заключённую в него туманность.
В мою душу устремилась тонкая струйка серой энергии.
«Только кошмар может одолеть кошмар…»
Верно.
Но ещё вернее будет сказать, что только кошмар может «поглотить кошмар».
В некотором смысле мы, кошмары, действовали по принципу гравитации. Более сильные поглощали более мелкие. Для этого нужно было только хорошенько потрепать нашу материальную оболочку.
Вот почему сперва мне пришлось уничтожить статую Распрея. Она была не более чем аватаром его туманности, и тем не менее, чтобы её использовать, ему пришлось наполнить её своей силой. Сейчас эта сила была разбита на мелкие кусочки, которые я мог без особого труда проглотить.
Я стал хватать увесистые камни и поглощать заключённый в них туман.
Серое море внутри моего сознания стремительно сгущалось.
Сперва оно состояло из рыхлого тумана; потом он сделался непроницаемым, как тучи, и начал постепенно обращаться вихрем.
Я увлечённо наблюдал за происходящим, в то время как мои действия превратились в механический процесс. Наконец я почувствовал, как туман внутри меня точно перешёл в новое агрегатное состояние, а затем стал стремительно разливаться в мои конечности.
Я преодолел границу восьмого ранга, и теперь моя оболочка стремительно менялась под напором новоявленной силы.
Вскоре я понял, что теперь всё было немного иначе. Мой туман оказался на своеобразном перепутье. С одной стороны, моё тело стремилось вширь, и я чувствовал, что, если дам ему волю, оно разрастётся до титанических размеров, а с другой мои мышцы наоборот сжимались и становились более концентрированными.
Я оказался на железнодорожном перепутье и мог повернуть вилку либо в одну, либо в другую сторону. Причём сделать это следовало как можно скорее — поезд гремел уже совсем рядом, разливая на меня разрушительный свет своих фар.
Наконец я решил рискнуть и позволить своему телу расти.
В следующую секунду земля стала стремительно удаляться. Мне было знакомо это чувство. Я испытывал его каждый раз, когда поднимался в небесную высь на своих крыльях — только теперь всё было более плавно.
Мои когти стали зарываться в обугленные камни; мой хвост что-то с грохотом снёс на пути своего роста. Мне приходилось отчаянно разводить лапы в стороны, чтобы не упасть, и в один момент я поломал фасады нескольких вил с левой и с правой стороны площади.
Благо, обычные люди в это время уже находились на приличном расстоянии. С истовым трепетом в глазах наблюдали они за моей метаморфозой.
Наконец всё закончилось. Я сморгнул и невольно удивился грохоту и силе, с которой опустились мои веки.
Я сразу почувствовал разницу между СТРАЖЕМ, который хотя и был созданием биологическим, представлял собой просто сплетение мышц и костей, и настоящим гигантским живым существом, у которого были лёгкие, вбирающие настоящие вихри, и сердце, качавшее кровь с такой немыслимой силой, что, и я в этом уверен, стоит мне приставить обыкновенного человека к своей грудной пластине, и у него лопнут барабанные перепонки.
Чтобы привыкнуть к этому потребовалось некоторое время.
Минуту спустя я приподнял голову и внимательно осмотрелся.
С моей «высоты» открывался прекрасный вид на городскую застройку.
Я увидел выжженную и почерневшую площадь, пыльные руины и людей, которые толпились на улицах и на крышах и смотрели на меня благоговейными взглядами.
— Распрей… пал! — прогремел мой ужасный стальной голос, от которого облачная гуща развезлась, и среди рваных облаков замерцали звезды.
Затем я взмахнул крыльями, поднимая ураган, от которого по земле покатились камни, немного приподнялся и стал стремительно сжимать свою туманность; через несколько секунд я снова превратился в обыкновенного золотого дракона и устремился в императорский дворец.
По возвращению в тайную комнату я обнаружил труп Распрея на его престоле.
Мрачный, неподвижный, словно старый паук, восседающий среди своей паутины — он казался мёртвым, и следовало хорошенько присмотреться, чтобы заметить красные огоньки, мерцающие в темноте его глазниц, словно звёзды в пасмурную ночь.
Я прищурился.
Теперь я понимал, что именно представляет собой Распрей.
Его нельзя было назвать порождением кошмара, какими были боги Файрана или Белых хлад.
Не был он и Владыкой кошмара.
Между первыми и вторыми пролегала определённая грань.
Порождения кошмара были производными от серого тумана и человеческого сознания; в свою очередь Владыки повелевали и первым, и другим.
Первые определялись туманом — вторые определяли его сами.
Распрей смог превратить себя в божество, но воля его так и осталась запертой в телесной оболочке. Он завис на пограничье между порождением, кошмаром и обыкновенным человеком, и даже удивительно, что, несмотря на столь рассеянное существование, в его глазах не было ни толики безумия, но лишь предельная рассудительность.
Его сморщенный, безгубый рот приоткрылся и наружу стали выползать насекомые; за ними последовал голос:
— Чего… ты… хочешь?
— Спросить.
Тишина.
— Это я поведал тебе про этот ритуал?
— Да.
— Ты провёл его в точности?
— Да.
— Ты знаешь, почему он провалился?
Этот вопрос казался мне необычайно важным. Почему Распрей не преуспел? Почему не сделался настоящим Кошмаром? Очевидно, что сам ритуал мой протеже, Золотые крылья, позаимствовал из моих воспоминаний о гробнице Фантазмагорикуса…
— Я… не… знаю…
— Что именно ты сделал?
Распрей помолчал с минуту… И заговорил.
О том, как жрицы медленно, но верно проповедовали его веру; как он превращал себя из фигуры царской в фигуру божественную; как придумал ритуалы, по причине которых каждая аудиенция у Божественного императора стала напоминать церемонию или молитву… О жертвах, которые сперва были добровольцами, затем преступниками, а затем — простыми невинными людьми.
Им рубили ноги, руки… К ним применяли раскалённую сталь, постепенно снимая расплавленную кожу и выжигая глаза, и оставляя на всю оставшуюся — непродолжительную — жизнь наедине с болью и безграничным ужасом…
Сколько погибло по приказу Распрея? Считать это было бессмысленно. Много. Очень много. И всё же он, Он, был настоящим божеством, — с этими словами чахлый труп заскрипел и попытался выпрямить спину:
— Я научился убивать без… разбора… Я не разбирал… Свои… Чужие… Верные… Добрые… Злые… Или мои дети. Я был истинный бог…
Верно.
Распрей стремился стать настоящим божеством — ради этого он перебил в том числе своих наложниц и детей. Ему не нужны были наследники. Он хотел сам, целую вечность, править на престоле в небесах…
У него не вышло. Но почему? Он провёл ритуал следуя всем указаниям Золотых крыльев, и в итоге
